Страница 43 из 127
– Как вы мне посоветуете, может быть, мне следует отвечать вам только в присутствии моего адвоката? Не думаете же вы, что я стану оправдываться! Во всяком случае, я предпочитаю уйти…
Дювернуа ее не удерживал. Он помог ей надеть пальто: «Позвольте мне проводить вас… вы не найдете такси…» – «Я живу в двух шагах отсюда…» – «Прошу вас…» – «Как хотите…»
Они молча спустились по лестнице. На улице воздух забыл про весну. Они сели в машину, притаившуюся в пустом, темном, тихом дворе. Неподвижно сидя за рулем, Дювернуа даже не делал вида, что собирается ехать…
– Послушайте, Моника, – сказал он совсем тихо, – все это не так просто… У вас есть враги… Это случается со всеми, для этого не обязательно быть эмигранткой… Все это очень путано, очень сложно… но в данном случае… Вы должны меня извинить… Человек, которого вы очень хорошо знали… Тот, что уехал на Восток… летчик…
Голос Ольги дошел до него как из небытия:
– Да… и что же?
– Сейчас я вам расскажу. Все равно мы уже перешли все границы… Вы ведь проводили его до Каира?
– Да… и что же? – повторила Ольга.
– При нем были секретные документы. Он нарочно оставил их в отеле, в комнате, где вы жили вместе с ним. Вы рылись в этих документах. Он в этом уверен.
Во двор въехала машина, слепящие фары разрушили темноту, наполненную тишиной. В свете фар, как в огнях рампы, появилось ненакрашенное лицо Ольги, ее потрясающие глаза.
– Да, – сказала она, – я рылась в его бумагах.
Фары повернули. Машина остановилась, хлопнула дверца… Голоса. Двор снова погрузился в темноту и молчание.
– Он получил в тот день письма из Парижа, – раздался во тьме голос Ольги, – письмо от матери, сказал он мне. Я так мало знала о нем… Я так мало, так плохо его знала… мне так хотелось узнать его ближе. Не его служебные дела, не славу… но личное… ведь он был моим милым, моей жизнью… Да, я рылась в его бумагах, я прочла письмо матери. Из него я многое узнала… Он был женат, у него были дети… Правда, для нас это ничего не меняло. Мать рассказывала ему о детях, просила, чтобы он не забывал о них во время своего отсутствия… Своего отсутствия… – Ольга замолчала. Потом добавила: – Других его бумаг я не читала. Но это не имеет значения.
У Дювернуа – летчика-аса были железные нервы, но Дювернуа-писатель обладал чувствительностью, которая пронизывала все его существо. Эта женщина была жалка, ужасна, как человеческое тело, изувеченное во время железнодорожной катастрофы. И она даже не потеряла сознания! Она смотрела на свое изуродованное тело… где же мои ноги, мои пальцы, мои руки, и откуда столько крови! Ох, откуда эта кровь?!
– Мадам, – сказал Дювернуа, – я не хотел…
– Ничего, – ответила Ольга таким тоном, как будто ей наступили на ногу в метро, – отвезите меня домой, пожалуйста.
Дювернуа вывел машину со двора. Они очень быстро приехали, она действительно жила в двух шагах.
– Спасибо, – сказала Ольга и исчезла в дверях.
Карлос открыл ей и поднял ее на лифте – вот и четвертый этаж. Он позволил себе сказать ей: «Вы устали, мадам? Может быть, вы разрешите, чтобы Фернандо вам принес чего-нибудь горячего? Вы знаете, мы всю ночь здесь… играем в белот».
– Спасибо. Нет, мне ничего не нужно.
Карлос смотрел, как она шла по длинному коридору. Он видел, что несколько раз, словно ища опоры, она дотрагивалась до стен. В конце коридора она повернула направо за угол и исчезла.