Страница 20 из 28
– Потомки Бьёрна Железнобокого связаны с Инглингами по женской ветви. Поэтому они сохранили кое-какие их имена. Анунд, к примеру.
Снефрид подавил вздох, вспомнив задорного красавца Анунда, погибшего хоть и славной, но слишком ранней смертью.
– Опасно ли туда плыть, знает только Один, – добавил Асвард. – Эйсты – народ весьма воинственный, и не угадаешь заранее, когда у них найдется какой-нибудь вождь, который пожелает разбогатеть и прославиться, напав на торговые корабли. Поэтому мы и ходим сюда большими дружинами.
– Если, на наше несчастье, какой-нибудь «морской конунг» пошалил здесь незадолго до нашего прибытия, то они вполне могут попытаться отмстить нам, – сказал Лейви Рокот.
Лейви и пятеро его товарищей, отправленных Эйриком охранять Снефрид в пути, получали плату и от него, и от Асварда как гребцы, поэтому поездка для них выдалась очень выгодной.
Первый же взгляд на берег сказал Снефрид – она пересекла море, здесь все по-другому. На северном побережье имелось несколько высоких скалистых участков с обрывами белого известняка, но по большей части Дневной остров был низким и плоским, совсем не похожим на привычные ей серовато-бурые скалы Озера, по крутым обрывам которых сосны и домики карабкались на изрядную высоту. Асвард провел корабль в обход острова, на восточную сторону: останавливаться было предпочтительнее под ветер, чтобы при отходе ветер был попутным.
На восточной стороне имелось немало удобных бухт, и в них тоже стояли гостевые дома, а далее, за лиственным лесом, лежали кое-какие хутора, тоже, как он сказал, принадлежавшие людям северного языка. Корабли встали у причала, перекинули сходни, и Снефрид сошла на землю – с таким чувством, будто вступает в новый мир. Казалось, здесь, за морем, даже земля под ногами должна быть какой-то иной. Однако, глядя, как спокойно сходят с кораблей мужчины и тут же отходят в сторонку справить нужду, она улыбнулась своему волнению: Лейви и его товарищи, Асвард и его фелаги, а еще сотни людей, которых она не знает, проделывали этот путь много раз, иные – каждое лето, и для них тут нет никакого иного мира. Такое же небо, облака, чайки, морская вода, трава и кусты…
Да и сами они с Мьёлль, сойдя на серовато-белый известняковый берег, первым делом пустились бегом к ближайшим зарослям. Мужчинам хорошо: они справляют нужду прямо с борта (в особо важных случаях обвязавшись тросом, который крепят к противоположному борту), а женщинам приходилось пользоваться ведром, которое потом выливалось за левый борт. Движение подбодрило Снефрид, кровь быстрее побежала по жилам, стало теплее, и она разжала онемевшие руки, выпуская полы плаща, в который куталась с вечера.
Когда Снефрид вернулась к кораблям, еще больше приободрившись, люди Асварда и его фелагов уже переносили вещи на берег. Гостевые дома оказались заняты – кроме ходивших через море, здесь хватало и других торговцев, местных. Люди Асварда раскинули стан на берегу, среди множества старых кострищ, по сторонам устраивались люди Хлёдвира и Кетиля. Хлёдвир подошел, обменялся парой слов с Асвардом, по Снефрид скользнул равнодушным взглядом, будто не заметил. Видно, все еще не знал, как обходиться с нею после случая на Гусином острове: не то злился, не то опасался. Неважно – лишь бы держался поодаль. Возможно, он впервые в жизни наткнулся у женщины на отпор, которому не мог ничего противопоставить.
Встало солнце, заиграло блеском на поверхности моря, лес в отдалении запестрел оттенками зелени, и на душе повеселело. Повеяло теплом, сменившим утреннюю прохладу. «Я за морем!» – твердила себе Снефрид, оглядываясь, и сама не верила. Она пересекла Восточное море! И хотя до конца водного пути было еще далеко – предстояло проплыть на восток вдвое больше, чем они уже проплыли от самого причала Бьёрко, а путь через Гарды в Меренланд и вовсе терялся в тумане у границ Утгарда, Снефрид постепенно начинала верить, что все это можно осуществить не в мечтах, а наяву. Если это удалось Ульвару, почему не может удаться ей?
