Страница 39 из 42
Однако стоило Умалату вспомнить о Дауде, как Мухтар тут же включился в разговор.
— Нравится мне твой Дауд. Настоящий человек из него вырастет. Сейчас уже видно.
— Мальчишка еще! — Умалат говорил нарочито ворчливо, явно довольный словами Мухтара.
— Он уже не мальчишка, ты зря!
— Кто лучше отца знает сына? Ладно, давай-ка о твоей дочери поговорим. Куда, говоришь, она собирается поступать?
— В медицинский.
— Гиблое дело!
— Что?
— Не сможет поступить, говорю.
— Почему?
— Конкурс большой.
— Другие могут, она почему нет? Она хорошо учится.
— У других родители за детей думают.
— Не понял.
— Ты никогда не слышал, что теперь основной конкурс — не для абитуриентов, а для их родителей?
— Слыхал такие хабары[17]. Ну, и как же родители сдают экзамены?
— Кто как сможет.
— Это мне, пожалуй, сложновато будет. Давно учился, многое подзабыл. Кабы тогда-то знать, тетрадки бы сохранил…
— Шутить, конечно, можно. Ну, а если серьезно: зачем твоей дочери становиться врачом?
— А что?
— Врачей у нас в ауле не хватает? Сам знаешь, их больше, чем надо! Ты же сам рассказывал, как дочь старого мельника приехала в аул с дипломом врача, а на работу пошла в детский сад. Или не рассказывал?
— Рассказывал, рассказывал. Она и сейчас в детском саду работает.
— Значит, если твоя дочь поступит в медицинский, ее потом направят работать на край света. В родном ауле места не будет.
— Куда на край света?
— Ну, в Сибирь. На Крайний Север. В Среднюю Азию… Туда, где не хватает специалистов, естественно.
— А может, это и хорошо. Она будет ездить к нам, мы — к ней. Хоть мир посмотрим. — Было похоже, что мысль всерьез понравилась Мухтару.
— Вижу, напрасно стараюсь! Если тебе безразлична судьба дочери, то я не могу…
— Почему безразлична?
— Я говорю тебе дело, а ты… Знаешь, какой факультет сейчас самый дефицитный?
— Юридический?
— Был лет пять тому назад. Тогда и я своего думал туда готовить.
— А сейчас?
— А сейчас — торгово-экономический.
— Почему?
— Если твоя дочь окончит его и станет работать по специальности, она будет кататься как сыр в масле.
— Туда легко поступить? Конкурса нет?
— Ну да! Больше, чем в медицинский.
— Тогда как же она туда поступит?
— А вот это мы провернем!
— Каким образом?
— Видишь ли, в медицинском у меня нет никаких связей. А здесь все-таки моя система… И я готов сделать все, что в моих силах. Конечно, я не всемогущий. И за одни красивые глаза сейчас ничего не получишь. Но мы с тобой всерьез обсудим все варианты…
— Сколько же я должен за это?
— Ты меня просто оскорбляешь, Мухтар! Зачем ты так? Разве это я определяю, что и сколько.
— Кто же?
— Тот, кто берется за дело.
— Мне можно его повидать?
— Нежелательно. Он тебя не знает, и потому контакта может не возникнуть.
— А ты скажи, что мы друзья.
— Это ему совершенно не важно. Он не ищет новых знакомств. Да не беспокойся ты, я все улажу. На то ведь мы и друзья.
— Ну, а если моя дочь не захочет в этот торгово-экономический?
— Доверься мне! Я уговорю ее в два счета. Что эти молодые еще понимают в жизни?
— М-да-да, — задумчиво протянул Мухтар. — Против желания дочери я не могу пойти. И на сделку с совестью — тоже. Не поступит в этом году — пусть поступает в следующем.
— А если и на следующий не поступит?
— Ну, наверное, ей захочется все-таки характер проявить. Будет работать и поступит. Раз ей это дело нравится. А мода — она ведь штука капризная. Вдруг на будущий год станет модно учиться на артиста? Что тогда? Новые связи заводить?..
Дауд глазам своим не поверил: вроде бы его черный ягненок. Но почему у него так быстро выросли рога? И почему он кидается на маму, а не на отца, который стоит рядом и точит кинжал? Может, он подумал, что мама заставляет отца?
