Страница 82 из 96
Во-вторых, если не удавалось предупредить возникновение волнений, то императорское правительство стремилось использовать метод уговоров. Он сводился к предложению прекратить сопротивление при условии «прощения» восставших властями. Такого рода увещевание производилось через специальных парламентеров, снабжаемых соответствующими императорскими указами. «Прощение» даровалось на тех условиях, что повстанцам «отныне следует быть послушными [установленным] двором законам и правилам и все налоги и повинности нести в полной мере наравне с [остальным] народом» [23, цз. 112, 1429].
О том, какими соображениями руководствовались власти, прибегая к тактике уговоров повстанцев, дает довольно четкое представление доклад ближайших советников Чжу Ди — Ян Жу-на и Цзинь Ю-му от 17 июня 1424 г. Этот доклад, защищавший метод увещевания, гласил: «Это все темный народ, который либо по своему неразумию, либо из-за притеснений местных властей, либо ввиду нехватки пищи и одежды не смог вытерпеть и бежал, укрывшись в лесах и горах, лишь кое-как влача свое существование с утра до вечера. Если обойтись с ним милостиво и успокоить его, он должен разойтись [по домам]» [23, цз. 271, 2454–2455].
Надо сказать, что этот метод, как правило применявшийся наряду с угрозой военного подавления восставших, подкрепляемой реальным стягиванием к месту бунта карательных отрядов, зачастую давал нужные правительству результаты, и повстанцы сдавались, Но так было далеко не всегда. К тому же метод уговоров применялся отнюдь не при каждом восстании. Для посылки парламентеров с увещеваниями требовалось заручиться разрешением из центра, а местные власти часто не были склонны докладывать в столицу о восстаниях, пока не пытались своими силами справиться с ними. Да и правительство действовало по обстоятельствам и не всегда настаивало на предварительных уговорах. Но все же, по крайней мере официально (чтобы не терять лица), оно предпочитало прибегать к подобной тактике.
В связи с последним из отмеченных аспектов характерно, что почти все распоряжения правительства Чжу Ди местным властям и генералам, подавлявшим восстания, содержат определенное оправдание повстанцев. Указ от 27 января 1406 г. для войск, выступавших против повстанцев в Хэнани, например, гласил: «Разбойники по существу хорошие люди, однако местные власти не смогли [их] умиротворить. Из-за чрезмерной жестокости и бед [простые] люди становятся разбойниками. Разве сами они не жалеют своей собственной жизни? Ведь [они] становятся [разбойниками] из-за невыносимых [условий жизни]» [23, цз. 50, 748]. Эта мысль развивается императором и в упомянутом высказывании от 26 января 1411 г. Здесь, однако, общие причины народного недовольства связываются непосредственно с конкретной исторической обстановкой. Чжу Ди говорил: «Во времена [эры правления] Цзиньвэнь налоги и повинности были многочисленны и тяжелы. В Лянцзяне (район современных провинций Цзянсу, Аньхой и Цзянси. — А. Б.), Гуанси и Фуцзяни было много разбойничьих шаек, которые чинили мятежи и наносили ущерб сельским общинам. Как только я вступил на престол, [я] не [мог более] терпеть [методы] вылавливания и уничтожения, а послал чиновников с призывными императорскими манифестами, [гласившими, что] все они, если послушаются, могут вернуться к [своему] хозяйству. Ныне Поднебесная успокоена. Императорский двор уже укрепил устои государствования, установил законы и правила. Все еще беспокоюсь, что [некоторые] темные люди, не зная радости от того, чтобы быть хорошими, или же из-за жестокого обращения местных властей или обираний и притеснений со стороны богачей, не могут больше терпеть, уходят в леса и горы, собираются в разбойные шайки и грабят. Согласно законам, [они] непременно должны быть искоренены. Однако… разве у этих [разбойников] нет хорошего в душе? Надо заблаговременно вразумлять [их]» [23, цз. 112, 1429].
В реляциях двора в сентябре и октябре 1402 г. по поводу восстаний в Цзянси социальный протест населения также оправдывается вполне конкретными причинами: утяжелением налогового бремени во время войны «Цзиннань» [23, цз. 11, 183–184, цз. 12 (I), 209]. Одна из реляций, в частности, гласила: «На протяжении нескольких лет народ страдал от дополнительных военных налогов, нищал и угнетался чрезмерными поборами [по каждому] малейшему [поводу]» [23, цз. 12 (I), 209].
