Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 95 из 141

Как известно, завоевание монголами китайской территории в силу целого ряда причин происходило постепенно, на протяжении нескольких десятков лет с перерывами. Захват Северного Китая начался во второй четверти XIII в. и завершился после уничтожения чжурчжэньского государства Цзинь в середине 30-х годов того же века. Южный Китай после долгого перерыва в военных действиях был покорен монгольскими завоевателями лишь в конце 70-х годов XIII в.

Столкнувшись в Китае с более развитыми цивилизацией и общественными отношениями, монголы, подобно завоевателям во многих других развитых странах, в значительной степени восприняли у побежденных их государственное устройство и социально-экономический строй.

Монгольские феодалы оставили почти без изменений структуру государственного аппарата Сунской империи, подчинив его своим интересам и превратив его в орудие политического господства и экономической эксплуатации широких народных масс как китайцев, так и других этнических групп населения страны.

Центральный государственный аппарат не подвергся коренным изменениям и оставался в основном таким же, каким он был в Сунской империи и при более ранних династиях, царствовавших в Китае. Из высших органов государственного управления, созданных в Юаньской империи, следует отметить: «чжун-шу-шэн — «великий императорский секретариат», ведавший всеми государственными делами, ему подчинялись министерства, или палаты. Этот высший административный орган существовал и в киданьском государстве Ляо, но как вспомогательный, консультативный. Далее следует шу-ми-юань — «военный совет» при императоре, в ведении которого находились вооруженные силы империи; шесть министерств, или палат (чинов, финансов или налогов, ритуалов, наказаний, военных дел, строительства или труда); юй-ши-тай — «цензорат», контролировавший деятельность чиновников.

Как правило, руководителями центральных органов управления назначались представители монгольской военно-феодальной знати, частично выходцы из Центральной Азии. Китайцев же назначали их помощниками или советниками.

На периферии (в провинциях, областях, округах и уездах) был создан местный административный аппарат, возглавлявшийся как монголами, так и китайцами. Для подавления сопротивления китайского народа по всей стране размещались монгольские военные гарнизоны.

Однако управление такой большой страной, как Китай, нельзя было осуществлять только с помощью войск и монгольских военачальников. Требовались многочисленные и опытные чиновники. Таких людей среди монгольских феодалов было мало, поэтому монгольские ханы вынуждены были использовать китайскую бюрократию, ученых-конфуцианцев.

Эту необходимость привлечения китайцев на государственную службу весьма красочно обосновал, обращаясь к хану Угэдэю, известный государственный деятель, главный советник монгольского хана Угэдэя (1229–1241) Елюй Чу-цай[1616]. Он заявил: «Хотя [Вы] получили Поднебесную, сидя на коне, но нельзя управлять [ею], сидя на коне»[1617]. Действительность, с которой столкнулись монгольские завоеватели, заставила их учесть приведенное высказывание Елюй Чу-цая. В государственный аппарат, особенно на периферии, стали широко привлекать китайцев-конфуцианцев, правда, ставя над ними высокопоставленных монгольских начальников.

Иногда представители прежней китайской бюрократии назначались на высокие посты. Например, после покорения территории Шу (пров. Сычуань) на должность «императорского комиссара-умиротворителя (сюань-вэй-ши) южных варварских племен» был назначен китаец Чжан Тин-жуй[1618]. Сюань-вэй-ши, управлявший военными и гражданскими делами в административных единицах на периферии, по существу был наместником. Таких примеров очень много.

Монгольские власти реставрировали храм Конфуция в столице, разрешили функционирование конфуцианских храмов на периферии[1619]. Была возрождена старая система экзаменов, обеспечивавшая подготовку кандидатов на государственную службу.

В связи с привлечением конфуцианских ученых в государственный аппарат империи они были поставлены в более привилегированное положение, чем остальное китайское население. Их освобождали от рабства[1620], правительство выкупало тех конфуцианцев, которые были захвачены во время военных действий и проданы[1621]. Семьи конфуцианцев-ученых освобождались от повинностей[1622], а самих ученых избавляли от вербовки в армию[1623]. В результате проведения указанных выше мер монгольским ханам удалось привлечь на государственную службу значительное число ученых-конфуцианцев.

Следует сказать, что среди монгольских завоевателей были и такие, кто сомневался в целесообразности использования конфуцианских ученых. Например, монгольский хан Хубилай, уже спустя много лет после того, как конфуцианцам был открыт доступ на государственную службу, в 1279 г., в беседе с Чжао Лян-би, занимавшим пост тун-цзянь-шу чу-ми-юань ши (секретарь «военного совета»), сказал: «Что касается конфуцианцев, то все [они] толкуют классические книги, изучают Конфуция и Мэн-цзы. Ханьцы[1624] только создают оды и декламируют стихи, как же [их] использовать?»[1625]. Однако и при Хубилае конфуцианских ученых широко привлекали на государственную службу.