Дауд бросился к ягненку, спасая маму. Но ягненок проворно отскочил в сторону и, наклонив голову с острыми, как у молодого бычка, рогами, нацелился на маму уже с другой стороны. Мама заметалась, не зная, куда спрятаться. Отец почему-то смеялся и все точил и точил кинжал…
И когда, казалось, ягненку оставалось последнее движение, чтобы пронзить маму рогами, раздался голос Раисы:
«Али-Булат! Ко мне! Бегом!»
Ягненок повернулся к Раисе, и его рога вдруг превратились в радугу, которая другим концом легла на Раисино плечо. И вроде бы это уже не Али-Булат, а герцог Гиз. Что же происходит?
Дауд задыхался от ревности. Где же мама, почему она молчит? Но мамы рядом не оказалось. А отец? Отец склонился над ягненком с кинжалом. Дауд бросился к отцу, вырывая кинжал, схватился за клинок. И кровь ручьем хлынула из его руки на отца…
Дауд закричал и проснулся.
В утренней тишине он слышал только стук своего сердца, тревожный и гулкий. Ощущение какой-то беды, чего-то неприятного не проходило, хотя он уговаривал себя, что все плохое осталось во сне…
И вдруг Дауд понял: сегодня суббота, день рождения отца, придут гости, и для них будет зарезан ягненок. А бедный малыш спит и не подозревает об опасности. Что бы придумать?
Ведь можно спасти ягненка! От этой мысли он вскочил так резко, что диван под ним отозвался громким стоном. Дауд замер, испугавшись, что разбудит отца или маму. Долго сидел неподвижно, напряженно прислушиваясь к каждому шороху. Но дом спал… Тогда он осторожно оделся и на цыпочках прокрался во двор.
Звезды на небе тускнели и стыли. Скоро рассвет, надо торопиться! Он потихоньку открыл ворота, с трудом приподняв железную дверь, отвязал ягненка, взял его на руки и, настороженно оглядываясь по сторонам, вышел из сада во двор. Некоторое время постоял у ворот: отвратительный озноб судорогой проходил по телу и ноги будто свинцом налились. Сделав несколько неуверенных шагов, он справился с собою и пошел быстро. Опомнился уже в городском парке. Он опустил сонного ягненка на какой-то газон и, не оглядываясь, помчался домой.
Добравшись наконец до своего дивана, Дауд вытянулся и с головой накрылся одеялом. Но спокойствие и сон не приходили. Он напряженно прислушивался к каждому шороху. Мучительно долго тянулось время…
Первым проснулся Мухтар и отправился на веранду покурить. Заметит он с веранды исчезновение ягненка? И что станет делать? Разбудит отца или сам пойдет искать?
Как всегда, проснувшись чуть свет, Мухтар вышел на веранду. Далеко в море по-прежнему стояло белоснежное судно, в маленьких окнах которого оранжево сверкало еще не вставшее солнце. Корабль чуть развернулся к молу, и вместо горящих окон зазияли темные квадратики, а по морю — от горизонта до самого берега — протянулась сверкающая золотая тропинка. Мухтар засмотрелся на судно и не заметил, как на горизонте появился огромный красный шар. Такого огромного солнца ему еще никогда не доводилось видеть. Шар постепенно поднимался, желтел, и глазам стало больно на него смотреть…
«А в горах, — подумал Мухтар, — солнце еще, наверное, не взошло. Оно у нас появляется стремительно, не бывает таким красным и сразу слепит глаза. Его восход пробуждает все вокруг. И птиц, и животных. И скалы, и долины. И травы, и водопады. И над всем этим утренним миром высоко в голубом небе застывает черный орел. Он, наверное, первым видит восход солнца. Интересно бы посмотреть на все его глазами. Хорошо бы когда-нибудь увидеть восход сверху… Просто надо попасть на утренний рейс самолета. И правда, сколько еще в жизни я не успел…»
Мысли Мухтара перебил голос Умалата, который кричал ему со двора что-то неразборчивое и делал знаки, чтобы Мухтар спустился.
Мухтар заметил, что и Майсарат как-то озабоченно ходит по двору, заглядывая то за забор, то за ворота.
17
Хаба́р — весть, слух, новость.