Соврати меня

Ужас, азарт и эйфория смешиваются в один взрывной коктейль, заставляя крепко жмуриться от чувства будто внутри всё подпрыгивает. А после обрывается камнем куда-то вниз, когда он так же резко отстраняется, выравнивая едва не съехавший на обочину автомобиль.

Дурной. Какой же он дурной!

Пальцы будто бы вплавились в ремень безопасности. Я их даже не чувствую.

– Ты сумасшедший, – качаю головой, проходясь кончиком языка по гудящим губам.

Мир смотрит на меня сыто и довольно. Улыбается блаженно – глаз не отвести.

– Безумие бич самоубийц. Ещё один плюсик в пользу моей искренности. Маш, серьёзно. Я готов рискнуть, даже если ты явишься на нашу свадьбу сразу в траурной шляпке.

Неожиданно для себя засмеявшись – болезненно и хрипло, отворачиваюсь к окну.

Тучи низко нависают над горизонтом, практически сливаясь с тянущимся вдоль поля лесом, а вдалеке слышатся смутные отголоски грома. Через опущенное окно в салон проникает густой запах пыли, прибитой недавним дождём. Мне вдруг становится не по сезону холодно от невольного сравнения себя с попавшей в террариум мышью.

Страшно привязаться к человеку, который всегда тебя презирал. Разве мало случаев, когда люди влюбляют в себя ради мести?

Мелькнувшая вскользь мысль растворяется также быстро, как возникает. Я прикрываю глаза всего на пару минут, убаюканная играющей фоном музыкой, а открыв их, щурюсь от яркого солнечного света. Судя по припекающим кожу лучам время наверняка уже перевалило за обеденное.

Сложив на пустующее водительское кресло рубашку Мира, которую он, очевидно, набросил мне на плечи пока я спала, выхожу из машины и спускаюсь к шаткому причалу – месту, где Арбатов перевернул всё с ног наголову, впервые меня поцеловав. Сейчас местность выглядит не так мрачно, можно даже сказать безмятежно, укрытое лазурным небом без единой тучки, таким бесконечным и невозможно красивым, что чувство реальности рябит, как старый телевизор.

Разбухшие доски причала поскрипывают под подошвами моих босоножек. Поверхность озера переливается и сверкает, расходясь мелкой рябью от цветущих вдалеке кувшинок. Впрочем, у берега вода достаточно спокойная, чтобы в деталях разглядеть глупую улыбку, гуляющую на моём лице. Я, кажется, впервые за долгое время по-настоящему вдохнула полной грудью.

Позади снова надсадно скрипят влажные доски.

Шаг... ещё один...

Сердце исполняет что-то вроде смертельной петли – неизменная реакция на близость Мира с самой первой встречи. Той самой, что произошла, когда я была зажатым подростком, а он – уверенный в себе высокий красавец, презрительно кривил губы, глядя куда-то сквозь меня. Арбатов никогда не был со мной приветлив.

Но это же он?

По-прежнему он.

Усилием воли остаюсь стоять как встала, пытаясь отучить себя робеть в его присутствии.

– Ты удивительная, Маша.

Остановившись за моей спиной, Мир обнимает меня одной рукой за талию.

– Решил на время прикинуться хорошим парнем? – отражение его ухмылки в зеркале озера выражает иронию и я решаю, что мысль всё-таки следует развить. – Так все говорят, когда хотят пустить пыль в глаза.

– Когда-нибудь ты убедишься, что я не все, – теперь приходит мой черёд насмешливо вскидывать бровь. – Ты заставила меня ревновать к несуществующему парню, – он свободной рукой убирает волосы с моей шеи и принимается сворачивать их жгутом. – Пытаешься уломать меня на секс без обязательств, – перекидывает жгут через плечо, – хотя по-хорошему должно быть наоборот, не находишь? По логике меня должно всё устраивать, но ты уделала даже логику. Поэтому я ещё раз повторяю: ты удивительная, Маша.

Его сдавленное дыхание горячими толчками греет мне затылок, стекает по лопаткам, ласкает изнутри – расходится по капиллярам вен чем-то хрупким и переливчатым, как крылья летающих вокруг нас стрекоз. Я до тихого помешательства хочу удержать это чувство – зыбкую гармонию между нами двумя, такими кардинально непохожими.

Эта поездка – откровение.

