Дикие груши

— А если мужчина любит женщину, а она его пока… — Дауд не договорил, прикусив себе язык.

Но Мухтар, кажется, ничего не заметил.

— Полюбит, обязательно полюбит, если он достойный мужчина, — уверенно сказал он.

— И будет бегать за ним, как та рыжая курносая дурочка в картине, — засмеялась неизвестно чему Раиса.

Дауд споткнулся о корень дерева, вылезший из асфальта, и, нелепо взмахнув перчатками, едва удержался на ногах.

— А что еще не понравилось вам в фильме? — спросила Цыганка, обращаясь к Мухтару.

— Да много чего… Давайте посидим чуть-чуть, — предложил Мухтар и сел на скамеечку напротив фонтана.

Расселись и ребята.

— Как интересно вас слушать! — улыбнулась Раиса, и ее глаза сверкнули пронзительной синевой.

— Ну так вот. Помните, сын пришел домой с этой студенткой. А как встретили его родители? Как они посмотрели на девушку? Словно на врага какого!

— Считаете, они были не правы? — спросила Цыганка.

— Совершенно не правы!

— Почему? — Раиса тоже не могла этого понять.

— Ну вот, допустим, мой сын Магомед приходит ко мне в дом с незнакомым человеком. Как я должен к нему отнестись? Хмурить брови? Демонстративно молчать? — Мухтар сделал паузу, видимо вспоминая, как все это происходило в фильме. — Нет, такого не должно быть. Если с сыном приходит друг, я должен отнестись к нему, как к родному человеку, как к другу. Не так ли, Дауд?

— Конечно, — благодарно сказал Дауд. Он уже успел себе представить, как приводит домой Раису, как сердечно и ласково встречают ее родители.

— Ты хочешь спросить почему? — Мухтар повернулся к Цыганке, уловив ее недоуменный взгляд. — А вот почему. Раз, повторяю, это друг моего сына, раз мой сын полюбил его, значит, человек достоин этого.

— Правильно, дядя Мухтар! — согласилась и Раиса. — Совершенно верно!

— А я не согласна! — Цыганка сняла очки и протерла стекла кончиком платья. — Это же разные вещи. Если сын приходит с незнакомым другом — это одно, а когда с незнакомой девушкой — совсем другое.

— Правильно заметила, доченька, очень правильно! Когда сын приходит с девушкой, следует еще с большим уважением отнестись к девушке и самому сыну.

— Почему?

— А так уж всегда получается, что тот, кто не уважает женщину, вообще никого не уважает. Ни себя, ни сына, ни даже джамаат[16] свой.

— А ведь вы — философ, дядя Мухтар, — улыбнулась Раиса и звонко щелкнула по лбу Дауда, задумчиво на нее уставившегося.

— Каждый человек по-своему философ.

— Даже я?

Мухтар с улыбкой кивнул головой.

— Такую философию я не признаю! — сказала Цыганка. — Вы же сами себе противоречите! Вот вы утверждали, что жена должна оставаться верной мужу. Так?

— Верно!

— А теперь что говорите? — Цыганка вскочила с места, так ее разобрало. — Сын вполне порядочных родителей приходит домой с неверной женой другого человека. И ее надо встречать с уважением и почетом? Так не должно быть! Так не бывает! И это правильно показано в фильме. — Цыганка, торжествуя, словно победительница, уселась на место.

— Сколько страстей, однако, вызвал этот фильм, — рассмеялась Раиса и шутливо шлепнула Дауда по перчатке.

Дауд чувствовал, что глупеет на глазах. Как странно ведет себя с ним Раиса. Верить ей он уже боялся. Понять бы — насмешки это или дружеское подшучивание.

Мухтар не торопился с ответом. Посматривая на молодых, он улыбался чему-то своему.

Цыганка расценила его молчание как нерешительность и сомнение.

— Вы просто не можете выйти из-под влияния старых обычаев, потому так и говорите.

