Страница 58 из 68
— Не стрелять! — излишне зычно скомандовал пристав.
В дежурной комнате кроме двух офицеров находились еще трое околоточных надзирателей и несколько городовых. Но после строгого окрика штабс-капитана они словно остолбенели.
Дружинники вбежали в дежурку и уткнули револьверы в незадачливых блюстителей порядка. Седой сам обезоружил пристава, затем приказал ему сесть в углу.
— Где хранятся патроны? — спросил Седой у пристава.
— Не знаю, — прохрипел тот.
— Вы не исполняете условий, — строго сказал ему Седой.
— Егоров, — распорядился пристав. — Отопри кладовую.
Патронов винтовочных, а больше револьверных набралось около двух пудов.
— Теперь слушайте меня внимательно, — приказал Седой полицейским чинам. — Революция не мстит. Хотя вы виноваты перед ней. Все по домам, на улицах не показываться. Возьмем еще раз, арестуем. Возьмем с оружием в руках — расстреляем.
Все устремились к дверям. И пристав дернулся со стула.
— Вам задержаться! — приказал Седой.
— Вы же обещали…
— Не тревожьтесь, — сказал Седой, когда полицейские чипы вышли. — Мне нужны адреса офицеров и нижних чинов.
— Я не могу покупать свою жизнь ценою чужой крови, — запоздало сыграл в благородство штабс-капитан.
— Нам не нужна ваша кровь, — усмехнулся Седой, — нужно оружие, так что не терзайте свою совесть.
Пристав открыл несгораемый шкаф, достал клеенчатую папку и бросил па стол.
— Все равно найдете…
— Совершенно верно, господин пристав, — сказал Седой. — Теперь можете идти.
И пристав понурясь вышел из дежурки…
Сразу же, как группа Седого вернулась с трофеями на «малую кухню», по всем добытым адресам отправились дружинники.
Особенно повезло отряду, направленному на Звенигородское шоссе. Там в доме Суворова было что-то вроде общежития для несемейных городовых. Почти все они, не решаясь показываться на улицах, оказались дома и, не сопротивляясь, а скорее даже охотно, расстались со своим оружием.
8
11 декабря адмирал Дубасов вызвал к себе с докладом градоначальника генерала Медема и распорядился пригласить также начальника штаба Московского военного округа генерала Шейдемана. Точно к назначенному часу оба генерала явились в резиденцию генерал-губернатора на Скобелевской площади.
— Доложите обстановку по городу, — обратился Дубасов к Медему, после того как все трое уселись за большим круглым столом, стоящим посреди кабинета.
— За истекшие сутки она осложнилась. Полностью под нашим контролем осталась только центральная часть города в пределах Садового кольца. Окраины Москвы и большая часть пригородов в руках мятежников.
— Все окраины? — переспросил Дубасов.
— Разрешите доложить подробнее.
Генерал Медем встал из-за стола, подошел к висящему па стене крупномасштабному плану Москвы, на котором были четко обозначены не только улицы города, но и самые незначительные проезды и тупики, и, вооружившись указкой, продолжил:
— Я начну с севера и пойду по кругу, по часовой стрелке. На Каланчевской площади, вокзалах и прилегающих улицах нашим войскам противостоят дружины железнодорожников. Бои продолжаются. По счастию, нам удалось удержать Николаевский вокзал, чем обеспечивается железнодорожное сообщение с Петербургом…
— Это очень важно! — заметил генерал Шейдеман. — Николаевский вокзал нельзя терять ни в коем случае.
— Примите к исполнению! — подтвердил генерал-губернатор.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — почтительно отозвался Медем, — В Рогожском районе бои ведут дружинники завода Гужона и Курских железнодорожных мастерских. Они контролируют территорию между Покровской и Рогожской заставами, Владимиркой и кладбищем. Еще южнее, — продолжал он, сопровождая свои слова движением указки, — район, который мятежники самонадеянно именуют «Симоновской республикой». Далее — Замоскворечье. Здесь нашим силам противостоят дружинники типографии Сытина и завода братьев Бромлей. Хамовническо-Пресненский район полностью отрезан от центра города сплошной цепью баррикад, удерживаемых дружинами Прохоровской мануфактуры, фабрики Шмита, завода Мамонтова, сахарного завода. И наконец, в Бутырском районе бои ведут дружины Миусского трамвайного парка и табачной фабрики Габай. Они даже пытались взять приступом Бутырскую тюрьму, но все их атаки были отбиты.
