Страница 3 из 83
Личность переписчика этой книги представляет значительный интерес, поскольку в истории персидской литературы многое вышедшее из-под его пера обычно сопровождается словом "первый". Именно он написал первое подражание-дополнение гениальному творению Фирдоуси — героико-эпическую поэму Гаршасб-наме ("Книга о Гершаспе"), став как бы родоначальником целого свода так называемых циклических поэм[13]]. Она была начата Асади в 456/1064 г., а завершена в 458/1066 г. в Нахчеване при дворе тамошнего правителя эмира Абу Дулафа Дайрани. Пробовал он свои силы также в столь своеобразном жанре, как муназаре — ода-прение, сочинив пять подобных од. Они не датированы, но какие-то из них были написаны им еще до его приезда в Нахчеван, поскольку в колофоне отмеченной выше "Фармакологии" он называет себя поэтом (аш-ша'ир). Наконец, после Гаршасб-наме он составляет Лугат-и фуре ("Лексикон персидского языка"), остающийся самым ранним толковым словарем, равно как и словарем рифм в обширной лексикографической персидской литературе.
С именем этого крупного представителя культуры Ирана связан курьезный случай, относящийся, впрочем, уже к истории иранистики. Опираясь на путаное и весьма далекое от истины сообщение биографа конца XV в. Даулат-шаха Самарканди и интерпретируя его на свой лад, немецкий иранист X. Эте выдвинул гипотезу о существовании двух Асади — старшего и младшего. Первого, Абу Насра Ахмада б. Мансура, он счел автором муназаре, а второго, Али б. Ахмада, — создателем поэмы Гаршасб-наме и "Лексикона". X. Эте считался маститым ученым, поэтому его препарирование имени поэта было воспринято специалистами без должного критического отношения. И лишь спустя 52 года советский ученый К. И. Чайкин блестяще доказал всю надуманность гипотезы X. Эте и восстановил в полном смысле слова истину, т. е. существование единственного Асади, а не двух [148, с. 158]. В заключение хотелось бы обратить внимание на немаловажное обстоятельство: ведь "Фармакология" была переписана не профессионалом-писцом, а профессиональным литератором и ученым. Подобные примеры очень часто встречаются в истории персидской книги, и мы будем не один раз говорить об этом. Конечно, можно предположить, как это делает Е. Э. Бертельс [24, с. 78], что Асади переписал этот список, находясь в стесненном материальном положении. Мы же склоняемся к мысли, что "это было вызвано его личными научными интересами" [24, с. 78]. Образованные люди той далекой эпохи всегда отличались известной широтой интересов и энциклопедичностыо своих знаний. И именно таким человеком был Али б. Ахмад ал-Асади из Туса. Наконец, с точки зрения палеографии этот список вызывает интерес не только индивидуальной манерой исполнения, но и помогает уяснить пути появления округлого курсивного почерка. Известно, что в XI в. этот почерк окончательно возобладал при изготовлении списков Корана (до этого времени преобладали прямолинейные и угловатые почерки). Именно рукопись Китаб ал-абнийа со всей очевидностью показывает нам, как сугубо корани- ческий почерк стал использоваться в Иране при переписке светской литературы[14]].
Спустя почти три десятилетия на востоке иранского мира — в Восточном Хорасане или в Мавераннахре — была переписана 24 шаввала 473/7 апреля 1081 г. часть сочинения бухарца Мустамли (ум. 434/1042) Hyp ал-муридин ва фазихат ал-мудда'ин ("Свет для последователей и позор для притязающих"). Это сочинение представляет собой комментарий на известный труд по суфизму Китаб ат-та'аруф ли-мазхаб ахл ат-тасаввуф ("Книга пояснения по верованию суфиев"), написанный имамом Абу Бакром Мухаммадом ал-Калабади (ум. 380/990) — соотечественником комментатора. Этот список — второй из старейших, — так же как и первый, переписан на бумаге[15]].
Там же, в Бухаре, при династии Саманидов было создано еще одно руководство по медицине, посвященное анатомии человека, его болезням и их лечению. Известный врач Абу Бакр Раби' б. Ахмад Ахавайни ал-Бухари, представитель медицинской школы Мухаммада Закарийа Рази (ум. 5 ша'бана 313/26 октября 925) и ученик Абу-л-Касима Мукана'и, решил обобщить свой тридцатилетний опыт врачевания и написал в 60-70-х годах X в. Китаб ал-хидайат ал-мута'аллимин фи-т-тибб ("Наставление обучающимся медицине") для своего сына, тоже врача. Оно дошло до нас в трех очень старых копиях, одна из которых датирована раби' I 478/июнь-июль 1085 г. и, таким образом, является третьим из старейших списков на персидском языке[16]]. В свое время эта книга была приобретена одним врачом по имени Абу Талиб б. Мухаммад б. Аби Зайд аттабиб, оставившим две специальные пометы в начале и конце рукописи. В одной он отметил, что 18 раби' II 682/16 июля 1283 г. выправил рукопись по более точному экземпляру, а в другой помете, датированной 710/1310-11 г., он записал, что передает книгу своему сыну Хусайну, начавшему врачебную практику[17]].
