Страница 64 из 159
Свет от канделябра расцветил тысячами огней хрустальные вазы, засветились ажурной голубизной фарфоровые сервизы и украшенные позолотой статуэтки. Мюнхгаузен вел Томаса по залу, уставленному антикварной мебелью.
– Мебель павловская… из России, – хвастал захмелевший барон. – Это саксонский фарфор… Это китайский… А вон там – индийский… Только руками ничего не трогай. Это там… в том доме все было шаляй-валяй, а здесь – порядок!
– Извините, конечно, господин… Миллер, – Томас печально посмотрел на Мюнхгаузена. – А не скучно?
– Что? – не понял барон.
– Не скучно вам здесь?
– Почему? – пожал плечами барон. – У меня музыка есть… – он подошел к огромной шарманке, взялся за ручку. – Музыкантов я прогнал. Ящик надежней! Все ноты правильно берет и в нужной тональности…
Он закрутил ручку, раздалось невнятное бренчание, которое доставило Мюнхгаузену видимое удовольствие.
– Марта, Марта! – громко позвал он. – Иди к нам!
В дверях появился испуганный мажордом в расшитой золотом ливрее.
Его взгляд насторожил Мюнхгаузена. Он бросил шарманку:
– Где Марта?
Мажордом не ответил, отвел испуганный взгляд.
Побежали быстрые тени. Мюнхгаузен с горящим канделябром вошел в огромную темную комнату.
Повсюду были следы торопливых сборов. В распахнутом шкафу все платья висели на своих местах. Но на огромном зеркале губной помадой было начертано:
«Прости, дорогой, но мне все осточертело. Больше так жить не могу. Прощай. Марта».
Мюнхгаузен приблизился к зеркалу. В его тусклых глазах вдруг появился какой-то странный лихорадочный блеск. В комнату вошел Томас, изумленно уставился на фарфоровые вазы, стоящие на подставках.
– И это саксонский? – спросил он, указывая на одну из ваз.
– Нет, – ответил барон. – Это древнеиндийский.
– Да как же вы их различаете?
– По звону! – объяснил Мюнхгаузен и с силой запустил вазу в зеркало. Осколки разлетелись в разные стороны. – Слышишь? А это – саксонский! – Взял вторую вазу и с силой шарахнул ее об стену.
– Точно! Саксонский, – удовлетворенно кивнул Томас.
Мажордом выскочил в коридор и замер от ужаса. Вслед ему донесся новый удар и звон разбитой посуды.
– Китайский, – заключил мажордом.
Баронесса прошла через гостиную к огромной картине, изображающей героического Мюнхгаузена на вздыбленном коне, и поправила стоящие возле картины цветы.
С кресла поднялся ожидающий ее молодой офицер и ринулся к ней с букетом в руках.
– Как вы сюда попали, Вилли? – спросила баронесса с улыбкой.
– Через дверь, естественно, – поклонился офицер.
– Какая проза! – поморщилась баронесса. – Я же вам, кажется, объясняла… Существуют определенные традиции.
– Момент! – Офицер тотчас бросился прочь из дома. Баронесса прошла в свой будуар и выбросила через окно веревочную лестницу.
Сверху было видно, как по ней стал быстро взбираться мужчина.
Баронесса приняла несколько рискованную, но эффектную позу.
– Ты спешишь ко мне?
– Да! – раздался голос за окном, и на подоконник влез Мюнхгаузен.
Баронесса вскрикнула, инстинктивно запахнула пеньюар.
– Не волнуйся, свои! – Мюнхгаузен спрыгнул в комнату.
– Карл! – ужаснулась баронесса. – Какое безрассудство!.. Тебя могли увидеть… Кто-нибудь из прислуги.
– Ничего страшного! – подмигнул ей Мюнхгаузен. – Сочтут за обыкновенное привидение.
– Что тебе надо?
– Поговорить с тобой.
– Сегодня?
Мюнхгаузен кивнул.
– Сошел с ума! – Баронесса нервно заметалась по комнате. – Я занята. Завтра годовщина твоей смерти. Ты хочешь испортить нам праздник? Это нечестно. Ты обещал… Сюда идут! Боже милостивый, умоляю тебя, поговорим в другой раз…
– Хорошо. Сегодня в полночь у памятника.
– У памятника кому?
– Мне! – Барон направился к окну.
В окне появилась физиономия офицера.
– Я здесь, – радостно сообщил он.