– Мир, притормози, – оборачиваюсь, чтобы утонуть в штормовом мраке его глаз, и провожу по напряжённой скуле, собирая пальцами отрезвляющие уколы щетины. – Я не умею перестраиваться на ходу. У меня и сейчас в твоём присутствии коленки дрожат... Да, не только от страха. Но и от него в том числе.

– Может быть тогда просто поплаваем? Если вода успела прогреться, – трётся он о мой висок кончиком носа, понятливо переводя разговор в беззаботное русло.

– Я не умею.

– В таком случае жди здесь. Я быстро, принесу чего-нибудь вкусного. Устроимся на берегу.

От предложенной помощи Арбатов категорически отказывается. Сам расстилает плед, сам нарезает хлеб толстыми "пацанскими" ломтями, раскладывает фрукты, сыр, курицу. Я всё это время практически на ощупь плету венок из цветов одуванчика и тёмно-лиловых соцветий плакун-травы, разглядывая его во все глаза, словно впервые.

– Ну что, приступим к трапезе пока я тут слюной всё не закапал?

Готовый венок ловким движением его руки венчает мою голову. Мир ничего больше не говорит. Он смотрит. Лукавство с искрами восхищения – этот взгляд врывается летней негой во все лёгкие. Прикосновение ладоней к плечам томит предвкушением. Сейчас поцелует...

– Ого, да я, мать вашу, везунчик! Прямиком с корабля на бал. Ты неоригинален. Так и знал, что найду вас здесь. Дружище-пират, плеснёшь мне по-братски рома?

Вздрогнув, перевожу взгляд Миру за спину, туда, где по заросшей осокой тропинке к нам идёт – чёрт его подери! – Исаев собственной персоной. Только разборок нам не хватало.

Эта поездка точно добром не кончится.

– Конечно, плесну, – расплывается в деревянной улыбке Мир.

А затем как развернётся. Как пронесётся вперёд тараном, как повалит друга прямо на покрывало.

Я зажимаю рот руками. Под Димкиной спиной хрустит пластиковая посуда.

– Что ж ты, как неродного? – булькает он вливаемым себе в рот виски. – Я просто заехал узнать, как у вас дела. Ничего ли не забыли... резинки там... совесть...

– Ты закусывай, – рычит Мир, впечатывая ему в лицо пригоршню клубники. – А дела у нас нормально. Убедился? Вали на хер.

Вымазанное ягодами лицо расцветает улыбкой.

– А если останусь? Утопишь? Что ты мне сделаешь, м?

– Дима, Мир, перестаньте! – рухнув рядом с ними на колени, судорожно цепляюсь за воротник футболки Арбатова.

– Не соблазняй, брат, – глухо припечатывает Мир, но Диму отпускает. Садится рядом на траву и с силой трёт лицо ладонями.

– Ладно,  проехали. Психанул, – хлопает его плечу Исаев, затем подаёт мне руку, чтобы помочь встать. – Маш, поговорим наедине? Расставим точки по-человечески... Потом, если захочешь, я уеду.

Джентльмен в нём не убиваем даже с размазанной вокруг рта закуской.

– Ты уедешь сейчас, – голос Мира холодит неприкрытой угрозой, когда он вскакивает на ноги и решительно шагает к нам.

– Ш-ш-ш... Всё в порядке, – успокаивающе провожу пальцами по его губам. Неподвижным и сжатым в тонкую нить ярости. – Нам с Димой действительно стоит поставить точку.

Несмотря на показное спокойствие, мне сейчас страшнее, чем целоваться на скорости сто километров в час.

– Лады. Как хочешь, – Мир склоняется, подбирает слетевший венок и, прокручивая его на пальце, идёт к причалу.

Дима тоже ведёт меня к причалу, умывается, снимает с себя обляпанную рубашку и, вдруг просияв, кивает в сторону привязанной к одной из свай лодки.

– Поплыли до кувшинок? Сорву для тебя последний букет.

Я с опаской кошусь на Мира, но тот только закатывает к небу глаза. А кулак при этом бугрится венами, сжимая кривой восьмёркой мой венок.

– Отличная идея, Дим.

Не будем искушать судьбу. Нам и правда безопаснее расстаться где-нибудь подальше.

Глава 26. Спасатель

Мир

Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты...

Мой друг – идиот! – мысленно закипаю, вжимая ногти в трухлявые доски причала.