Страница 89 из 125
Сеня надел тулуп, валенки и меховую шапку, а Мерабу дал ватник. Потом из старенького шкафчика достал бутылку водки и соленые огурцы. Выпили по стакану за знакомство. Мераб попробовал откусить огурец, но это был уже не огурец, а ледышка.
— Tак постучи по нему, — посоветовал Сеня.
И, взяв аккордеон, заиграл и запел песню времен Великой Отечественной войны. Мераб, впервые за все время, расслабился и почувствовал себя как дома.
— Дядя Сеня. — шепотом сказал он. — Я хочу убежать отсюда.
Сеня перестал играть.
— Куда? — спросил он.
— Домой, к жене… к отцу.
— Вот за это уважаю, — сказал Сеня. — Давай выпьем за твоего отца. — Они выпили еще по стакану. И Сеня сказал, что бежать из Израиля вообще-то невозможно, но Мерабу повезло: он Сене нравится, а Сеня — лучший специалист по переходам границ. Во время войны у него было сто шестьдесят переходов в тыл врага.
— Молись богу, что меня встретил, — закончил Сеня. — Поехали.
— Подождите, дядя Сеня, — сказал Мераб. — За мной, наверное, следят. Они думают, что я — агент.
— Это они про всех думают. Но ты ни хрена никакой не агент. У меня глаз — алмаз! — Жди здесь, — сказал Сеня и ушел.
Замерзший Мераб стал бегать по складу, припрыгивая. У дальней стенки он обнаружил прикнопленную к стене фотографию, где Сеня был запечатлен в костюме и галстуке с полной грудью боевых орденов.
Сеня вернулся со свертком одежды. Мераб снял смокинг и облачился в костюм религиозника: черная шляпа, черный шелковый халат, черные чулки. Смокинг он попросил Сеню отдать кому-нибудь из грузинских евреев, чтобы те вернули толстяку.
Сеня приклеил к щекам Мераба пейсы и изложил свой план: Мераб залезает под рефрижератор и там цепляется, а Сеня ведет машину. Когда выедут из города, Мераб пересядет в кабину. Доедут до места назначения, а там будут действовать по обстановке. Мерабу план не понравился:
— За что я там приценяюсь? За кардан?
— Найдешь за что, — строго сказал Сеня. — И давай без пререканий. Командую операцией я!
Они выпили еще по стакану на дорожку, и Сеня, прихватив моток веревки и флягу, скомандовал: «Вперед!»
Вышли из склада. Сеня стал запирать дверь, а Мераб полез под рефрижератор.
— Стоп, — тихо сказал Сеня. — Иди сюда.
Мераб вылез из-под машины. Сеня шепнул, что тут околачивается какой-то подозрительный гусь, который Сене не нравится. Этот гусь мелькал еще на набережной.
— Будем брать, — решил Сеня. — Ты заходишь спереди и просишь прикурить, а я сзади его выключаю. Связываем — и в машину.
— Как выключаете? Чем?
Вот тут за ухом точка есть, называется «укус языка». Тыкаешь в нее пальчиком — и клиент в нокауте… Действуй!
Полный мужчина в гаванской рубашке прикуривал у выхода из двора. Мераб подошел и попросил спички…
Синайская пустыня. Утро. Рефрижератор ехал по шоссе между барханами. Вел машину Сеня, а Мераб сидел рядом. Настроение у друзей было хорошее, и они в два голоса запели грузинскую песню «Сулико», которая в сороковых годах была всемирным шлягером.
Машина обогнала бедуина на ослике. Тот посмотрел ей вслед.
— Стоп! — Сеня резко затормозил. — Что-то и этот гусь мне не нравится.
— Чем не нравится? — пожал плечами Мераб. — Едет себе…
— Сынок, ты меня слушай. У меня глаз — алмаз, — сказал Сеня и приложился к фляге.
У бензоколонки они заправили бак и перекусили. Сеня налил в бумажный стаканчик из фляги и, крякнув, выпил.
— Дядя Сеня, может, хватит?
— Спокойно. Я свою дозу знаю.
Бензоколонщик покачал головой и, забрав со стола грязную посуду, скрылся на кухоньке.
Сеня посмотрел в сторону кухни тяжелым взглядом и сказал:
— Что-то этот гусь…
Дядя Сеня спал, откинувшись на сиденье. Мераб крутил руль и газовал, пытаясь вывести на асфальт застрявший в бархане рефрижератор. Колеса с визгом буксовали. Мераб снял шляпу, халат и, взяв из-под сиденья лопату, стал подкапывать под колесами песок.
