Страница 119 из 138
Менее содержателен, но также сообщает много фактов дневник С. Аврамова, русского посла при шахе Тахмаспе II. Дневник также не издан[308].
Важна как источник книга «Описание Каспийского моря» Ф. Я. Соймонова[309]. Некоторое значение имеют «Материалы по новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г.» П. Г. Буткова[310]. Труд этот основан на первоисточниках, в том числе и на не дошедших до нас. Эта книга содержит материал не только по истории кавказских стран, но и по истории Гиляна и Мазендерана; в ней приводится много данных по политической истории и экономике. Однако автор не делает ссылок на первоисточники и часто не указывает их;; в его труде есть ляпсусы и фактические ошибки.
Записок западных путешественников, дипломатов и миссионеров об Иране XVIII в. много.
Иуда Фаддей Крусинский (Krusinski), поляк, католический миссионер ордена иезуитов в Исфахане, в своих записках «Tragica vertensis belli Persici historia» на латинском языке дал картину экономического и политического упадка Сефевидокого государства, междоусобий и народных восстаний в Иране в 1711–1728 гг. Есть французский и английский переводы[311]. Труд содержит столько важного фактического материала, что вызвал интерес и в странах Востока. Был сделан перевод на турецкий язык, а с турецкого на персидский; оба перевода имеют заглавие «Басират-намэ дар истилай и афган бар Исфахан» («Книга прозорливости о завоевании афганцами Исфахана»).
Значительный материал о событиях того же времени содержится у француза Мами-Клерак[312].
Значение немаловажного источника имеют и записки Корнелия Ле Брюн о его путешествии по Ирану[313]. Некоторый интерес для истории Ирана XVII–XVIII вв. представляют записи католической миссии ордена кармелитов в Исфахане[314] и для истории XVIII в. донесения миссионеров ордена иезуитов[315].
Обширный труд англичанина Ханвея,[316] тенденциозный, написанный с точки зрения сторонника английской колониальной политики, врага России, интересен из-за содержащегося в нем богатого материала об экономическом состоянии Ирана 30–40-х годов XVIII в., о политике Надир-шаха и т. д.
§ 3. Состояние Ирана в начале XVIII в.
Выше уже говорилось о причинах экономического упадка Ирана в конце XVII в. Упадок этот повлек за собою обеднение крестьянства, а следовательно, и сокращение доходов феодального государства и отдельных феодалов. Между тем потребности бюрократического аппарата государства и феодальной знати не только не уменьшились, но, под влиянием развития товарно-денежных отношений в предшествующий период. еще увеличились. Для удовлетворения этих потребностей, шахское правительство знало и применяло только одно средство — увеличение налогового бремени. Чем больше нуждалась шахская казна, тем больше средств старалась она выжать из крестьян и горожан Ирана. Еще больше податной гнет ощущался на окраинах Сефевидского государства, с неперсидским населением.
Налоговая политика шахского правительства стала невыносимо тяжелой для крестьян и горожан при шахе Султан-Хусейне (правил в 1694–1722 гг.). Налоги с крестьян, ремесленников и купцов, в течение XVII в. повышавшиеся медленно, между 1698 и 1701 гг. были сразу увеличены в 2–3 раза. Размеры их казались современникам (Исайя Хасан Джалалян) баснословными. Введены были, кроме того, три новых податных сбора. Были резко увеличены податные сборы с кочевников, и если до конца XVII в. положение последних было сносным, то теперь оно должно было приблизиться к положению оседлых крестьян-райятов.
Мы не имеем сведений, как вводились новые налоги в Иране, но можем судить об этом по рассказу Исайи Хасан-Джалаляна о том, как производилась перепись в Азербайджане и Армении с целью введения нового налогового обложения.
