Край чужих земель

Глава 3

Даже эта еда казалась мне божественной. В желудок все проваливалось моментально, а через секунду он требовал еще и еще. А мысли были о той курице, которую для сестры пожалел брат. Неужели есть совсем нечего? Раз я, как говорит Кариса, хозяйка этого дома, наследница отца, то я и решения принимать могу. Значит брат решил отдать меня замуж. А сам рассчитывает тихонько жить за счет моего будущего мужа до того момента, как повзрослеет для женитьбы, а там уже и деньжатами жены жить и в ус свой редкий не дуть? – размышляла я, стараясь долго пережевывать и без того размокший хлеб, пахнущий каким-то прогорклым маслом.

— Лидия, напомни, какой мне год пошел, - отодвинув миску, спросила я.

— Семнадцатый, госпожа. Как только на ноги встанете, можно и барону добро дать. Господин ждет, когда мы ему сообщим, - резво ответила девушка, от своего нехитрого ума проболталась. Я решила не подавать виду – так больше выясню.

— А что за барон? Богат?

— Богат, но земель не много имеет, да и титул графский денег чего стоит. Вы еще до болезни говорили, что и денег его не надо, а уж тем более титулом отцовским раскидываться. Да ведь только нет больше другого выхода. В деревнях народ голодает, а вы и вовсе – все уже распродали…

— Что распродали? – стараясь попасть в ее настроение, ответила я. Удивленное лицо сделать получилось как нельзя лучше. Это я поняла по тому, с каким рвением она принялась рассказывать о племенных лошадях папеньки.

После смерти отца, который предан был королю остались и земли, и лошади, коими он гордился, да девка, чье тело мне было отдано, мягкой была донельзя, братьев любила, надеялась, что со временем само все наладится. А братец Истан – тот самый редкоусый юнец, все спустил, дабы покрасоваться. Лошадей барышням дарил, друзьям. Крестьян начал обирать по второму разу за год так, что многие ушли с земель. Сейчас и свои поля стоят не засеянные – время прошло. А значит, голод ждет всех зимой.

— Коли она за барона пойдет, отца своего предаст, Лидия, - вдруг вставила Кариса до этого делавшая вид, что ей вовсе непонятен и неинтересен рассказ служанки.

— Предам? А что он завещал? Знаешь? – переспросила я ее.

— Говорила же, лечила я его. Он как с побоища того приехал, раны не лечил, так и слег. Лежал долго, но в ясном уме. Тогда он при мне тебе и сказал, что смотри за братьями, не давай им все растрясти, береги крестьян, что кормят да земли обрабатывают. А ты мягкая, как хлебушек, вот братовья и запрягли тебя. Теперь они всем говорят, что ты хозяйство опустила, а они страдают.

— Кариса, я помню плохо. Ты скажи мне, а я могу им приказать, или от дел отвести? – с надеждой спросила я.

— Конечно, они ведь молоды еще. Два года у вас есть до этого. А коли не успеете, Истан станет вашим опекуном, тогда и спрашивать не станет, отдаст за барона.

— Лидия, ты сегодня еще еды поищи, - сказала я и посмотрела на нее серьезно. – Братья мои что едят?

— Охотятся с крестьянами. Часть им отдают, часть себе. Истан – лучник хороший. Глаз у него, как у господина бывшего, тот его и обучал.

— Скажи ему, что я на ноги встану только если есть буду. Так, мол, Кариса сказала, а то, что я на ноги вставала, об этом – ни слова!

— Как скажете, так и сделаю, госпожа. Лишь бы вы быстрее встали. Барон-то всяко вас к себе заберет. А там нас и кормить будут вволю. Да и деток уже пора, - довольная картинкой, которую она мне описывала, Лидия зацвела, навроде шанхайской розы.

Я молча думала, рассматривая Карису, которая была где-то далеко сейчас, словно в воспоминаниях, где можно снова испытывать эмоции: она то улыбалась, смотря мимо меня, то надувала губы, вроде как злится. Да, легко не будет, но у нас здоровые ноги, руки и голова. Моя голова! Та, прежняя, что помнит старую жизнь.