Однако понимая причины, толкавшие народ к восстаниям, императорская власть была не в состоянии устранить их. Для этого потребовалось бы изменить всю систему феодальной эксплуатации. Поэтому правительство стремилось переложить вину за тяготы населения на местные власти, изобразить причины возмущений в виде отдельных, как мы бы сказали, перегибов местных властей и богачей. Само существование установленной структуры управления и наличие «сильных домов» отнюдь не ставилось под сомнение. Суть проблемы виделась правительству в том, чтобы сделать отношения между народом и местными властями и богачами «правильными». Отсюда во многих документах, касающихся народных движений, содержится укор в адрес местных властей за неумение хорошо обращаться с народом, а повстанцам предлагается вернуться к своему хозяйству на прежних условиях и начать жизнь с нуля без какого-либо облегчения их прошлого положения. Все это ослабляло позиции правительства при использовании им метода уговора повстанцев.
В-третьих, используя тактику увещевания, центральная власть ни в коей мере не отказывалась и от применения военной силы для усмирения восстаний. Ч. О. Хакер писал по этому поводу: «Если это было необходимо для сохранения власти правительства, то оно без малейших колебаний прибегало к военной силе» [213, 74–75]. Это положение он высказывает применительно ко всему периоду Мин. В полной мере оно может быть отнесено и к началу XV в. В ноябре 1411 г. чиновник службы проверки Ни Цзюнь обвинил одного из тысячников в том, что тот двинул войска против восставших без запроса разрешения на это из столицы. Император ответил: «Государство взращивает военных начальников, чтобы выкорчевывать лукавцев. Когда в народе появляются разбойники в пределах [контроля] военного гарнизона, тысячники могут повести войска и изловить их, чтобы избавить народ от грабежа и гнета. Тем самым они поистине полностью выполняют свои обязанности. Если же обязательно дожидаться ответа на доклад [двору], а лишь затем посылать войска, то, [послав] малые [силы], потеряем их, [послав] большие, затратим много усилий и это принесет большие беды народу…» [23, цз. 120, 1517]. В результате Ни Цзюнь был смещен с должности «за проявление боязни».
Мысль о том, что народные движения лучше подавить в зачатке, так как это потребует гораздо меньше жертв и усилий, чем впоследствии, развивалась императором перед сановниками Военного ведомства и в январе 1406 г. [23, цз. 50, 746–747]. Естественно, что при описанном подходе к применению военной силы против восставших подавление весьма часто предпринималось без предварительного увещевания. Использовали войска и в случае неудачи уговоров повстанцев сдаться и разойтись. В этом случае правительство настаивало на самых решительных действиях. Инструкция командующему войсками, действовавшими против повстанцев в Цзянси в марте 1404 г., например, гласила: «Ты можешь отобрать 3 тыс. отборных солдат и нанести прямой удар по разбойничьему логову, чтобы захватить и уничтожить находящихся там. Нельзя проявлять мягкосердечия, чтобы остальной народ боялся» [23, цз. 28, 503].
В итоге военная сила применялась для подавления большинства восстаний, зафиксированных источниками в первой четверти XV в.
В-четвертых, разворачивая военные действия против внутреннего врага, правительство Чжу Ди стремилось локализовать их лишь местопребыванием повстанцев и не допускать распространения карательных мероприятий на окрестное население. Такого рода опасность существовала в связи с произволом, чинимым солдатами того времени при любых военных действиях. В условиях карательной экспедиции она еще более усиливалась. Примером пристального внимания центральных властей к этому вопросу служит дополнение к цитированной выше инструкции войскам в Цзянси в марте 1404 г. Оно предписывало: «Ныне направлены войска захватить и искоренить [разбойников]. Беспокоюсь, что командиры и солдаты, [пытаясь] разыскать [их] всех, не будут проверять, где истина, а где ложь. [Будут] злоупотребления и несчастья. Настоятельно следует предостеречь [солдат]. Если кто ошибочно нанесет ущерб хоть одной семье доброго и хорошего [люда], а также безрассудно захватит хоть одну жену или наложницу, [хоть] одного ребенка, то таковых приказано рассматривать как разбойников и всех осуждать как серьезных преступников… Должно [издать] строгий и настоятельный предупредительный приказ, запрещающий наносить вред доброму и хорошему [люду]» [23, цз. 28, 503–504].