Страница 7 из 28
Бежит по чистой, красивой улице, торопится. Подгоняют ее волнение и страх.
Ну что это они там задумали? Ну, как же им, монахам, не совестно. Отыскали-таки в городе самого слабого человека. Ведь его уговорить ничего не стоит. Он им что хочешь отдаст.
Только куда ж это она бежит? Не искать ли Сережу?
А вот навстречу идет Толик!
— Ксеня!..
— А, Толик!..
Ксеня покраснела. Рада или не рада — не разберешь.
— Ну, как там у тебя?.. — спрашивает Толик.
— Ничего, — отвечает Ксеня.
— Долго еще?
— Не знаю.
— А потом… в Москву?
— Кто тебе сказал?
— Ребята говорят.
— Да что это они, в самом деле! — удивляется Ксеня.
— Значит, неправда?
— Извини, Толик, после расскажу, сейчас тороплюсь.
Торопится она, честное слово торопится. Помощь ей нужна. А Толик — это не помощь. В крайнем случае — утешение. Помощь сейчас — Сережа.
— Жаль, — говорит Толик. И хмурится.
И уходит.
Ему этого сейчас никак не понять.
Перед гостиницей толпа актеров. Курят, разговаривают, смеются.
А Сережи меж ними, кажется, нет.
— Где Сережа? — спрашивает Ксеня у городового.
— Сережа? Ребята, где Сережа?
Вдруг откуда-то появляется Таня. Она проходит мимо Ксени и говорит:
— Пойдем.
Ксеня входит в полумрак гостиницы. Посреди коридора гудит пылесос. Таня поигрывает ключиком, и Ксеня послушно идет за ней.
— Входи, — говорит Таня и распахивает перед нею дверь.
Что же, Ксеня, входи, не бойся. Осмотрись. Видишь комната. Две кровати. Стол. Зеркало. А Сережи здесь нет.
— Мне Сережа нужен, — говорит вполголоса Ксеня.
Ведомо, что Сережа.
Таня закуривает, на мгновение задерживается у зеркала и говорит:
— А ты садись.
Ты садись, садись Ксеня, послушай.
— Видишь ли, — мягко говорит Таня. — Я тебя понимаю. Ты замечена, тебе делают комплименты, и у тебя от этого слегка закружилась головка. Не так ли?
Видишь, что говорит!
— Да нет!.. — вспыхивает Ксеня. — Я случайно к вам попала… Я должна была идти на практику…
— Ну, девочка, не надо! И я ведь через это прошла. Ты, конечно, понимаешь, что у тебя неплохие внешние данные. Но вряд ли ты знала, что именно это им сейчас нужно. Неискушенная провинциалочка. Ветров затевает картину.
Ксеня беспокойно теребит косу. Ты сиди, Ксеня, слушай. Что это она тут тебе говорит?
— Но, думаешь, эти люди что-нибудь могут? — продолжает Таня. — Тополев, Софья Марковна… Это — пешки. Ветров — вот фигура! Я знаю, что они завтра хотят показать тебя Ветрову. И тут начинается самое сложное…
Таня встает и, затягиваясь сигаретой, ходит по комнате. Вот она останавливается за Ксениным стулом. Видно, скажет сейчас самое главное. Ты послушай, Ксеня, послушай.
— Девочка, у тебя есть все, что надо. Ты — находка. Но тобою нужно поруководить. Слушай меня внимательно. Ты должна понравиться Ветрову. Нет, не бойся, не в этом смысле… Ветров не бабник. Но, понимаешь… как бы тебе объяснить его психологию, чтобы тебе стало ясно? Короче говоря, никакого Сережи возле тебя не должно быть.
— Но что же мне делать?.. — рассеянно говорит Ксеня. — Мне Сережа нужен…
Вот то-то, что нужен. А как же без Сережи?
— Ай, перестань! — говорит Таня. — Вот подожди, приедешь на студию, там знаешь, сколько таких Сереж! Еще и не такие ходят! Разве об этом сейчас нужно думать? В твоем положении главное — не торопиться. Прости меня за грубость, но это у нас называется не продешевить.
— Нет, вы не понимаете! — горячо говорит Ксеня. — Там отец познакомился с монахами!..
— Рогов и Теткин? Старайся держаться от них подальше. Они ничего старики, но у них репутация неважная. Так вот, понимаешь…
В это время кто-то стучит. Таня недовольно подходит к двери:
— Ну, кто здесь?
— Простите, сударыня, но, говорят, меня спрашивали…
— Сережа! — кричит Ксеня.
