Оранжерейный цветок

— Ты сказал мне, что это не семейная реликвия, — говорю я, пока он пристально на меня смотрит.

— Это так.

— На нем ирландский герб, Райк, — отвечаю я. — Твой отец — ирландец.

Он лишь пожимает плечами: — Ну оно принадлежало моему отцу. Не то чтобы, кольцо передавалось из поколения в поколение, черт возьми. Кольцо было у отца, затем он отдал его мне, когда мне было одиннадцать или около того. Я даже не помню. Оно ничего не значит.

— Я знаю, — говорю я, — потому что люди не ставят на кон фамильную драгоценность, если она что-то для них значит.

Со своим отцом Райк не близок, и хочет всячески это доказать. Он так не похож на Ло, который хранит в сейфе старинные карманные часы своего отца. Как-то раз Ло их достал из сейфа — доказать Коннору, что ему принадлежит историческая вещь.

Райк же игнорирует своих отца и мать, словно пытается стереть их из своей жизни. Возможно, ему легче просто забыть прошлое, чем оставаться в боли и ненависти.

Райк снова нажимает кнопку «вверх». Он потирает свои губы, затем смотрит на меня. Его глаза темнеют.

— Правда в том, — говорит он, — что я не хочу, чтобы ты снимала это кольцо. Я чертовски люблю, когда ты носишь что-то мое.

Я улыбаюсь. Люблю. Интересно, как давно. Мы играли в покер на обратном пути из Канкуна.

Мне было шестнадцать.

Я делаю шаг к нему, несмотря на то, что мы находимся в общественном месте. Я внимательно осматриваю его нижнюю губу, рану, где я его ударила.

— Тебе больно? — спрашиваю я.

— Нет, — кратко отвечает он, при этом задумчиво смотря на меня. И я вспоминаю, что из всех парней, с которыми я встречалась, ни один не был таким опасным и загадочным как Райк.

Лифт снова звенит. Я опускаю руку и захожу внутрь, Райк следует за мной. Слава богу, пожилая пара с чемоданами ждет следующий лифт.

Мы с Райком стоим в паре метров друг от друга, и мне приходит осознание, что пятый этаж — находится очень близко. Мы сможем поцеловаться, может быть, секунд тридцать. Райк наклоняется вперед, и вместо того, чтобы нажать на мой этаж, нажимает кнопку 28.

— Мы прокатимся? — спрашиваю его, еле сдерживая улыбку.

— Ага.

Двери закрываются, и Райк поворачивается ко мне, его мужественность и сила притягивает меня и вызывает любопытство и потребность.

Он мой волк.

Но вместо того, чтобы укусить меня, он страстно целует меня, наши тела охватывает пламя, как только они соединяются. Как только наши языки соприкасаются, я издаю стон. И Райк хватает мою попу своими руками, приподнимая меня к своей талии. Воздух покидает мои легкие. Я сжимаю его волосы на затылке и сильно тяну.

Глубоки, гортанный звук вырывается из него.

— Райк, — вскрикиваю я, моя голова сталкивается со стеной, когда он прижимает меня к углу лифта. Его поцелуй замедляется, тем самым наращивая напряжение так, что мой центр сжимается. И я замолкаю, полностью поглощенная чувствами от его языка, его объятий, его опыта.

Он опускает руку между моих ног, к краю моих джинсовых шорт. Его рука обхватывает это место, и мои ноги дрожат. Аххх! Все нервные окончания реагируют так, словно он вогнал свой член в меня.

Обычно мне говорят, чтобы я делала всю работу руками или ртом. И мне нравится, что теперь у меня есть выбор, я могу делать все, что мне захочется. Поэтому я целую его шею, сначала слегка, в то время как его другая рука скользит под мою футболку.

Затем я целую его сильнее, сжимая при этом его волосы двумя руками. Он убирает свою руку из-под моей футболки, теперь опираясь на стену.

— Блять, — выдыхает он.

Я снова вскрикиваю.

Он так часто использует своё любимое слово, но каждый раз, когда он так его произносит, я таю. Наши губы снова находят друг друга, словно они не могут быть долго в разлуке. Интересно, если бы у нас было больше времени, залез бы он мне в шорты.

Думаю, да.

Райк делает паузу, чтобы я могла перевести дыхание.

— На каком мы этаже? — он спрашивает меня.