Подъехали два полицейских на мотоциклах. Они посмотрели на человека с одной пейсой на щеке и попросили предъявить документы.
Мераб достал из заднего кармана брюк советские водительские права и, заискивающе улыбаясь, сказал:
— Не успел поменять, начальник.
Из рефрижератора донеслись стук и приглушенное мычание.
— Что там у вас? — спросил полицейский.
— Барашки. — махнул рукой Мераб.
Второй полицейский открыл дверь фургона. Там, на полу, с заткнутыми в рот яблоками, сидели связанные: полный человек в гавайской рубашке, бедуин, бензоколонщик и еще какие-то двое.
— Вах! — удивился Мераб. — А эти когда сюда залезли?
Первый полицейский вытащил из кабины Сеню.
— Что надо? — Сеня проснулся, глядя на них осоловелыми глазами.
— Ваши документы!
Сеня достал документы и отдал полицейскому. Тот полистал их и спросил:
— А этот человек кто?
— А хрен его знает! Я. видно, заснул. А этот гусь машину угнал, — сказал Сеня и сладко зевнул.
Синайская пустыня. Тюрьма. Мераба сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев, отобрали шнурки от ботинок и пояс и заперли в камере, где на железной койке сидел лысый жилистый мужчина в рваной майке. Мераб, поддерживая руками штаны, поздоровался с лысым и сел напротив. Тот бросил недобрый взгляд на соседа в обличье религиозного еврея и отвернулся.
— Жарко, — сказал Мераб. — Задохнуться можно.
— Все в руках аллаха, — сказал лысый. Мераб огляделся и, зафиксировав «глазок» в железной двери, нарочито громко сказал:
— Нет, дорогой, аллах ни при чем! Все в руках нашего праотца Авраама.
Лысый что-то выкрикнул на арабском языке и кинулся душить «сиониста». Его оттащили от Мераба ворвавшиеся надзиратели.
Мераба перевели в маленькую одноместную камеру. Он сидел на койке и разглядывал надписи на стене. Надписей было много. Мераб утомился и прилег на койку. Дверь тут же открылась, и надзиратель сказал, что днем лежать запрещено.
Заросший Мераб ложкой нацарапал на стене горы, домики и попытался изобразить коня. Конь не получался. Мераб отшвырнул ложку и забарабанил кулаками в дверь:
— Я шпион! Обменяйте меня на кого-нибудь!
Дверь неожиданно открылась, и надзиратель сказал:
— Пошли, дорогой.
Он провел Мераба по каменным коридорам и ввел в комнату, где за столом сидел полицейский офицер. Офицер долго разглядывал Мераба, потом хмуро сказал:
— Поскольку все потерпевшие забрали свои заявления о факте бандитского нападения и написали, что никаких претензий к господину Папашвили не имеют, — вы свободны. Распишитесь.
У выхода из тюрьмы Мераба ждал его знакомый грузин-толстяк. Он обнял и расцеловал Мераба.
— Почему ты мне сразу не сказал, что ты Мераб? Это мы там были враги, — сказал толстяк. — Ты — шофер, я — инспектор. А здесь ты для меня земляк, родной человек!
Толстяк усадил Мераба в свою «Волгу», и они поехали.
— В шашки играть умеешь? — спросил толстяк.
— Не очень. А что?
— Тогда поедешь вторым тренером.
— Куда?
— В Москву! Тенгиз тебя в нашу сборную по шашкам устроил. Там чемпионат Европы начинается.
— Когда?
— Через неделю.
От волнения Мераб даже прослезился. Толстяк похлопал Мераба по плечу и положил ему в карман конверт:
— Тут тебе ребята немного собрали. Вот сволочь! Что он делает, паразит?!
Из-за бархана выскочил огромный рефрижератор и резко затормозил буквально в двух сантиметрах от радиатора «Волги».
Толстяк выскочил из машины и стал выкрикивать ругательства на иврите, русском и грузинском. Из кабины рефрижератора вылез партизан Сеня, не спеша подошел к толстяку и сказал:
— Дядя, оглянись. Верблюд на твой драндулет написал.
Толстяк повернул голову к своей машине, а Сеня молниеносным тычком указательных пальцев нанес ему свой знаменитый удар «укус языка». Толстяк рухнул.
— Не нравится мне этот гусь, — сказал Сеня Мерабу, который тоже вышел из машины. — Поехали, сынок. Раз Сеня сказал, что он тебя вывезет, — значит вывезет.