Рыжая-бесстыжая

– Кому? – вздохнула Настя, ни минуты не веря в успех данного предприятия.

– А вот ей же и продадим! – хитровато подмигнула ей Нинка.

Теория Дарвина, невзирая на многочисленные противоречия и споры маститых ученых, все же имела под собой серьезную основу. Поскольку Нинка, порядком поднаторев в мастерстве общения с братьями нашими меньшими, безошибочно угадывала в людях некие скрытые пунктики, от которых те так и не смогли избавиться в процессе эволюции.

Маргарита Николаевна согласилась со всеми ее условиями. В результате их переговоров однокомнатная квартира на седьмом этаже, принадлежавшая теперь Настене, приобрела какое-то подобие обжитости и уюта. А не вместившаяся мебель была обменена на машину «девятку», которая после смерти мужа Маргариты Николаевны стояла заброшенной в кооперативном гараже.

– Все же лучше, чем ничего, – философски изрекла Нинка, и Настя с легким сердцем согласилась.

Перспектива приобретения собственного средства передвижения радовала ее куда больше, чем пара шкафов и старинный тетушкин комод. Переписав на ее имя технический паспорт автомобиля и вручив ей его лично в руки, Маргарита Николаевна улыбнулась и голосом слаще патоки попросила:

– Ты уж не обижайся, если что не так… Будешь скучать – звони… Все же мы тебе не чужие. Да и Андрей сам не свой ходит с тех самых пор, как ты решила с ним порвать…

Если Настю и насторожило что-то в этом медоносном монологе, то времени и терпения понять и прочувствовать, что именно, у нее не было. Ей неудержимо хотелось избавиться от всей этой мерзости, от этих людей, родство с которыми хотя и не было особенно продолжительным, но обременительным явилось уж точно.

– Теперь ты заживешь… – мечтательно протянула Нинка провожавшей ее на автовокзале Настене. – Своя квартира, своя тачка. Работа нормальная. Да и сосед, я скажу тебе, – это нечто…

Настя расцеловала подругу на прощание в обе щеки и на ноте радостного душевного подъема поспешила к себе домой.

Благодушное настроение, умело вкрапленное Нинкой ей в душу, позволило немного расслабиться и порассуждать…

А ведь и действительно все не так уж плохо. Она – молодая, перспективная учительница, в которой детвора просто души не чает. У нее своя машина, вон как резво бежит по проспекту. Квартира, пусть малогабаритка, а задуматься, то куда ей одной четырехкомнатные хоромы. Вот немного придет в себя после замужества и сделает ремонт, благо летних каникул еще полтора месяца. А там, глядишь, что-нибудь и на личном фронте переменится…

Здесь ее сердце сделало резкий скачок и неистово заколыхалось. А ведь Нинка, прозорливая стервозина, что-то наверняка да углядела. С чего это она вдруг про соседа речь завела? Неужели Настена опять что-то сделала не так и чем-то смогла выдать себя? Она и самой-то себе боялась признаться в этом и до сих пор недоуменно чесала в затылке: что же на самом деле явилось доминирующим фактором в ее решении совершить этот, мягко говоря, неравноценный обмен. Сыграло ли тут роль ее желание избавиться раз и навсегда от потных рук супруга, или виной всему стали голубые глаза Антона, смотревшие на нее с насмешливым прищуром?

– Он же вылитый Брюс Уиллис! – ахнула Нинка, впервые его увидев.

И Настю словно обдало изнутри. Вот откуда в ней это беспокойство, всякий раз возникающее при встрече. Вот отчего эта немного склоненная к правому плечу голова напоминала ей кого-то до боли знакомого. А уж что говорить о том, как ей каждый раз становилось не по себе, когда она ловила завораживающий взгляд его полуприкрытых ресниц…

– Вы просто сладкая парочка с улицы Грез! – продолжала куражиться Нинка.

– То есть? – не сразу поняла Настя. – Почему с улицы Грез?

– Голливуд называют «фабрикой грез», так? Так, – начала терпеливо пояснять Нинка, собираясь на автовокзал. – Ты – вылитая Николь Кидман, сама говорила, что сорванцы тебя так величают. Он – копия Брюса. А живете на какой улице? Правильно, на Фестивальной. А это все из одной кухни: театр, кино, фестиваль… Понятно?..