При определении политики в покоренном Китае происходила борьба между двумя тенденциями, проявлявшимися также и в других завоеванных монголами странах.

Одна из этих тенденций заключалась в проведении жесткой политики в отношении завоеванных народов, их хищнической эксплуатации и даже истреблении значительной части оседлого населения. Носителями этой тенденции была часть монгольской знати, сторонники старины и защитники удельной системы и децентрализации ханской власти. Другая тенденция, проводником которой в Китае был Угэдэй-хан (1229–1241) и его главный советник по китайским делам, упоминавшийся нами Елюй Чу-цай, а также часть монгольской знати, которая была связана с центральной властью и поддерживала ее, характеризовалась стремлением к созданию крепкого централизованного государства с сильной ханской властью, к сохранению и использованию в интересах господствующей верхушки завоевателей сложившихся в покоренной стране социально-экономических отношений. Эта более умеренная Политика[1626], однако, ни в коей мере не избавляла китайский народ от национального угнетения и феодально-рабовладельческой эксплуатации.

Проявлением тенденции, выражавшей человеконенавистническую политику в отношении побежденных, было предложение некоторых представителей монгольской кочевой знати в 1230 г. об истреблении всего населения Северного Китая и превращении всех земель китайцев в пастбища для скота монгольских воинов[1627]. Данные об этом содержатся в биографии Елюй Чу-цая в «Истории [династии] Юань»[1628], а также в надписи на памятнике Елюй Чу-цаю[1629]. Вот что говорится в этих источниках [текст их почти одинаков]:

«В период Тай-цзу (Чингис-хана, 1206–1227.— Л. Д.) ежегодно были дела [войны] в Западном крае. [Тай-цзу] еще не имел досуга управлять Северным Китаем. Чиновники сильно обирали [народ], думая только о себе. Состояние (богатство) их достигало огромных размеров, а в казне не было накоплений. Придворный чиновник Бе-де и другие говорили: «Ханьцы бесполезны для государства, можно уничтожить всех их, а [земли их] превратить в пастбища»»[1630].

1616

В 1231 г. Елюй Чу-цай был назначен чжун-шу-лином (начальником великого императорского секретариата) — главой высшего исполнительного органа Юаньской империи. См.: Н. Ц. Мункуев, Китайский источник о первых монгольских ханах. Надгробная надпись на могиле Елюй Чу-дая, М., 1965, стр. 19, 108 (прим. 111).

1617

Там же, стр. 19, 73, 106.

1618

Би Юань, Сюй Цзы-чжи тун-цзянь (Продолжение «Всепроникающего зерцала, помогающего управлению»), гл. 184, Пекин — Шанхай, 1957, стр. 5035. О широком привлечении на государственную службу конфуцианских чиновников см. также Н. Ц. Мункуев, Китайский источник…, стр. 20, 21.

1619

В частности, можно привести пример с пров. Юньнань, где в 1276 г., т. е. значительно позднее, чем в других, прежде захваченных монголами провинциях, были созданы конфуцианские храмы. См. Би Юань, Сюй Цзы-чжи…, гл. 183, стр. 4998.





1620

«Юань ши», изд. «Бо-на–бэнь», [б. м.], [б. г.], гл. 146, стр. 8а; гл. 126, стр. 5б; гл. 125, стр. 11б; гл. 189, стр. 1б; Н. Ц. Мункуев, Китайский источник…; стр. 20.

1621

«Юань ши», гл. 8, стр. 3б.

1622

Там же, гл. 170, стр 7а; гл. 9, стр. 8а; Н. Ц. Мункуев, Китайский источник…, стр. 21.

1623

Там же, гл. 17, стр. 10а; гл. 98, стр. 7.

1624

Под ханьцами в период монгольского господства имелись в виду не только китайцы-северяне, но и чжурчжэни, кидани и даже корейцы.

1625

Би Юань, Сюй Цзы-чжи…, гл. 184, стр. 5030, 5031.

1626

Н. Ц. Мункуев, Китайский источник…, стр. 25, 26, 63.

1627

Впервые в отечественной научной литературе на это обратил внимание известный русский китаевед Иакинф-Бичурин («Записки о Монголии», сочиненные монахом Иакинфом, т. 1, СПб., 1828, стр. 209). Из советских авторов см. об этом кн.: Н. Ц. Мункуев, Китайский источник…, стр. 18, 73, 190.

1628

«Юань ши», гл. 146, стр. 4а; Н. Ц. Мункуев, Китайский источник…, стр. 190.

1629

Н. Ц. Мункуев, Китайский источник…, стр. 73.

1630

«Юань ши», гл. 146, стр. 4а; Н. Ц. Мункуев, Китайский источник…, стр. 190; Би Юань, Сюй Цзы-чжи…, гл. 165, стр. 4488.