Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 17



Погода — замечательная, снег стаял, и на грязных газонах пробилась первая зеленая травка, радуя глаз не меньше набухающих на деревьях почек. Ожили и птицы, и всю дорогу нас с Таней сопровождал веселый щебет. Советский воробей от капиталистического отличается в первую очередь повышенным оптимизмом!

Истосковавшиеся по мне ребята напрочь сломали торжественную линейку, окружив меня одетой в «костюмы для полевых работ» стеной. Девочки в платочках выглядят супер мило! Пожимая руки и называя ребят по именам, объяснил, зачем я здесь, а потом пошел на используемое директрисой в качестве сцены крыльцо. Приняв из рук красующейся орденом Героя социалистического труда Варвары Ильиничны микрофон, первым делом поздравил с днем рождения всегда живущего в наших сердцах Владимира Ильича Ленина (тройное «ура!»), а потом грустно подтвердил:

— Да, ребята, со следующего года я буду учиться в другой школе. Я бы остался с вами — мне здесь правда очень нравится, но старшие товарищи решили, что там я для Родины буду полезнее. Но из Сокольников я переезжать не собираюсь, поэтому обязательно буду приходить к вам в гости!

— А политинформация? — спросила Катя, которая о своем переводе еще не знает.

— А политинформацию, Катюша, Сережа будет проводить на базе ДК, совместную, — успокоила ее и ребят (да, реально хотят политинформацию) директриса.

Получив микрофон снова, попросил почти бывших соучеников выделить мне кусок территории и НИ ЗА ЧТО мне с ним не помогать. Вроде договорились.

— Ой, а ко мне твой листок залез! Придется его убрать! — ловко сгреб листья с «моего» куска восьмиклассник Федя.

— Эта ветка почти целиком с моей стороны! — нагнулась за веточкой семиклассница Нина.

— А мешок подержать?

— Метла нужна?

— Да давай, че ты…

— Словом, нифига мне поработать не дали, — жаловался я Вилке по пути к старому кирпичному зданию «мануфактурного» типа, в котором КГБ организовала моему ВИА репетиционную базу, для конспирации.

За окном — благодать, после субботника-то. Увы, чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят, и через пару недель привычный мусорный покров восстановится. Немножко спасает малое окно возможности — кроме окурков и упаковочной бумаги особо и кидать-то нечего, а это все перегнивает, следовательно — не мусор, а эко-мусор!

— А лицо-то довольное! — проницательно заметила Виталина.

— Дети лишены корысти и страсти к чинопочитанию, — важно пояснил я. — А самое ценное — попади под пули любой другой школьник, они бы точно так же помогли бы и ему.

— А взрослые не помогли бы? — ехидно спросила она.

— Помогли бы, — признал я. — Показывай.

Виталина отпустила руль несущейся машины и демонстративно-медленно полезла в лежащую на заднем сиденье сумочку.

— Понял! Каюсь! — не выдержал я, и севшая на место девушка лихо вошла в поворот, разминувшись с отчаянно сигналящим нам ЗиЛом.

Тихонько матюгнувшись, полез в сумочку сам. Хе, шоколадка! Это такие у тебя диеты? Папка…

— На всякий случай — у меня было все под контролем, — самодовольно поведала Вилка.

— Даже не сомневаюсь, — отмахнулся я. — Но нервы пока несовершенны.

От набранного КГБ состава немножко выпал в осадок: во фронтмены мне даровали Стаса Намина. То-то голос знакомым показался. На ударных — Юрий Иванович Борзов, ударник и «крестный отец» группы «Машина времени», которая уже есть — вон, в папке написано. Семнадцать лет всего!

— В армию не заберут? — спросил я.

— Формально — заберут, — хмыкнула Вилка. — Сын командующего авиацией Военно-Морского флота СССР.

— Ха, напишем песню про самолётики, папка на правительственном концерте плакать будет! — гоготнул я.

На бас-гитаре у нас Александр Викторович Кутиков, тоже семнадцать лет — этот в «Машину времени» еще не попал и уже не попадет. А еще у него мама работает главбухом на фабрике мамы моей — тесен мир.

