Страница 50 из 125
Еще одно государство болгар возникло в Среднем Поволжье и Прикамье. Нет никаких сведений о времени и обстоятельствах его возникновения. Предположения на этот счет колеблются в пределах середины VII в. по середину VIII в. (или даже начало IX в.). Предпочтительнее, впрочем, разделять дату возможного переселения болгар в Поволжье (скорее всего, вторая половина VII в.) и дату возникновения там нового государства, находившегося в вассальной зависимости от хазар. На последнее, в частности, указывает титул государя болгар, зафиксированный мусульманскими источниками, — йылтывар, т. е. эльтебер, древнетюркский титул зависимого от хана главы племени или племенного союза. Этот титул государь болгар носил еще в начале X в.
Источники довольно единодушны в описании племенного состава болгарского государства. Кроме собственно болгар упоминаются еще два племени — сувар и эсгель, равноправные с болгарами, хотя их князья и были вассалами эльтебера. В обоих этих этнонимах без труда прослеживаются уже знакомые сабиры (савиры) греческих источников и известное по древнетюркским и китайским источникам огузское (ретросп. огурское) племя изгиль/эзкель. Наряду с болгарскими племенами в состав Болгарского царства входили финно-угры, прежде всего племена югра и вепсов (юра и вису мусульманских источников).
Именно мусульманские источники, наряду с древнерусскими летописями, сохранили наиболее подробные сведения о государстве болгар в Поволжье. В частности, подчеркнуто отмечен такой важнейший в истории болгар фактор, как посредствующее положение между славянами и хазарами. Контроль на верхней части волжского торгового пути в страны Средней и Передней Азии и главная роль в торговле мехами предопределили относительно быстрое хозяйственное развитие Болгарского царства. Политические и экономические интересы государства подтолкнули одного из болгарских государей, Алмуша (по реконструкции имени О. И. Смирновой — Эль Алмыша), сына Шилки, к принятию ислама. С этой целью было инициировано прибытие в ставку болгарского царя посольства багдадского халифа (922 г.), секретарем и историографом которого был Ахмед ибн Фадлан.
Лишь монгольское завоевание насильственно прервало существование этого процветающего государства в Поволжье, хозяйственные и политические амбиции которого были унаследованы не столько Золотой Ордой, сколько позднейшим Казанским ханством, но в совершенно иной геополитической обстановке [Хузин].
Еще более неясна, чем в случае с болгарами, ранняя история хазар, создателей одного из самых могущественных государств на западе евразийских степей. Хазарская традиция в сохранившемся доныне виде почти не содержит воспоминаний о далеком прошлом. Во всяком случае, в письме царя хазарского Иосифа, кроме генеалогического древа потомков Тогармы, замечается, что предки хазар были малочисленны и «они вели войну за войной с многочисленными народами, которые были могущественнее и сильнее их» [Коковцев, с. 92].
Если не принимать во внимание анахроническое упоминание хазар у Мовсеса Дасхуранци, первая, достоверная фиксация этого этнонима, относящаяся к середине VI в., содержится у Псевдо-Захария Ритора в списке тринадцати народов «живущих в шатрах» [Пигулевская, с. 163; Czegledy, с. 239–246]. Список охватывает перечень народов, обитавших в степях, на Северном Кавказе и в Средней Азии, что не позволяет определить места обитания хазар, упомянутых там на седьмом месте. А. П. Новосельцев относит первые появления военной активности хазар к 90-м гг. VI в., но, по мнению М. И. Артамонова, самостоятельно хазары проявили себя лишь в середине VII в. [Новосельцев, с. 86, Артамонов, с. 171].
Все это, однако, сведения и соображения достаточно общего характера. Едва ли не единственными конкретными упоминаниями о начале хазарской истории в византийской и ближневосточной историографии остаются два взаимосвязанных сообщения в «Хронографии» Феофана и «Бревиарии» Никифора (начало IX в.). Вот сообщение Феофана: «…После того, как они (болгары) разделились таким образом на пять частей и стали малочисленны, из глубин Берзилии, первой Сарматии, вышел великий народ хазар и стал господствовать на всей земле по ту сторону вплоть до Понтийского моря» [Чичуров, с. 61]. Здесь, по крайней мере, определены исходные даты — вскоре после смерти Кубрата и исходная территория хазарской экспансии.