Если честно, то никаких параллелей между фестивалем молодежи и студентов в Москве (в честь которого городские власти именовали их улицу) и Голливудом Настена не улавливала. Но сравнение подруги, моментально соединившее ее и Антона воедино, понравилось, сладостно заворочавшись где-то в области желудка. Ей по-настоящему это было приятно. Чего нельзя было сказать о ее соседе…

После той памятной ночи, когда он бодал кудлатой головой тонкую фанерную дверь квартиры семьдесят семь, она видела его почти ежедневно. Пыталась здороваться, заговаривать, приветливо улыбаться. Но Антон, видимо, сильно обиженный недостойным поведением новобрачной, на контакт не шел. Более того, при каждом удобном случае пытался ее обидеть.

– А, придурочная, – ухмылялся он обычно в ответ на ее приветствие. – Здравствуй, здравствуй… А где же твой скудоумный супруг? Чего это ты несешь там такое в сумке? Уж не памперсы ли?..

Настя вспыхивала до кончиков волос и… почти мгновенно его извиняла. Хам, конечно, но что поделаешь, сама виновата: при первой же встрече вытолкнула его на лестничную клетку. Вот он теперь и возвращает ей долг…

Антон Атаманов не был кумиром ее девических грез. Раньше ей больше нравились мужчины эрудированные, глубоко интеллигентные. Хорошие манеры, галстук и начищенные ботинки, по ее мнению, должны были быть непременными атрибутами ее возлюбленного. Скоропалительный неудавшийся брак с Андреем резко сместил ее симпатии в прямо противоположную сторону. Пусть ее избранник будет грубым, пусть дерзким, но сильным и надежным. И именно таким рисовала Антона ее взбудораженное эмоциями воображение. Поломав голову над этой проблемой пару бессонных ночей, Настена решила, что влюбилась…

Глава 6

Настене казалось, что, с тех пор как она зажгла свет в своей комнате и обнаружила там остывающее тело местного авторитета, прошла целая вечность.

Чего она только не выделывала за это время. Заламывая руки и жмуря глаза, молила господа об избавлении от страшных мук за все грехи, совершенные и планируемые. Несколько раз порывалась позвонить в милицию. Трясущимися пальцами брала телефонную трубку и тут же швыряла ее обратно. Запиралась в ужасе в ванной и сидела там, отстукивая зубами звучную морзянку. Металась по квартире и рассовывала по дорожным сумкам попадавшиеся под руку вещи.

Но ситуация по-прежнему оставалась безнадежной. Мужчина становился все более мертвым, то бишь синева начала наплывать с подбородка все ближе к крыльям носа, а она сама – все более обезумевшей.

Настя дошла даже до того, что набрала номер своей бывшей квартиры и, услышав голос экс-супруга, залопотала что-то нечленораздельное.

– Настена?! – в голосе Андрея всколыхнулись все чувства разом: и удивление, и надежда, и радость. – Что случилось?! Ты плачешь?! Я сейчас приеду! Ты хочешь?!

– Нет! – твердо ответила она и с явным облегчением повесила трубку.

Надо же было настолько лишиться самообладания, чтобы решиться попросить помощи у человека, с таким трудом выставленного ею не только за дверь, но и из ее жизни. Представив себе влетающих в ее квартиру мамочку и сына, а также явное удовлетворение от увиденного на лице первой и трусливый ужас на лице второго, Настена вновь облегченно вздохнула и уже без былого страха посмотрела на труп.

Ну почему, интересно, сегодня утром она опять пропустила мимо сознания этот указующий знак свыше?! Ведь в тот же момент, когда этот пижон тормознул рядом и заговорил с ней, нужно было прыгать в машину и лететь куда-нибудь сломя голову, а не начинать день с глупых торгов, приведших к такой вот глобальной катастрофе!

Оцепенение продолжалось минут десять. Она таращилась на мертвого мужчину, представившегося ей сегодня Иваном Мельниковым, и настойчиво уговаривала себя пойти и позвонить в семьдесят шестую квартиру. В том, что Антон был дома, она была уверена на сто процентов. Примерно полчаса назад хлопнула входная дверь его квартиры, и почти тут же раздался рев стереосистемы, изрыгающей что-то о судьбе и теплом доме.