Страница 13 из 18
Но чаще всего я или Инна подплывали к Асе со шприцем в высоко поднятой над поверхностью воды руке и старались вонзить иголку в ее лоснящуюся спину возле спинного плавника и быстро нажать на поршень. Иногда все происходило так быстро, что она если что-то и чувствовала, то не успевала отреагировать, и мы облегченно вздыхали. Но бывало, что она уплывала от нас с торчавшей в спине иголкой, и приходилось прилагать множество усилий, чтобы если не сделать укол, то хотя бы избавить ее от, как говорят медики, "чужеродного предмета".
Нас очень беспокоило то, что Ася мало двигалась. Дельфины должны все время двигаться, иначе у них в легких возникают застойные явления, что приводит к пневмонии. Поэтому нам приходилось заставлять Асю плавать – то, есть, попросту говоря, гонять ее, а для этого кому-то все время надо было находиться с ней в воде. Между тем Никита почти все время работал на Озере и все чаще забирал туда и Борю (против этого мы не особенно возражали), Инна простудилась, что было совершенно неудивительно, а Ванда не могла плавать в холодном море – у нее были больные суставы. К тому же, учитывая ее возраст и статус, никто и подумать не мог о том, чтобы запихнуть ее в воду.
А что касается нашего ассистента Вити – то он просто забастовал. То есть он с самого начала сезона заявил, что у него болит ухо, и в доказательство стал носить старенькую зимнюю шапку на меху, раздобытую у кого-то из местных ашукинских рабочих. Это было то еще зрелище – стройный, загорелый, как мулат, молодо человек в плавках и ушанке с опущенными ушами! Но мне не очень-то верилось в его болезнь, хотя нет водолазов, которых бы не настигал в то или иное время отит. Дело в том, что Витя каждый вечер пропадал то на Красной площади, то на Озере, то где-нибудь в лесу, видели его даже распивающим местную несозревшую бурду с рыбаками в самом Ашуко – а наутро его невозможно было поднять ни то что к завтраку, но даже чуть ли не к обеду. Он ходил весь день какой-то потерянный, даже почти не улыбался – а к вечеру снова оживал и исчезал, присоединившись к какой-нибудь веселой компании. У меня было чувство, что он намерен взять от жизни полную компенсацию за каждый день из из тех трех лет, что он провел на ь службе.
Так что большую часть времени с Асей должна была плавать я. Я бы не возражала – на мой взгляд, это один из самых приятных моментов в работе тренера – если бы не температура воды. Женщины, конечно, гораздо морозоустойчивее, чем мужчины, но и у нас есть свой предел выносливости. Но мы с Инной и Вандой нашли выход – мы привлекли к работе с Асей чуть ли не всех, кто умел держаться на воде.
Во-первых, нам очень помогал тринадцатилетний Артем, сын ветеринара Гали Ромашовой. Дети в дельфинарии не только дичали, но и становились водоплавающими, и Артем мог часами не вылезать из воды – до полного посинения. Во-вторых, мы мобилизовали для этой цели студентов, то и дело отлынивавших от работы (они строили новые бассейны) и приходивших на пляж искупаться и позагорать. Конечно, не все могут плавать в вольере вместе с дельфином – пасть у него очень зубастая, что многих пугает, а суетливые, слишком резкие движения пловца сильно нервируют зверей. Нам нужно было, чтобы Ася двигалась, но была при этом не в стрессе, и потому мы устраивали в ее вольере игры и чуть ли не танцы.
Я не знаю более симпатичное животное, чем дельфин. Конечно, мне трудно представить свою жизнь без собак, но дельфин – это нечто совсем особенное. Когда ты к нему прикасаешься, то ощущение такое, как будто дотрагиваешься до мягкой резиновой игрушки – но только живой! Если дельфин на тебя смотрит, то все время кажется, что он тебе подмигивает- на самом деле зрение у афалин не бинокулярное, и просто он на тебя смотрит одним глазом, так как иначе не может. Физиологи говорят, что у дельфинов нет мимических мышц, но мне что-то в это не верится. Выражение их мордочки, когда они что-то от тебя хотят, такое хитрющее! И еще они обладают чувством юмора и прекрасно умеют улыбаться – это качество я очень ценю в людях, а в дельфинах – тем более.
