Страница 39 из 68
У подъезда ждала пролетка. Гнедой рысак нетерпеливо бил копытом… На козлах восседал кряжистый мужик в синей поддевке.
Загораживая собой приезжего, паренек пропустил вперед Зиновия, с тем чтобы самому сидеть ближе к тротуару.
— Куда ехать-то? — спросил извозчик, внимательно разглядывая пассажиров.
— Прямо поезжай, — сказал паренек.
— Далеко ли прямо-то? — извозчик явно не удовлетворился полученным ответом.
— Как надумаем свернуть, сразу скажем, — невозмутимо ответил паренек.
Прямо проехали не более двух, от силы трех кварталов. Потом свернули налево, потом направо, потом снова налево. Ехали быстро, и Зиновий довольно скоро перестал ориентироваться. Догадывался лишь, что едут по Замоскворечью.
— Как тебя звать-то? — улучив минуту, спросил Зиновий вполголоса.
— Павлушей, — ответил паренек.
— Далеко ли ехать, Павлуша?
— Столько, да еще полстолько, да еще две версты, — отшутился Павлуша.
На самом же деле почти доехали. Еще несколько поворотов, и Павлуша велел извозчику остановиться у нарядного трехэтажного дома. Расплатился с извозчиком не торгуясь и быстрым шагом провел Зиновия в подъезд.
Но едва ступив в просторный коридор, в глубине которого виднелась нарядная парадная лестница, тут же повернул обратно на выход. Извозчик уже уехал.
— Теперь проворнее, пока глаза никому не намозолили, — сказал Павлуша Зиновию и взял у него из рук дорожный плоский чемоданчик.
— Не тяжелый, — возразил было Зиновий.
— Так надо, — сказал Павлуша. — Не отрывайтесь от меня. — И пошел спорым шагом чуть впереди Зиновия.
Прошли вдоль нарядного фасада, миновали еще один дом и свернули в проходной двор.
— Не пойму, кого ты путал? — спросил Зиновий, пока шли по узкому полутемному двору. — Извозчика или меня?
— Обоих, — невозмутимо ответил Павлуша. Зиновий только головой покрутил.
— А чемодан зачем взял?
— Установленный факт, — сказал Павлуша солидно. — Если идут двое, всегда обратят внимание на того, кто чего-то песет. Значит, на меня. А не на вас, понятно?
2
Несколько раз они ныряли в подворотни, пересекали проходные дворы. Наконец посреди очередного проходного двора Павлуша остановился.
— Дошли, — сказал он Зиновию.
Потом подвел его к тыловой стене длинного двухэтажного дома, узкая подворотня которого светлым пятном обозначала выход из двора.
— Видите окно на втором этаже, первое вправо от водосточной трубы?
— Вижу, — сказал Зиновий.
— Сколько на нем цветков?
В окне красовались три горшка кустистой розовой герани.
Павлуша пояснил:
— Ежели нечетно, можно заходить. Ежели четно, нельзя. Вовсе ни одного цветка нету, значит, провал.
Каждый, кто увидит, должен сообщить по всем явкам, какие ему известны.
И снова с большим удовлетворением Зиновий отметил, что в организации должный порядок.
Худощавый человек с добрым лицом, густо заросшим темною бородой, поднявшийся навстречу Зиновию, показался ему похожим на школьного учителя. Может быть, потому, что очки у него были с тонкой проволочной дужкой, точно такие, как у запомнившегося ему учителя русского языка в приходском училище.
— Да вы совсем еще молодой человек! — сказал Шанцер, пожимая руку Зиновию. — Судя по вашему прозвищу, я ожидал увидеть человека по меньшей мере средних лет.
— А вам подсунули мальчишку, — с улыбкой посочувствовал Зиновий.
— Побольше бы нам таких мальчишек, — весело отозвался Виргилий Леонович.
— Стало быть, принимаете?
— Благодарим нижегородских товарищей, — уже совершенно серьезно сказал Марат. — Мы накануне больших дел, и умелые бойцы, агитаторы масс, нам позарез нужны. Вы, я слышал, москвич?
Зиновий подтвердил.
— А где вы работали здесь? Постарайтесь вспомнить точно.