Заглядываю за его плечо: — Двадцать четвертом.

Он целует мою щеку, затем соединяет наши губы. Как только мы прекращаем целоваться, Райк возвращает меня на ноги и нажимает на кнопку пятого этажа. Лифт останавливается на двадцать восьмом этаже, и к сожалению, внутрь заходит толпа громко смеющихся моделей. Они одеты так, словно собираются пойти в клуб.

Они говорят по-русски и едва замечают наше присутствие.

Райк подходит ко мне.

— Так значит, тебе нравятся мои волосы? — спрашивает он, приподнимая брови.

Я встаю на цыпочки и провожу пальцами по его волосам, зная, что теперь он мне это позволит. И даже при таком легком касании, напряжение окружает нас, заставляя мое тело изгибаться навстречу ему, словно меня притягивает магнитом. Нам действительно нужно проводить больше времени наедине.

— Они мягкие. И мне нравится, что они достаточно длинные, я могу за них взяться.

Его мышцы напрягаются, он бросает осторожный взгляд на русских девушек, которые смотрят на нас и шепчутся ещё громче. Он хватает мои руки, опуская их вдоль моего тела. Не понимая, что происходит, я хмурюсь. И вдруг он начинает говорить, но не со мной. С ними.

На русском.

Я ни слова не понимаю, но он также произносит слова, как они, с таким же акцентом.

Высокая девушка оглядывается через плечо и смеется.

— Из вас вышла милая пара, — говорит она на ломаном английском.

Райк отвечает ей на беглом русском, устремив свой взгляд на девушку.

Она кивает, отвечает ему что-то на том же языке, и выходит со своими друзьями на двадцатом этаже.

Как только двери закрываются, я бью Райка по руке.

— Почему ты мне не говорил, что умеешь говорить по-русски? — я знала, что он свободно говорит по-испански, но русский язык обычно в школах не преподаётся.

Райк опирается рукой на стену.

— Разве первым делом ты не должна спросить: «о чем говорили эти девушки»?

Я качаю головой. Он сердито посмотрел на девушек после того, как мы начали говорить с ним по-английски. Так что я поняла, что девушки, вероятно, подслушивали и обсуждали нас вполголоса.

— Ты обвинил их в том, что они подслушивали наш разговор, верно? И затем она съязвила тебе в ответ, — я широко улыбаюсь и поднимаю брови. — Я права?

Он поднимает мой подбородок: — Когда ты успела так чертовски поумнеть?

— Ты разве не слышал? Это было моим вторым желанием, когда я наткнулась на волшебную лампу. Быть умнее Коннора Кобальта. Он об этом ещё не знает.

— Не теши его гребаное эго, — отвечает он мне. Эго Коннора практически живет своей жизнью.

Я провожу рукой по руке Райка, затем останавливаюсь на шее.

— Расскажи мне, — прошу я с игривой улыбкой. — Ты учил русский в школе или ты крутой секретный агент ЦРУ?

Он отстраняется: любые разговоры о его прошлом действуют как репеллент. Но мне интересно. Он не может говорить на русском и вести себя, словно в этом нет ничего особенного.

— Ага, я выучил его немного в Мэйбелвуде, — он пожимает плечами. — Мне было легко учить языки.

Это явно не вся история.

— И? — не сдаюсь я.

Ему тяжело открыться, но через какое-то время он все же продолжает: — И когда мне было пять или шесть, мама наняла мне репетиторов. Именно они и научили меня, — Райк смотрит в потолок, а затем качает головой. — Я так много матерюсь, что люди принимают меня за идиота. Хороший спортсмен, но чертов идиот. И мне плевать, пусть думают, что хотят. Я не буду им доказывать обратное. В этом нет смысла.

Думаю, что необходимо быть действительно сильным человеком, чтобы не заботиться о том, что о тебе подумают, особенно если ты намного лучше, чем они считают. Понятия не имею, почему он этому доволен.

— Почему русский?

— Потому что она хотела, чтобы я его учил, — отвечает Райк. — Я также говорю по-испански, итальянски и французски.

Я уставилась на Райка.

— Погоди, что? — я снова бью его по руке. — Ты знаешь французский?! — Роуз и Коннор говорят на французском, и Райк все это время скрывал, что понимает их. — О Боже мой, — на моем лице появляется хитрая улыбка. — Ты знал, о чем моя сестра разговаривает с Коннором все это время?