Для Снефрид поставили шатер, Мьёлль устроила ей постель, и она, погревшись у костра, наконец-то легла отдохнуть. Улегшись на овчины в шатре, поворочалась – лежать было жестко, – но расправить усталые члены и расслабить мышцы уже было наслаждением, и она заснула почти мгновенно. В последний миг ей вспомнился ворон в туманном море, но и это показалось добрым знаком. О́дин ничего не делает просто так – может быть, хотел намекнуть, что будет о ней заботиться? Ведь как Эйрик – «человек Одина», так и она, принявшая дух Одина-Бурого, тоже теперь принадлежит Отцу Ратей. Хотя о «женщинах Одина» ей ранее слышать не доводилось…
Где-то в глубоком полусне ее охватило странное ощущение: казалось, что рядом, прижавшись к ней, кто-то лежит и даже обнимает ее. Вероятно, мужчина – ей так показалось. Открыть глаза она не могла: веки были налиты тяжестью, но при этом было чувство, что глаза не помогут – это существо, что лежит с ней под одеялом, нельзя увидеть глазами. Ощущения его близости были странными: тело его было плотным, но при этом казалось проницаемым – вроде устойчивого и мощного порыва ветра. И эти объятия… было похоже, будто теплый, ласковый ветер обвил ее всю, с головы до ног, и так замер. Было не страшно, но очень странно…
«Что это?» – с усилием просила она, но только в мыслях.
«Не бойся, – сказал голос, и она ощутила что-то вроде ласкающего движения по всему телу, как будто мягкое крыло огромной птицы погладило ее сразу всю, от головы до ног. – Я не причиню тебе вреда».
Голос тоже, кажется, был мужским. Звучал он очень дружелюбно, почти ласково, и тем не менее все существо Снефрид пронизала дрожь.
«Кто ты?» – мысленно ответила Снефрид, в ужасе от самой мысли, что пытается вступить в разговор с этой сущностью. Пусть та и кажется – или притворяется – дружелюбной, но все же…
«Мы виделись, – голос усмехнулся, и Снефрид подумала, что эта сущность, кажется, молода. – И еще увидимся. Я буду тебе помогать».
По ее телу снова прошла волна ласки, а вслед за этим он исчез. Пропало ощущение, что рядом с ней под одеялом кто-то лежит, и уже казалось сном то, что он здесь был…
Проснувшись, Снефрид сразу открыла глаза и огляделась. Никого, кроме Мьёлль, в шатре, разумеется, не нашлось. Сама она плотно была укутана в одеяло, и не верилось, что кто-то мог пролезть в этот кокон, не потревожив ее. Кто-то приходил к ней во сне – уж точно, не человек. Вспоминая свои ощущения, Снефрид была уверена: ее посещал мужчина, причем молодой и приятный в обращении. Но кто это мог быть? Легче всего было отнести это посещение к пустым снам, но в это Снефрид совсем не верила. Она совершенно ясно помнила то ощущение: тесные объятия невидимого гостя, каким-то образом охватившие все тело сразу, несли ей тепло и защищенность, обещали полную безопасность. Этот приветливый голос, ощущение близости дышали каким-то родственным чувством, будто они с этим существом были тесно связаны чем-то общим. Все приходившие в голову догадки выглядели несостоятельными, и скоро Снефрид отказалась от них: не стоит копаться в домыслах, когда истина, вероятно, скоро обнаружится. Гость из полусна обещал помогать ей, а значит, они еще встретятся, и она узнает о нем больше.
Когда Снефрид выбралась из шатра, уже миновал полдень, солнце заливало прибрежные луга. Близ кораблей почти все спали, Лейви и пятеро его товарищей легли перед ее шатром, будто сторожевые псы у хозяйского ложа. Сегодняшний день отводился для отдыха после переходов – на Дневном острове всегда устраивалась первая в этом пути дневка. Одни улеглись на кораблях, другие на подстилках прямо на земле у костра – привычных путешественников не смущала жесткая земля, лишь бы с неба не капало. Летом, как сказал Асвард, здесь чаще всего погода солнечная.
Разбудив Мьёлль, Снефрид отыскала поодаль от стана прикрытую кустами заводь, где они обе смогли окунуться в море. Расчесав волосы, она заново заплела косы и вернулась в стан посвежевшая и довольная. Там обнаружилось оживление: часть людей проснулась и плескалась в море, двое свежевали барана, подвесив тушу на стойку из жердей.