— Завтра утром принеси мясо, а сейчас я посплю, - заявила я обеим. – Не вздумай сказать, что я пошла на поправку, а то…

— Заставите конюха меня выпороть? – перебила она меня. Значит, девку или били уже, или пугали только. Но я решила, что если она проговорится, я сама ее выпорю, найду силы, и как козу Сидорову…

— Обязательно заставлю. А коли барон замуж меня возьмет, с собой не заберу. Будешь при моих братьях голодной сидеть, - постращала ее я и улеглась. – Кариса, милая, если я рано проснусь, можно мне вымыться? – я изнемогала от той вони, которая стояла в комнате. Ясно, что у девочки была температура, и она металась тут, бедная, да и померла, уступив мне тельце свое. По себе знаю, чистой и выздоравливать легче.

— Конечно, госпожа. И воды наносят, и камин разогреют. Пара мужиков с конюшни еще при вас, при братьях. Живут только охотою, да вы налога не берете с их семей. Вот они и держатся, - ответила Кариса.

— Это те, что зеркало принесли?

— Они, они, милая. Отдыхай. Больше никого и нет в дому вашем. Король бы знал, как детки его графа живут, - она покачала головой, как плакальщица. - Ведь жизнь свою положил, сам бился, - сквозь навалившийся почти сытый сон ее рассказ казался сказкой, которую мне давным-давно рассказывала бабушка, имевшая образования два класса еще при царе.

Проснулась я до рассвета. Кариса спала, как всегда, сидя на табурете, наклонив голову на кровать. Я села, откинула одеяло и прислушалась к себе. Есть хотелось страшно. Я вспомнила пшенную кашу со сливочным маслом. Вот бы сейчас ее вприкуску с черным хлебом и сыром. Горячий сладкий чай тоже спас бы положение, но его еще поищи. Я встряхнула головой, отводя эту картинку, облизала губы и решила больше о таком не думать, иначе становилось совсем плохо.

Туман, казалось, что есть сил пробирается в окно, но что-то сдерживает его. Прямо в оконном проеме стояло облачко, похожее на дым.

Осторожно спустив ноги, я встала и, не отходя от кровати, попробовала сделать шаг, еще один и еще. Голова не шумела больше. Значит, нужно двигаться, иначе вестибулярный аппарат совсем обленится, вот тогда-то и придется еще и голову лечить, а докторов, кроме этой, пыльным мешком ударенной здесь больше нет. Я посмотрела на женщину, которая спала неудобно уже которую ночь. Ведь немолодая для этого. Надо что-то придумать с кроватью или хоть пару лавок ей принести да застелить.

Дойдя до окна, я оперлась на него и посмотрела на улицу. Не первый этаж. Второй? Где-то вдали прокричал первый петух. Пахло и правда, началом лета.

- Неужели Бог решил дать мне еще одну жизнь? Неужто заслужила? - подумала я, улыбнувшись и посмотрев в туманное небо, прошептала: - Спасибо, Господи. Ты мне только силы и ума дай, а я не подведу.

Кариса что-то пробормотала во сне. Я дождалась, когда она снова захрапит, оторвалась от подоконника, прошагала к кровати и, стянув с нее одеяло, накинула его на Карису.

Угли в камине покрылись белым. Я не могла понять – зачем топить камин, если окна нараспашку? Люди здесь или глупые совсем, или я чего-то не понимаю.

Я дошла до двери, снова прислушалась к своим ощущениям. Все было хорошо, если не считать воющего, как собака Баскервилей, желудка. Коли найду кухню, то отыщутся и пара картофелин, а может даже какая крупа, - размышляла я, выйдя за дверь.

Темный квадрат пола, такое же, как в комнате, небольшое окно и огарок свечи на нем. Больше дверей тут не было. Каменная лестница впереди терялась за поворотом. Винтовая? Никаких тебе половиков, никаких обоев. Камень был везде, куда ни посмотришь. Ноги моментально замерзли, да и сырость от тумана оставляла на полу росу не хуже, чем на траве. За поворотом лестницы я увидела ее окончание и большой зал внизу. Рассветные лучи пробивались сквозь белую пелену, и становилось светлее.