– Очень приятно, – вежливо сказал Мюнхгаузен. – Прошу!
Офицер спрыгнул с подоконника, барон занял его место и быстро начал спускаться по веревочной лестнице. Несколько мгновений офицер оставался неподвижным, затем бросился к окну:
– Ой! Разве вы не умерли?
– Умер, – спокойно отозвался барон.
– Слава богу, – офицер вытер вспотевший лоб. – Я чуть было не испугался!
Рамкопф с победоносным видом оглядел студенческую аудиторию:
– Таким образом, господа, мой научный трактат разрушает последние возражения моих оппонентов и свидетельствует о том, каким порой извилистым путем шагает истина во второй половине восемнадцатого столетия, иными словами – в наше время. – Он откашлялся и подошел к огромной схеме – плакату, на котором был изображен барон Мюнхгаузен, утопающий вместе с конем в болоте. – Перед нами уже ставшая классической схема вытягивания самого себя из болота за волосы, гениально проделанная в свое время незабвенным бароном! Нынешние схоласты и демагоги и сегодня еще кое-где твердят: не-воз-мож-но! – Рамкопф усмехнулся. – Как близкий человек покойного я неоднократно видел этот взлет своими собственными глазами… Как ученый и теоретик утверждаю: главное – правильный вектор приложения рычага! Берется голова, – Рамкопф указал на схему, – берется рука…
Неожиданно из-за схемы появилась чья-то рука и взяла его за шиворот.
– После чего рука подтягивает туловище вверх, – объяснил Рамкопф.
Появившаяся рука подняла Рамкопфа и утащила за схему. Здесь он нос к носу встретился с Мюнхгаузеном.
– Ровно в полночь! – прошептал барон. – У моего памятника. Важный разговор. Быть обязательно. – И он разжал ладонь.
Рамкопф шлепнулся на пол на глазах изумленной аудитории. Студенты вскочили со своих мест.
– Вот и все, – сказал Рамкопф, вставая с пола. – Видите, как просто. Есть вопросы?
В ответ раздался гром аплодисментов.
Кабанчик бежал по лесу, сопровождаемый далеким улюлюканьем охотников и лаем собак. Неожиданно на него накинули сеть, и кабанчик беспомощно забарахтался в веревках, которые держали егеря.
На лесную поляну верхом на лошади выскочил бургомистр, недовольно посмотрел на кабанчика и егерей.
– Господин бургомистр, – быстро доложил старший. – Его величество герцог опять промахнулись. Четвертый раз гоним этого кабанчика мимо его величества, а его величество, извините за выражение, мажет и мажет.
– Прикажете прогнать в пятый раз? – спросил другой егерь.
– Нет, – сказал бургомистр. – Неудобно… он уже запомнил его в лицо.
– Кто – кого?
– Герцог – кабанчика! – строго пояснил бургомистр. – Позор! И это королевская охота! Докатились! С одним кабанчиком справиться не можем…
– Осмелюсь доложить, господин бургомистр, – заметил старший, – его величество вообще в этот раз лесом недоволен. Вот если бы, говорит, подстрелить медведя!
– Где я ему возьму медведя? – в отчаянии воскликнул бургомистр.
– Разве у цыган одолжить? – предложил кто-то из егерей.
– Одалживайте! – крикнул бургомистр и спрыгнул с лошади. – Через полчаса медведь должен быть в лесу! Все!
Егеря бросились к лошадям.
Бургомистр, тяжело вздохнув, уселся в тени развесистого дуба.
Тотчас чья-то заботливая рука протянула ему флягу.
Бургомистр охотно принял ее и сделал несколько глотков:
– С ума можно сойти!
Он вернул флягу ее владельцу. Им оказался сидящий под тем же дубом барон Мюнхгаузен.
– Кстати, барон, давно хотел вас спросить – где вы, собственно, доставали медведей?
– Уже не помню, – пожал плечами Мюнхгаузен. – По-моему, прямо в лесу и доставал.
– Абсолютно исключено, – отмахнулся бургомистр. – У нас они не водятся.
– И тем не менее нам надо поговорить.
– Докатились! – возмутился бургомистр.
– Сейчас вам не до меня. Буду ждать вас ровно в полночь у памятника.
– У цыган одалживаем медведей!
– Прошу вас. Очень важно.
– А ведь были буквально родиной медведей, – продолжал бургомистр. – А теперь и это проблема.