Местоположение Берсилии (Берзилии) не раз обсуждалось в специальной литературе. Наиболее полные сводки на этот предмет составлены П. Голденом [Golden, 1980, с. 143–147] и А. В. Гадло [Гадло, с. 65–68]. Берсилию обычно локализуют на Северном Кавказе, но А. В. Гадло, опираясь главным образом на «Географию» Анания Ширакаци (конец VII в.), убедительно показал, что в начале VII в., когда барсилы были впервые упомянуты Феофилактом Симокаттой, их коренной территорией был так называемый «Чёрный остров», т. е. земли в междуречье Кумы и Волги, лучшие пастбища Северного Прикаспия. В то время хазары были частью барсилов, но к концу VII в. ситуация поменялась — хазары полностью подчинили барсилов, а старшей женой хазарского кагана была женщина «из народа барсилов» [Гадло, с. 62]. Представление об изначальной генеалогической близости барсилов и хазар сохранилось в мусульманской этногеографической традиции [Там же].
Еще более скудные сведения о хазарах содержит иная группа источников — китайская историография, а также один из текстов сериндийского круга. В перечнях уйгурских племен VII–VIII вв. сочинения, относящиеся к танскому своду источников, упоминают племенное название коса, надежно реконструируемое синологами как касар/казар [Hamilton, с. 3]. В среднеперсидском тексте из Турфана (Махрнамаг, 825 г.), упомянут один из вождей племени — Хазар-тегин [Golden, 2000, с. 292].
Выше была изложена самая общая схема событий V–VI вв., подтвердить которую какими-либо сведениями и конкретными указаниями источников еще недавно не представлялось возможным. Но теперь обозначился первый информационный просвет.
В 1969 и в 1976 гг. возглавляемый мною отряд Советско-монгольской историко-культурной экспедиции обнаружил в Северной Монголии в Хангайской горной стране две стелы с древнетюркскими руническими надписями. По названиям рек, в долинах которых были сооружены стелы, памятники были названы Терхинским и Тэсинским. Оба памятника были разбиты и сильно пострадали от эрозии. Тем не менее, сохранившиеся части текста донесли до нас крохи бесценной информации не только актуального, но и историографического характера [Klyashtorny, 1982, с. 335–366; Klyashtorny, 1985, с. 137–156]. Обе стелы были воздвигнуты по повелению первых государей возникшего в 744 г. Уйгурского каганата — Элетмиш Бильге-кагана и его сына Бёгю-кагана — 753 г. (Терхинская) и в 762 г. (Тэсинская).
Историографические разделы обеих надписей, насколько можно судить по сохранившимся фрагментам, достаточно близки по содержанию. Главная идея историографических разделов этих текстов, казалось бы, парадоксальна — уйгурские каганы VIII в., чьи владения находились в Монголии и Туве, считали себя наследниками и преемниками древних вождей, которые возглавляли огуро-огузские племена евразийских степей за сотни лет до них. И оба уйгурских государя, именовавшие себя каганами «десяти уйгурских (племен)» и «девяти огузских (племен)», сочли нужным напомнить об этом своим соплеменникам и своим подданным в высеченных на камне надписях-декларациях. Они возвеличили тех, кто возглавлял племена и создавал Эль-кочевую империю, и осудили других, разрушавших Эль в междуусобицах и межплеменных войнах. Память уйгурских историографов охватила несколько эпох созидания и разрушений Элей, охватила более чем полутысячелетний период.
В начальных строках история сливалась с мифом о сотворении и легендами о каганах-основоположниках: «Когда в давние времена были сотворены [Голубое Небо вверху и Бурая Земля внизу, между ними обоими возникли сыны человеческие. Над сынами человеческими] уйгурские каганы на царство сели. [Они были] мудрые и великие каганы. [Триста лет] они на царстве сидели, триста лет тем своим Элем правили. Потом их народ погиб» (Тэс., стк. 7–8).