Страница 78 из 91
— Вечно ты так… — раздосадованно сказал я. — В полноги… Тянучка!
— Тебе был обещан мальчик? — спросила Эстер.
— Да! — рявкнула Берта.
— Получай, — кратко резюмировала Эстер и подтолкнула чёрно-белого Лесика к ней.
«Всё-таки надо чаще стричься, — подумал я. — И спину держать ровнее».
— Э-э-э, так ведь он ненастоящий, — пробормотала Берта и потрогала ногу.
— А было ли в уговоре слово «настоящий»? — осведомилась Эстер.
Вместо ответа Берта вздохнула и погладила мальчика по голове. Лицо фантома зарозовелось, а волосы приобрели определённый цвет — посветлее, чем у меня.
— О-о-о, — заинтересованно сказала Берта. — Так ведь его можно раскрашивать! — Ну тогда ладно, — она взяла мальчика за руку. — Удовольствуюсь копией. Пойдём, малыш. Ты любишь сказки?
— Очень, — ответил фантом. — А вы знаете старинные?
— Только их, считай, и знаю, — издавая похожий на скрип смех прогудела Берта.
— Ладно, девочки, — обратилась она к триаде. — Отправляйте меня, а то я тут у вас засиделась что-то… Аж помолодела. Того и гляди размякну.
И старые сёстры вместе со вдовой отворили пенал, наполненный сиянием зеркала.
Берта, постукивая клюкой и крепко захватив медленно приобретающего оттенки псевдо-Лесика, отправилась в круг света. Перед тем как шагнуть в пелену сияния, она обернулась.
— Я всё же подожду, — басовито заявила она и нашла меня взглядом.
— Да-да, — ответил я, — жди меня по моём прибытии. Не ранее. Она улыбнулась, половиной лица. И сделала шаг. На минутку у меня перехватило дыхание.
Через несколько бесконечных мгновений в постепенно истаивающей старой кухне, с тростником и змеями на полу, явились двое — Старуха и мальчик. Ворона радостно приветствовала их, и слетев прямо на стол, чуть ли не по кошачьи потёрлась об мальчишку. Он всплеснул руками и что-то сказал Старухе, указывая на птицу.
Пенал закрылся и изображение угасло. Стена стала стеною — со старыми кирпичами, подрастерявшем рисунки кафелем и каменной русалкой-фонтаном с полустёртым лицом.
Фотография на полу пожухла.
— Боюсь, что это навсегда, — прокомментировала Эстер.
— Он не растает? — озадачился я.
— Это уже зависит не от нас, — ответила женщина и сказала. — Я сделаю тебе подарок.
— Жду с нетерпением, — откликнулся я.
Ветер осторожно прихлопнул ставню на чердаке. Готов поклясться, я услыхал, как по улице проехала карета.
Красноухие собаки расселись около стены с русалкой и, не обращая внимания на мышиные окрики, горестно взвыли, призывая обратно змей и тростники у горьких озёр.
Триада расселась за столом — раскрасневшиеся ведьмы сверкали очами и радостно хихикали. Кузина Сусанна, расцветая на глазах, щебетала.
— Колдовство, чары — просто ванна ароматычна. Я ни о чём и не думаю. Я творю…
Старые слова из-за стола, уставленного праздничной посудой, выскакивали маленькими крошками.
— Думала, ты в ванной моешься, — проскрипела бабушка, орудуя голосом как-то неумело. — Но теперь знаю — ты творишь. То реальные чары, да… Вода — одна, начало и конец.
— Ты давишь на меня, — буркнула Сусанна. — А это нечестно. Сейчас я старшая в роду…
— Можно внести поправочку? — осведомилась Анаит, она втирала в руки некий специфик, остро пахнущий травой, и морщилась, делая при этом маленькие глаза. — Я нынче в старшинстве… Так что… В общем, она на тебя не давит. А у нас незаконченное дело. И пользуясь старшинством, я задаю вопрос всем присутствующим…
— Как нам выйти? — спросила Эстер. — Наружу, и желательно до полуночи.
— Ну вот, — хрипло сказала Анаит и облизнулась. — Мой вопрос украли, а ведь я его готовила.
— Ха! — выпустила Сусанна, вместе с клубом дыма. — Ответить несложно.