Таковы три самые старые датированные персидские рукописи (1056, 1081 и 1085 гг.). Заметим, что арабская книжность знает еще более древние списки, из которых старейшим является список, переписанный в 846 г., т. е. более чем за два столетия до Китаб ал-абнийа. Для сравнения укажем, что старейшая русская рукописная книга — Остромирово Евангелие (собрание ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде) — была переписана на пергамене 12 мая 1057 г.
Видимо, следует еще раз напомнить, что здесь мы говорим главным образом о рукописях, в том числе, естественно, о старейших списках, а не о ранних произведениях персидской словесности. Это неадекватные понятия, и рукописи моложе сочинений, в них представленных, более чем на двести лет. Конечно, было бы идеально, если бы известные памятники дошли до нас в списках-автографах либо в прижизненных автору рукописях. Сколько бы тогда было снято мучительных вопросов, смелых гипотез и головокружительных построений! Увы, этого не произошло. До нас дошли ранние произведения (не самые ранние) многообразной и обширной персидской литературы, но дошли в сравнительно поздних копиях, изрядно попорченные многовековым процессом переписки. Сколько бы мы ни сравнивали oсписков одного и того же сочинения, мы никогда не найдем хотя бы двух его идентичных текстов. С этой точки зрения каждая рукопись уникальна (если бы это было не так, то отпала бы необходимость в сложной й тонкой профессии текстолога).
Большая часть сохранившихся персидских рукописей XI в. светского содержания: это — четыре списка медицинских сочинений, два — по астрономии, два — по лексикографии, один — по математике, два — по кораническому экзегезу и один — по суфизму. Такое соотношение теологии и суфизма с другими жанрами (1:3) удивительно лишь на первый взгляд. Дело в том, что основным языком богословских сочинений был арабский язык, и эта традиция сохранилась в среде духовенства вплоть до недавних дней. Вместе с тем указанная выше цифра чрезвычайно мала даже в сравнении с числом известных нам и сохранившихся в поздних копиях сочинений. Например, Ж. Лазар в своем исследовании рассматривает 51 прозаическое сочинение разных жанров для X-XI вв. (9 и 42 соответственно)[18]]. В русском переводе труда Ч. А. Стори для этого же периода отмечено 18 сочинений коранической и исторической литературы (4 и соответственно) [130, III, с. 1755]. Семь из этих сочинений невошли в исследование Ж. Лазара (трактаты по рецитации и: пунктуации Корана). Подсчета стихотворных произведений никто не производил, но можно с уверенностью сказать, что их число, несомненно, в несколько раз превышает число прозаических.
Сравнительно небольшое число прозаических сочинений (главным образом научного характера), созданных в Иране на персидском языке в первые века ислама, можно объяснить не только тем, что определенная их часть просто не сохранилась, и погибла в результате стихийных бедствий, в огне пожаров; вражеских нашествий, разорений и лихолетья междоусобных войн, а также не только тем, что не обладавший достаточно высоким качеством писчий материал не устоял перед испытанием временем.
13
К. И. Чайкин весьма точно определил Гаршасб-наме как "типичную героико-эпическую поэму, представляющую собой в персидской литературе последний образец жанра, высшим выражением которого является "Шахна-мэ" [148, с. 158-159
14
Следует заметить, что именно персидским переписчикам обязано арабское письмо широкому введению в повседневную практику округлого и курсивного почерка, каковым является почерк насх. Впоследствии эта практика была распространена на переписку Корана. Тем самым попытка пуристов-богословов, требовавших канонизации угловатых почерков, которыми писались ранние Кораны, и распространения этого положения на всю последующую практику их переписки (требование богословов было выдвинуто вслед за кодификацией текста Корана и канонизацией его чтения), потерпела неудачу. Последнее открыло двери широкому совершенствованию и развитию почерков, поскольку, если бы почерк стал каноном, он не мог бы развиваться и модифицироваться. Напомним, что самый ранний известный нам список Корана, исполненный почерком насх, происходит из Ирана. Он датирован 427/1036 г. [153, с. 83
15
[178, с. 69]; этот список содержит комментарии к т. II и началу т. III труда ал-Калабади и в настоящее время находится в Карачи, в Национальном музее Пакистана [108, с. 20-25; 89, с. 3-4
16
[178, с. 48-49
17
[173, с. 6-11 и 45-46 (предисловие)
18
[178, с. 36-118]. Ж. Лазар (там же, с. 33) совершенно справедливо, как впоследствии показал Ч. А. Байбурди, не включил в свою работу персидский перевод арабского сочинения Ас-савад ал-а'зам фи-л-калам, написанного в Бухаре имамом Абу-л-Касимом Самарканди (ум.. 342/953-54) (подробнее см. 118, с. 154-155]). Сочинение было издано в Тегеране в 1969 г. афганским ученым Абд ал-Хайем Хабиби |[134, с. 374-388