И еще каждый дельфин – личность. Они влюбляются в своих тренеров, они ревнуют, они стараются привлечь к себе внимание, они обожают, когда ими восхищаются. У меня дома на стене висит фотография дельфина, стоящего на хвосте; как-то ко мне зашел приятель, который работал с дельфинами только один сезон, и спросил:
– Это Нимфа?
Да, это была Нимфа! Никто из других дельфинов, и тем более ни один дельфин мужеска пола, не умел так себя подать, как она. Как настоящий артист не может жить без восторженных зрителей, так и наша Нимфа не могла обходиться без внимания восхищенной публики. Это было давно, сейчас она, несомненно, блистала бы как звезда "Дельфиньего озера", но и тогда, на биостанции, преследовавшей сугубо научные цели, она нашла выход. Дельфинарий, закрытый для публики, тем не менее то и дело посещали различные делегации – и она ждала этих визитов, как манны небесной! Тут уж она себя показывала во всей красе: прыжки, сальто, которым ее никто не учил, плавание на хвосте – все шло в ход. Причем она безошибочно определяла ранг делегации (наверное, чувствовала это по поведению сотрудников, которые служили гидами) – ради жен и детей офицеров Черноморского флота она выступала на уровне, но не прилагая почти никаких усилий, зато когда осматривать дельфинарий прибыли высшие флотские командиры – тут уж она превзошла саму себя!
Ася очень любила общаться и охотно подходила к людям. Особенно ей нравилось чесаться. Дельфины вообще очень это любят, а Ася подставляла для чесания все части своего тела, так что при осмотре невозможно было найти ни единой чешуйки старой отмирающей кожи; такого гладкого дельфина надо было еще поискать. Ася совершенно не возражала, когда кто-то из нас садился на нее верхом, если "наездник" чесал ей при этом пятками брюшко. Она с удовольствием нас катала, когда мы плыли рядом, держась за ее спинной плавник или хвост, и с еще большим удовольствием при этом ныряла, увлекая человека под воду.. Но на такую близость она шла только под настроение, больше она любила играть в "салочки", причем догоняющей стороной был, естественно, кто-то из двуногих. Тогда она развивала бешеную, на человеческий взгляд, скорость – но, конечно, весьма умеренную по дельфиньим меркам. Кажется, вот-вот ты до нее дотронешься – но она снова от тебя ускользает, и ты ныряешь за ней в глубину, а она уже оказывается на поверхности, и вода в вольере бурлит ключом.
Особенно полюбил возиться с Асей Вадим, девятнадцатилетний студент с физфака, очень умненький паренек, который ходил хвостом за Викой – так его заинтересовала ее профессия: изучение человеческих душ, как он это формулировал, да и она сама тоже. Мы с подругами как-то даже поспорили на эту тему. Ника и я утверждали, что Вадим в Вику влюбился, а та, смеясь, уверяла, что Вадик видит в ней не женщину, а скорее гипнотизера (в последние годы Вика работала психотерапевтом и писала диссертацию о гипнозе). Но голова у Вики была занята отнюдь не гипнозом и уж, конечно, не Вадимом. Иногда она застывала на кухне с поварешкой в руках, и глаза ее принимали мечтательное выражение. Я быстро поняла, какое направление приняли ее мысли – достаточно сказать, что зоолога Диму она привела "стеклить" мое окно совсем не случайно.
Так вот, Вадим проявлял такой энтузиазм, что Ванда даже "арендовала" его у Максима – временно, конечно, потому что новые бассейны были нужны станции как воздух. Теперь именно в его обязанности входило размораживание рыбы и доставка ее на каракатицу, и мы вздохнули с облегчением: на Витю надежды не было никакой, а все мы по очереди: и Ванда, и Инна, и я сама – уже переворачивались в "мыльнице" по дороге в каракатицу, и чайки долго пировали, доедая так и не доехавшую до Аси ставриду. Работать с Вадимом было приятно и, главное, весело. Он был остроумным парнем, а иногда забавлял нас совершенно неосознанно: он еще не сбросил с себя детскую пухлость, и когда он нырял, то погружались только верхняя часть его туловища и ноги – пятая же точка, округлая и, очевидно, очень легкая, оставалась на поверхности, как поплавок.