— Кто не пил компот? — хором спросила триада.
— А вдруг я не справлюсь? — возразил я. — Я могу перепутать слова… Легко.
— Ничего путать не придётся, — сказала Эстер с определённой долей уверенности. — Там лучше помалкивать, если у тебя получится, конечно.
— Главное — ничего не просить, — сказала бабушка и дёрнула рукав.
— Не оглядываться, — добавила Сусанна, раскуривавшая чёрную папироску, чужую.
— И ничего там не есть, — припечатала Анаит, подобравшая под себя ноги на тахте и сидевшая при этом, противоестественно прямо. — Ничегошеньки, ни крихты…
— Ладно, — сказал я и почесал переносицу. — Вы меня, конечно, не уговорили, но ещё раз я такую встречку просто не переживу. Придётся пройтись. Между прочим, каждый раз я слабею…
— От переедания? — осведомилась Сусанна. Прапраматерь, ещё недавно отзывавшаяся на «кс-кс-кс», посмотрела на неё сердито и провела ладонью по столу.
— Нет, от вранья, — заметила бабушка и раскурила дымную сигаретку.
— Каждая э-э-э эта проекция, — оскорблённо заметил я, — лишает меня сил или их части. Это всем вам так, на заметку — если я не вернусь, вдруг…
— Я сделаю тебе подарок, — нараспев произнесла Эстер. — Прибавлю сил, — и она приложила палец к моей верхней губе. — Теперь придётся вернуться. Забавку мою не забыл?
Я потрогал кармашек в брюках, брелок лежал там, гладкий и прохладный на ощупь.
— Я… — отозвалась из-за стола бабушка. — Не… — и она пыхнула дымом. — Ты снова за своё? — спросила она у Эстер и махнула в мою сторону рукой. — Нет, но то напрасне…
— Так всё-таки… — спросил я, пробуя пальцами точку над верхней своей губой и ощущая её внезапное тепло. — Как быть, если столько сил растрачено? А вдруг…
— Об этом ты не волнуйся, — ласково сказала Эстер. — Я позаботилась уже. Мы будем там с тобой. Незримо. В твоих мыслях.
— Ой! — сказал я и покраснел.
Эстер погладила меня по щеке и озабоченно провела рукой по волосам.
— Мне не нравится твоя левая сторона, — философски обронила она.
— Вы не одиноки, — надувшись сказал я и потрогал горячее пятно над верхней губой.
— Отзывайся на просьбы и не называй никому своё имя, — сказала Эстер.
— Вот, возьмёшь с собой, — прохрипела мне в лицо Сусанна. — Ничего надёжнее нет. Почти. И она дала мне маленький зелёный футляр с надписью «Елена».
— Так ведь это помада, — пробормотал я.
— А ты желал бы крему, «Алых парусов»? — уязвлёно заметила Сусанна. — Албо «Миракулюм», чудесные тени…
— Нет, я в это время без макияжа, — заметил я. — Исключительно прыщи!
— Мыдло, — снисходительно подсказала Сусанна. — Творит чудо! Истинное…
— Ага, — ответил я. — То с утра мокрое, то постоянно исчезает.
— Той штукой поставишь печатку, — бабушка появилась у меня за плечом как всегда, незаметно. — И всё! Бегом домой! — она поправила волосы и продолжила. — Но не стоит забывать про манеры. Абсолютно.
— Постарайся не удивляться, — попросила меня Анаит. — И следи за своими следами…
— Тавтология, — ответил я. — Мне что же — свернуть шею?
Вместо ответа она потрепала меня за подбородок.
— Ничего не окончено, — шёпотом сказала она. — Ничего!
Бабушка ухватила меня вновь, перед самой дверью.
— Я позову тебя, буду звать тебя всё время. Всё время… — пробормотала она и взъерошила мне волосы. — Ты знаешь то. Только не говори ни с кем там… долго, — она потрогала меня кончиками пальцев, словно вбирая, и опять вздохнула.
— Не будь смутный, — сказала бабушка и легонько подтолкнула меня к пеналу, к зеркалу — в путь.
Есть лишь справедливость и милосердие, и потому я остаюсь между страхом и надеждой; ибо милосердие заставляет меня надеяться, а справедливость — бояться. Такое…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
о входе и выходе, с последующими открытиями и переменами