Зиновий перечислил все места, где привелось ему работать, начиная с механической мастерской «Два Харитона» и кончая машиностроительным заводом Густава Листа.
— Все? — переспросил Марат. — Точно помните?
— Точно, — подтвердил Зиновий.
— Тогда запомните накрепко: на этих предприятиях вам появляться нельзя.
— А я хотел начать с Гужона, — сказал Зиновий. — Там мне легче договориться с рабочими. Там меня, наверно, еще помнят…
— То-то и беда, что помнят. Потому и нельзя там появляться. Вас немедленно арестуют.
— Так что же, товарищ Марат, так всю жизнь прятаться и будем? От каждого полицейского шарахаться? — не сдержав себя, в сердцах воскликнул Зиновий.
Марат пытливо посмотрел на внезапно вспыхнувшего собеседника, еще не решив, что стоит за этой горячностью: показная бравада или накипевшая в сердце ярость.
Розалия Самойловна — человек проницательный — отозвалась о нем очень лестно. Нижегородские товарищи — тоже. Да и самому ему этот молодой рабочий пришелся по сердцу… А что вспылил, стоит ли поражаться? Теперь все чаще приходится слышать гневные слова от рабочих людей.
— Мне понятен ваш порыв, товарищ Седой, — мягко и уважительно произнес Марат. — И сразу скажу: недолго осталось прятаться. Скоро ударим в открытую. Но к этому надо готовить всех рабочих Москвы. Чтобы ударить кулаком, а не ладонью. Согласны?
— Виноват, товарищ Марат, — признался Зиновий. — Погорячился…
— Ни в чем вы не виноваты, товарищ Седой, — сказал Виргилий Леонович совсем неожиданно для Зиновия. — Вы совершенно правы. Пора, давно пора ударить по самодержавию. Немалая наша вина, что тысячи рабочих пошли за Зубатовым и Гапоном и сейчас еще тянутся за меньшевиками и эсерами. Сплотить всех рабочих, оторвать от меньшевиков и эсеров — наша задача. Наша с вами, товарищ Седой, задача. Вы — партийный агитатор. Следовательно, вы тоже партийный руководитель. Согласим?
Зиновий не стал возражать.
— Теперь о вашей работе, — продолжал Виргилий Леонович. — Она определяется главной задачей: готовить рабочих к политической стачке и вооруженному восстанию. Мы только что получили резолюцию Третьего съезда. — Он вынул из лежащей на столе клеенчатой тетради небольшой листок. — Вот послушайте, как определил съезд задачи партийных организаций: «Первое: выяснять пролетариату путем пропаганды и агитации не только политическое значение, но и практически-организационную сторону предстоящего вооруженного восстания; второе: выяснять при этой пропаганде и агитации роль массовых политических стачек, которые могут иметь важное значение в начале и в самом ходе восстания; третье: принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого, по мере надобности, особые группы из партийных работников». Ясно?
— Уж куда яснее, — весело отозвался Зиновий.
— Во всем согласны?
— Давно ждем.
— Итак, задача ясна: сегодня главное — поднять рабочих на политическую стачку. Наши товарищи помогут вам организовывать встречи с рабочими, а как разговаривать с рабочими, не мне вас учить.
3
Такой деятельной поры в жизни Зиновия еще не было. Великое спасибо нижегородцам, что вернули его в Москву. Зиновий переходил с одной фабрики на другую, призывая рабочих к участию во всеобщей стачке. Выступать приходилось большей частью прямо у заводских ворот, когда рабочие покидали цеха после трудового дня или отправлялись на обед.
Люди, которые помогали Зиновию (многих из них он даже в лицо не знал), готовили такие встречи, предупреждая рабочих о том, что сегодня придет агитатор. И когда за воротами завода или фабрики собиралась толпа, посреди ее возникал откуда-то ящик, или бочонок, или скамья, встав на которую Зиновий и обращался к толпе.
Речи, по необходимости, были краткими. Городовые, дежурившие у заводских ворот, вызывали подкрепление из ближайшего полицейского участка и, дождавшись подмоги, врезались в толпу, стараясь добраться до оратора.