— Бутырскую тюрьму! — вскричал Дубасов, и полное его лицо залилось краснотой.
— Так точно, ваше превосходительство, — подтвердил Медем. — Более того, наглость мятежников достигла того, что вчера толпа пыталась захватить мой дом на Тверском бульваре…
— Вы же сказали, что центральная часть города полностью под нашим контролем? — перебил барона Дубасов.
— В том смысле, ваше превосходительство, что здесь мы имеем явный перевес в силах и здесь любое сопротивление немедленно подавляется крутыми; мерами, вплоть до применения артиллерии.
Долгая минута прошла в молчании. Медем и Шейдеман сидели потупясь, Дубасов, вскинув голову, пристально рассматривал план города, по которому градоначальник только что прошелся указкой.
— Получается, господин барон, — произнес Дубасов с явным раздражением в голосе, — что мы в кольце… — голос его все гуще наливался яростью, — нас обложили… как на охоте!
Медем не нашелся с ответом, и Дубасов, недобро усмехнувшись, задал еще вопрос:
— Вы хоть выяснили, кто у них главный загонщик?
— Призыв к мятежу первоначально исходит от Московского комитета РСДРП. Повторен Московским Советом рабочих депутатов, в коем участвуют также меньшевики и эсеры. Три дня назад мы арестовали руководителей московских большевиков Шавцсра и Васильева-Южина.
— Почему же мятеж продолжается?
На этот вопрос барон Медем тоже не сумел ответить, и Дубасов обратился к Шейдеману:
— Каково же, генерал, положение в частях гарнизона?
— Положение неблагоприятное, ваше превосходительство, — ответил Шейдеман. — Все, что нам удалось сделать, это лишь запереть в казармах неблагонадежные части, с тем чтобы удержать их от выступления в поддержку мятежников. Но рассчитывать на войска Московского гарнизона как на боевую силу для подавления мятежа пока еще нельзя.
— Что же получается? — спросил Дубасов. — Все части гарнизона… неблагонадежны?
— Есть и благонадежные, — ответил Шейдеман. — Они несут охрану возле казарм неблагонадежных.
— Как же поступить? — спросил Дубасов.
— Надлежит просить помощи у Петербурга, — твердо ответил Шейдеман.
— Ваше мнение? — Дубасов перевел взгляд на градоначальника.
— Полностью согласен с его превосходительством, — ответил Медем. — У меня всего две тысячи полицейских и один дивизион жандармерии, а силы мятежников каждодневно множатся. Надо иметь в виду, что мятежников городских поддерживают рабочие подмосковных поселков. Неспокойно в Мытищах, Люберцах, Щелкове, Филях… Необходима срочная помощь из Петербурга.
Отпустив генералов. Дубасов отправил в Петербург срочную телеграмму, сразу в три адреса:
Председателю Совета министров
Военному министру
Управляющему Министерством внутренних дел
«Положение становится очень серьезным, кольцо баррикад охватывает город все теснее; войск для противодействия становится явно недостаточно. Совершенно необходимо прислать из Петербурга, хоть временно, бригаду пехоты».
Просить больше Дубасов не решился. Помнил суровую отповедь, полученную от великого князя Николая Николаевича всего три дня назад.
Глава четырнадцатая НА ПРЕСНЕ НАША РАБОЧАЯ ВЛАСТЬ
1
За сутки Пресня ощетинилась баррикадами. Перегорожены были не только магистральные улицы — Большая и Нижняя Пресня, Кудринская и Пресненский вал, Воскресенская и Звенигородское шоссе, но и все улицы с переулками, примыкающие к ним.
Пресненские рабочие вышли и за пределы района, помогая сооружать баррикады на Новинском бульваре, на Садово-Кудринской, на Большой Никитской и Поварской, на всех подступах к Пресне.