— Японец? — ткнул я пальцем в личное дело Сергея Сировича Кавагоэ.

Тоже из «Машины времени», но только сильно ранней — его туда Борзов привел. Сергею Сировичу в наши времена шестнадцать, у нас он будет работать клавишником.



— Сын военнопленных, — с ухмылкой указала пальчиком на нужную строчку.

— Если это намек, то он непонятен! — заявил я и перешел к следующему участнику ВИА. — Микоян?

— Сын Микояна, но не того, — пояснила Вилка. — Сын летчика-испытателя. Двоюродный брат Стаса.

— Молоды, нет? — не очень уверенно спросил я.

Виталина с ехидным смешком окинула меня взглядом.

— Считай, что мне выдали оболочку на вырост, — хохотнул я и открыл последний лист, с художественным руководителем. — Захерт Бронислава Вацлавна, одна тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года рождения, — с маленькой черно-белой фотографии на меня смотрела остроносая худая бабушка. — Смотрит так, будто фотограф как минимум украл ее любимую вставную челюсть, — показал Вилке.

— О, уверяю тебя, у Брониславы Вацлавны просто идеальные для ее возраста зубы! — поежилась она.

— Имела честь быть знакомой? — захотел я подробностей о «художественном руководителе» нашего ансамбля.

— Зубы хорошо помню, — ощерилась Вилка. — Знаешь какое у нее любимое и единственное наказание? Ты только не пугайся, хорошо?

— Хорошо, — на всякий случай поежился я и сжал зубы.

Виталина наклонилась ко мне и на максимальной громкости очень музыкально пропела мне в лицо, широко открыв рот:

— До-ре-ми-фа…

— Помнишь я обещал тебя не жалеть? — почесав пальцем в немного оглохшем ухе, спросил я. — Конкретно здесь — не работает. Это же чистой воды садизм!

— Однажды полтора часа подряд на меня так орала, — поежилась Вилка. — «Слух исправляла».

— На Шаляпина поди в тиятры ходила, — заметил я.

— Ой, бл*дь, — впервые на моей памяти выматерилась Виталина, закатив глаза. — Куда и с кем она только не ходила! «Да я с самой Надеждой Константиновной морковный чай пила в семнадцатом!» — передразнила она.

— Уволить можно? Она мне из ребят весь рок выбьет, — спросил я и на всякий случай уточнил. — Точно не из-за тебя — че она вообще в современной музыке понимает? Как только примочки готовы будут, вообще инфаркт отхватит от звуков будущего.

— А давай подождем? — с доброй улыбкой попросила Вилка.

— Не, призрак Надежды Константиновны мне любимую подругу не простит, — хохотнул я. — Но я понял — можно.

— Это — твой проект, Сережа, — улыбнулась Виталина. — Можешь увольнять и набирать кого хочешь.

— Больше некого, — пожал я плечами и оживился. — Слушай, а существует еврей, который с позиции художественного руководителя ВИА сбежит в Израиль с пользой для дела?

— В этом направлении с агентурой все хорошо, — покачала она головой.

— Тогда найди, пожалуйста, толкового мужика не старше тридцати, — попросил я.

— Хорошо, — покладисто кивнула Вилка.

Прибыли на место, припарковались и прошли в крашенные темно-красной краской металлические ворота мимо «УАЗика»-«таблетки», который централизованно привозит и увозит ребят на «репточку».

Поднялись по состоящему из трех облупленных ступеней крыльцу, Вилка открыла передо мной деревянную дверь — немножко глумится над «больничным» этикетом — и по скрипучим, давно не крашеным доскам мы дошли до сидящего за столом седого тщедушного дедушки под плакатом о правильном надевании противогаза.

Подслеповато поправив очки, он прищурился на нас. Поздоровались-представились, и были допущены в левый от дедушки коридор. Миновав двери с табличками от 1 до 14, зашли в пятнадцатый, откуда играла музыка.