— Может, ты и права, доченька, — согласился Мухтар. — Думаю, обычай уважать человека — один из самых древних, но он не должен устаревать. Иначе людям будет плохо жить. Вот человек пришел к тебе. Значит, верит тебе, надеется на твое понимание, может быть, и помощь. И это твой долг — понять его, выслушать, помочь, чем можешь. Простой человеческий долг. Поставь себя на это место, и ты поймешь, что надо делать. А уж потом будешь выяснять, какие у него недостатки. Я так думаю, по крайней мере. Сейчас, когда у людей появился и достаток, и больше свободного времени, они словно бы стали меньше друг в друге нуждаться, хуже друг к другу относиться. Что уж говорить об уважении к старшим? Вот подходит автобус. Те, кто посильнее и поздоровее, расталкивают старших, первыми влезают в машину и очень довольны собой. Не думают, что старость придет и к ним. И им тогда захочется, чтобы кто-нибудь подал руку и помог подняться. Это так нетрудно сделать. Но при этом у людей всегда возникают настоящие человеческие отношения. И жить им становится веселее и приятнее. Не так ли, Дауд?

— Конечно!

— А у вас в горах все младшие уважают всех старших? — с ехидной улыбкой спросила Цыганка.

— Бывает, и нет, — вздохнул Мухтар.

— Можно подумать, у вас уже коммунизм, а в городе… — начала было Цыганка, но осеклась под взглядами Раисы и Дауда.

— Ничего, ничего, — ласково поглядел на Раису и Дауда Мухтар. — Каждый может говорить, что он думает. Но только я совсем не противопоставляю город и горы. Зачем же? Мне самому в городе многое нравится.

— В самом деле? — спросила Раиса. — Что же?

— Ну, например, то, как люди отдыхают. Как умеют украсить все вокруг. То, как они одеваются. То, что вы, совсем еще молодые люди, серьезно задумываетесь и говорите о жизни…

В это время мимо них проходила немолодая женщина с маленькой черной собачкой на поводке. Мухтар откровенно засмотрелся на собачку.

Заметив, что Раиса перехватила его взгляд, он улыбнулся ей и пояснил:

— Мне показалось, что это не собака, а ягненок.

— Такой, как вы Дауду подарили?

— Да нет, я ему ягненка не дарил.

— А кто же подарил?

— Это его тайна.

— А у вас есть тайны?

— Как у каждого человека.

— Не у каждого! У меня, например, нет тайн, — вздохнула Раиса.

Дауд посмотрел на нее многозначительно: «Я-то, мол, знаю, что это неправда!»

И Раиса, словно бы прочитав его мысли, ответила ему доверчивопростодушным взглядом: «Нет, я правду говорю».

Цыганка насторожилась и вся превратилась во внимание.

— Каждый человек — сам по себе уже тайна… — задумчиво произнес Мухтар.

— Конечно! — обрадовался Дауд и осторожно взглянул на Раису.

— Просто у тебя — открытое сердце, — Мухтар повернулся к Раисе. — Ты не держишь зла на сердце, вот тебе и кажется, что у тебя нет тайн…

— Мне кажется, я давно-давно вас знаю. И что вы удивительно добрый человек. И что вам можно рассказать все самое сокровенное. Что вы из тех людей, про кого говорят — «Мухи не обидит!».

— Вот ты и ошиблась. Я бываю и злым, и жестким. И вообще считаю: всепрощающая доброта ни к чему хорошему привести не может. Не так ли, Дауд?

Дауд молча кивнул.

— Но тайна тайне рознь. Хорошо, когда у человека — светлая тайна. Ее надо беречь. За нее надо бороться. С такой тайной празднично и интересно жить…

«Когда же это он обо всем догадался? — подумал Дауд. — Я ведь и слова лишнего не сказал… А если всерьез, я люблю дядю Мухтара, как родного!» И сам не зная чему, Дауд вдруг весело рассмеялся.

Наверное, Раиса поняла его и улыбнулась:

— Нам с вами так интересно и хорошо, дядя Мухтар! Приезжайте почаще, если можно. Будем ждать вас!

— При одном условии.

— Каком?

— Я к вам — в город, вы к нам — в горы…

Спустилась ночь. Умалат и Мухтар сидели на веранде, покуривали и неторопливо разговаривали о том о сем. Сквозь частокол темных, казалось бы, одинаковых деревьев на склоне горы в море желтыми, красными и зелеными огнями ярко светилось какое-то большое судно.

Мухтара всегда будоражили и тянули далекие огни. Хотелось сесть на корабль и долго-долго плыть по морю, дивясь иной жизни, совсем не похожей на привычную, свою… Задумавшись, он, почти не слушая, кивал головой Умалату, который был в прекрасном настроении и говорил без умолку.

16

Джамаа́т — аульское общество.