Эта перепись приняла характер массового бедствия. Везир Азербайджана в 1698 г. прибыл в Гянджу с 1100 чиновниками и нукерами, которые, рассеявшись по селениям, приступили к проведению переписи. Перепись производилась так: в каждом селении брали несколько человек из старост, духовных лиц и уважаемых людей, рассаживали их по разным помещениям и заставляли каждого порознь давать чиновникам сведения о. людях, их хозяйстве, объектах обложения (полях, садах, виноградниках, маслобойках, рисовых мельницах, количестве скота и т. д.). Потом показания этих людей, записанные чиновниками, сличались. В случае несовпадения их сельчане, давшие, по мнению чиновников, неверные показания, подвергались избиению. Чиновники вымогали у них завышенные сведения о доходности хозяйств крестьян, дабы иметь возможность обложить селение как можно большей суммой податей.
Если, с одной стороны, введение этих повышенных налогов было следствием начавшегося процесса экономического упадка, то, с другой стороны, этот новый и притом резкий рост феодальной эксплуатации в свою очередь стимулировал дальнейшее разорение деревни и еще больше усилил состояние упадка. Теперь уже не могло быть и речи об отдаче крестьянами той или иной части прибавочного или даже необходимого продукта. Теперь с крестьян требовали зачастую больше, чем они производили. Шахские чиновники палками и истязаниями (подвешиванием и т. д.) заставляли крестьян отдавать последнее, и все же во многих районах крестьяне оставались вечными недоимщиками и дошли до грани нищеты. В то же время не развивалось и крупное хозяйство феодалов, прибыли с которого могли бы заменить падающий доход от мелких крестьянских хозяйств.
Налоговая политика шахского правительства подрывала в корне не только сельское хозяйство, но и ремесло и торговлю.
Как и можно было! ожидать, эта политика вызвала массовый уход обедневших и спасавшихся от сборщиков податей крестьян со своих земельных участков; стал ощущаться недостаток рабочих рук и плательщиков налогов. Если в XVII в. прикрепление крестьян к земле и запрещение права перехода в значительной мере утратили прежнюю силу и, по свидетельству путешественников (Шарден), в некоторых областях не применялись, то с начала XVIII в. возникла необходимость снова ввести этот режим.
В фермане шаха Султан-Хусейна, изданном в 1710 г., было подтверждено прикрепление крестьян к своим исконным местам поселения и объектам обложения. Райяты, самовольно переселившиеся в другие места, подлежали принудительному возвращению на свои прежние места поселения в течение 12 лет. По истечении этого срока их уже нельзя было разыскивать и возвращать, они должны были войти в податные реестры на новых местах.
Упадок сельского хозяйства вызвал понижение доходов не только шахской казны, но и отдельных феодалов. Один из современников этого смутного времени, шейх Мухаммед Али Хазин, сообщает, что из-за ухудшения условий жизни и беспорядков в разных местностях Гиляна, где находились наследственные поместья отца шейха, доходы с этих поместий с каждым годом падали, и, наконец, настолько сократились, что годового дохода не хватало на расходы одного месяца. Благодаря этому местные провинциальные феодалы также испытывали недовольство шахским правительством. Сильные феодальные владетели в окраинных областях Сефевидского государства теперь стали стремиться к отделению от него.
308
Рукопись хранится в ЦГАДА (ф. Дела персидские).
309
Издано в С.-Петербурге (1703 г.).
310
Изданы в С.-Петербурге (1869, тт. I–III).
311
Histoire de la revolution en Perse, Париж, 1736–1739; Father Krusinski. The history of the revolution of Persia, translated by d.u Cerceau, Лондон, 1728.
312
Mamiye-Clairac. Histoire de Perse, Париж, 1750 (тт. I–III).
313
Voyages de Corneille Le Br.un par Moscovie en Perse et aux Indes orientales, Амстердам, 1718.
314
A Chronicle of the Carmelites in Persia (английск. пер.), Лондон, 1939 (тт. I и II).
315
Choix des lettres edifiantes… t. V, Missions du Levant. Париж, 1809.
316
Hanveу. An historical account of the British trade over the Caspia sea, Лондон, 1753, тт. I–IV.