Таня со спокойным лицом отходит в сторону, окутываясь облаком дыма.
— Спасибо вам! — говорит ей Ксеня. — Мне он очень был нужен. — И, не скрывая радости, выходит из комнаты.
Ах, не поняла она ничего!
— Да, — говорит Сережа, выслушав Ксеню. — Дело темное. Но времени у нас нет. Вообще-то Рогов и Теткин неплохие люди, старые актеры. Но черт их знает, что им могло в голову стукнуть от такой жары.
Ксеня опускает голову.
— Да вы не расстраивайтесь, Ксеня, вот увидим их — клянусь вам, я сделаю так, что они вернут, если что взяли.
Да не печалься ты, Ксеня! Все идет своим чередом.
Вот к торговым рядам от гостиницы на удивление толпе движутся актеры. И ты рядом с Сережей среди них.
Впереди Софья Марковна пробует свой мегафон:
— Товарищи, поторапливайтесь!
Как же не поторапливаться! Уж мчится по широкому шоссе машина с московским номером. Обгоняет автобусы и грузовики, и телеги. Шибко едет, с ветерком!
Вот, сбавляя скорость, въезжает в город.
А вот она уже тут.
Из машины выпрыгивает человек. Невидный такой, коротенький, лысоватый. И скоренько идет по площади: топ-топ-топ.
К нему спешат режиссер, и Таня, и Софья Марковна. Они жмут ему руки. Они смеются.
Он обводит глазами площадь, раздувает нос и говорит:
— А благолепие какое, Варенька!..
Все на площади замирают.
— Ну вот, — шепчет Сережа, — кончилась моя роль.
— А почему? — удивляется Ксеня.
— Это Ветров. А я всего лишь дублер. На мне репетируют его партнеры. Ну, там, операторы настраиваются… А вы решили, что я главный герой?
Ничего она не решила. Главный — не главный. Герой — не герой.
— Вам обидно? — спрашивает Ксеня.
— Нет, что вы, мне так не сыграть. Я, Ксеня, сыграю когда-нибудь, но позже. А это так, практика. Я ведь еще студент.
Гремит мегафон Софьи Марковны.
— Ну идите, Ксеня, — говорит Сережа, — вас там зовут.
И вот загудел мотор, зажужжали юпитеры — наливаются синим светом, хоть не гляди.
Кругом суматоха, люди двигаются, куры кричат, лошадь ржет. А поверх всего кричит Софья Марковна:
— Прошу соблюдать максимум внимания и ответственности! Генеральная репетиция!
Ксеня стоит у колонны. Не соблюдает внимание. Нет у нее ответственности. Мысли ее скачут. Глазам больно.
Вот Сережа, Сережа, Сережа. Щурится от яркого света. Не главный герой. Увидел ее. Помахал рукой. Я, мол, помню о тебе, Ксеня.
А где монахи? Где же монахи?
С того места, где должны быть монахи, бьет прямо в Ксенины глаза юпитер. Туда и не посмотреть.
Вышел, наконец, Ветров. Одет так же, как и Сережа: в коричневом сюртуке, в цилиндре. Скоренько так вышел, ступает короткими ножками.
— Соня! — кричит. — Тополев! Я готов! Поехали, поехали, — кричит. — Городовой, чего стоишь? Баба, торгуй, торгуй, чего стоишь!
Софья Марковна подала команду, и все зашевелилось. Но только не так, как прежде, на репетициях, а дружно и празднично, как будто тогда были будни, а теперь вот воскресный базар.
— Варенька! — услышала откуда-то издалека Ксеня. — Это вы, Варенька. Вы приехали, счастье мое, ве-ве-вернулись!
Ксеня не видела, что при этом делал там Ветров, но вслед за этим с той стороны, из-за ограждения раздался смех.
«А вот и не смешно, — подумала Ксеня. — Не смешно это».
Ну, почему же, Ксеня, раз смеются, то, может, смешно.
Но тут ее подтолкнули сзади:
— Да пошли же, пошли!..
Ах, уже пошли! Опоздала Ксеня. Давно уж идет к ней навстречу цыганка, кричит где-то слева извозчик, погоняя лошадей.
Она пошла, заторопилась, почти побежала. И вдруг увидела движущихся по яркому свету монахов.
— Мерзкие вы, мерзкие, — зашептала Ксеня.
— Куда ты! — крикнул черный монах и махнул на нее обеими руками. — Да остановись!..
И вдруг кто-то метнулся черной тенью, заскрипела коляска. Ксеня вскрикнула, обернулась и увидела второго монаха, повисшего на оглобле под задранными мордами лошадей.