Незваные гости

XXVII

С того дня, когда Ольга согласилась, или по крайней мере не отказалась, сопровождать Агнессу в Израиль, она часто виделась с Элизабет. Приближалось рождество, и Элизабет покупала подарки, а у нее это принимало грандиозный размах… Ольга позволяла Элизабет водить себя всюду, куда той вздумается, – в магазины, в рестораны, на выставки, к портнихам и шляпницам. Элизабет, ничего не делая, вечно была безумно занята, в беспорядочность своего существования она вносила одной ей ведомый порядок; она считала себя ответственной за то, за что совсем не отвечала; заботилась, чтобы всем вокруг нее было приятно и хорошо. Все это создавало атмосферу, в которой было легко жить. Легкость исходила от самой Элизабет, от ее «притягательной силы», от ее желания и уменья находить радость в любых пустяках, хотя радость эта и прикрывала разверстую бездну отчаянья. Для Элизабет счастье было проволокой, на которой она балансировала с необыкновенной ловкостью… Настолько, насколько что-либо могло еще быть полезно Ольге, близость с Элизабет была ей полезна. Время, простиравшееся перед Ольгой, как бесконечная и однообразная песчаная пустыня, было теперь размечено действиями Элизабет. Это не мешало Ольге думать с горькой тоской, что если можно скоротать ожидание определенного дня или часа, то когда вообще ничего не ждешь…

Со своей стороны Элизабет находила приятным общество Ольги. Она была подвержена страстным увлечениям. В данный момент она обожала Ольгу, видела в ней одни только достоинства и всем своим поведением выражала постоянную и глубокую радость от общения с ней, оттого, что она ее видит, слышит ее голос. В этом, между прочим, была одна из причин, почему все обожали Элизабет: она умела восхищаться людьми с таким увлечением, что те, кем она восхищалась, даже если это были очень скромные люди, в конце концов начинали задавать себе вопрос, уж не заслуживают ли они и в самом деле такого восхищения. Кроме того, Ольга ведь согласна была сопровождать Агнессу в Палестину.

Было решено, что Агнесса улетит после экзаменов на аттестат зрелости. Это было единственным требованием матери. И оно обсуждалось так, как будто о главном, об отъезде Агнессы, они договорились и оставалось только решить вместе, как лучше обставить этот отъезд. Агнесса была счастлива, жизнь широко раскрывалась перед ней, а тут еще приближались праздники, каникулы, Фред был с ней, их ожидали джаз, каток, кино, театр, друзья… Они много танцевали, редко в дансингах: эти дети из «хороших семейств» предпочитали ходить друг к другу, где они включали радиолу и вкусно ужинали. Любви было столько, что в ней можно было утонуть, Фред и Агнесса погружались в нее, как в родную стихию, едва снисходя до окружающих, до их любвишек… Элизабет даже пришлось несколько раз напомнить Фреду, что не пристало ему держать себя пророком. Она умела иногда ранить людей до крови…

– Я не возражаю, мой друг, – говорила она Фреду, – против ваших воззрений, но не взбирайтесь на них, как на пьедестал. Вы ничего нового не открыли, всего лишь примкнули к определенным убеждениям. В чем же ваш подвиг?

Только Элизабет могла себе позволить делать Фреду замечания. Она импонировала Фреду, он был снобом, и ее репутация и биография восхищали его, так же как его восхищало ее безразличие к тому, что о ней могут сказать, ее естественная, органическая оригинальность и эксцентричность. И он сбавлял тон и пытался не так откровенно кичиться своими убеждениями. Агнесса тоже заразилась от него… «Они скоро станут невозможными!» – говорила Элизабет Ольге и просила ее в случае чего не церемониться с этими детьми. Они оба так восхищаются Ольгой, так счастливы, что она поедет с ними в Палестину… Они поверяли Ольге свои секреты: как только Агнесса сдаст экзамены, они поженятся. Агнесса не хотела заранее говорить об этом Элизабет, потому что она была суеверна и боялась загадывать, чтобы не провалиться на экзаменах. Фред учился в Высшей дипломатической школе, но собирался бросить ее, как только они смогут пожениться и уехать… Спешить особенно некуда, Агнесса ведь так молода, ей нет и семнадцати, а ему двадцать два… Его отец, промышленник, ничего не будет иметь против их отъезда в Палестину, полагал Фред… мать тоже, она умная женщина, у нее своя жизнь… собрания, лекции, благотворительность… Ольга стала поверенной всех тайн Агнессы и Фреда.

Элизабет хотелось бы засыпать Ольгу подарками, но она не знала, чем можно доставить Ольге удовольствие, ведь у нее не было ровно никаких желаний! Тогда Элизабет решила подарить Ольге то, что доставило бы удовольствие ей самой. Она повезла Ольгу к своему сапожнику – у Элизабет была страсть к хорошей обуви. Когда-то Станислав Беленький, еще в тот период, когда он не был ее мужем, заказал этому самому сапожнику по слепку с ноги Элизабет целый набор туфель и отправил их ей в специально сделанном для этой цели чемодане.

– Мадам Крюгер! – воскликнула продавщица. – Мы уже думали, что вы нас забыли! Что вы нам изменили… Я сейчас позову мосье Тавиана… Мы как раз говорили о вас за завтраком…

Продавщица побежала за г-ном Тавианом. В магазинчике, кроме кресел и ковров, были только подставки из резного позолоченного дерева, на которых, как редкие цветы, стояли самые разнообразные модели обуви. Элизабет с загоревшимся взглядом, издавая легкие восклицания одобрения, покачивая головой, разглядывала эти образцы.

Появился г-н Тавиан, пожилой человек, невысокий, плотный, хорошо одетый… Красивая голова, гладкое лицо с правильными чертами, прямой нос, прямой лоб, черные, слегка седеющие волосы. Красивый мужчина и держится с достоинством. Он почтительно поклонился г-же Крюгер, потом улыбнулся – зубы у него были белые и ровные – и сказал с легким акцентом:

– Мы счастливы вас видеть, мадам…

Элизабет порывисто протянула ему руку.

– Мосье Тавиан! Я приехала повидаться с вами и заказать обувь для моей приятельницы…

Г-н Тавиан склонился перед Ольгой. Ольга слегка растерялась.

– Я должна заказать себе обувь, Элизабет?

– Это будет моим рождественским подарком! Я хочу, чтобы мосье Тавиан сделал вам самые лучшие из всех туфель Франции и Наварры!