Ангел

– В том-то и содержалась суть: свободный эмоциональный выплеск…

– О-о! Выплеск! Правда?! Наверное, это было нечто! – и Магуш выпучил глаза, как будто неожиданно для себя стал свидетелем невероятного явления.

Март сбился с мысли и некоторое время пытался понять: восхищение написано в округлившихся глазах старика или всё-таки насмешка.

– Твой «выплеск», парень, наверняка был невероятно эффективен для того… – старик сфокусировал на Марте зрачки выпученных глаз и сделал театральную паузу, – чтобы оплодотворить восторгом сердца наивных простушек! – и выстрелил струйкой слюны на зашипевшие угли очага.

Март даже не сразу осознал смысл высказывания – неожиданно остроумного для тёмного, оторванного от мира аборигена. Но, поняв, не удержался и фыркнул: вспомнил своего преподавателя скульптуры – вот уж для кого такое «оплодотворение» являлось истиной на сто процентов!

– Инициирование подобных «выплесков» и «взрывов» характерно для неглубокого, поверхностного понимания магии, что ближе скорее к фокусничеству, чем к настоящему мастерству, – вернув на лицо выражение «учителя», с ноткой презрения заговорил Магуш. – Простота их достижения и внешняя эффектность – ловушка для дураков, жаждущих удовольствий и новых впечатлений. Однако на деле… – тут старый маг изобразил некую пантомиму, смысл которой Март не уловил, – …это всё равно, что считать себя царём над фигурами из дыма. Кроме того, в подобном подходе таится опасность: тебе кажется, что ты манипулируешь некими силами, однако всё в точности наоборот…

Магуш запнулся и закашлялся. Сотрясаясь от неудержимых приступов, он потянулся к кувшину, оказавшемуся слишком далеко, чтобы он мог достать, и Март сам поспешил налить старику воды. Магуш, благодарно кивнув, жадно опорожнил плошку до дна.

– Так вот, парень… – придя в себя, старик нахмурился и сосредоточенно поелозил пальцем под тюрбаном. – О чём это я? Ах, да! Отличие истинного мага от балаганного факира в том, что он должен научиться контролировать все свои внутренние силы. Представь: ты – верхом на драконе! Ты в восхищении и ужасе! Но стоит хоть на миг отвлечься и отпустить поводья – дракон пожрёт тебя! Так!

Образ знакомого преподавателя, будто только того и ждал, снова появился перед внутренним взором Марта. На этот раз скульптор, со смесью восхищения и ужаса на лице, пытался удержаться, как в родео, на огромном драконе. Пикантности образу придавало то, что сидел он задом наперёд и был явно сексуально возбуждён.

– Ты снова смеёшься? – от старика не укрылась безуспешная попытка Марта скрыть улыбку. – В молодости простительно легкомысленное отношение к серьёзным вещам… если только ты не являешься учеником мага, – и он поглядел на Марта чёрным глазом так пристально, что тому стало неуютно.

– Извини… э-э… учитель, – подобрался Март.

– Я понимаю – ты устал с дороги, а тут ещё взбалмошный старый хрыч со своими поучениями…

Март помотал головой – дескать, и мыслей таких не было, но маг повелительным жестом остановил его:

– Я расскажу тебе историю. Это развлечёт тебя и… – глаза старика хитро сверкнули, – на время избавит от зевоты.

Старик прокашлялся, отпил из плошки и начал свой рассказ.

– Давным-давно, когда я был ещё довольно молод, чтобы не принимать всерьёз мысли о смерти, но уже достаточно зрел и опытен, чтобы уважать её, знавал я одного алхимика. Алхимия, надо тебе сказать, та же магия, только использует для достижения своих целей свойства и особенности материального мира, ну и результатов добивается соответствующих… Так вот, алхимик тот был человеком учёным, не чета мне, полуграмотному козопасу, и мог бы, если б захотел, легко добиться признания и уважения среди мудрейших из мудрых, однако с некоторых пор ему в голову засела странная идея: овладеть энергией людских эмоций и чувств. Одержимый этой идеей, он думать больше не мог ни о чём другом, и все дни напролёт проводил в размышлениях и изучении древних трактатов.

Алхимик давно подошёл к мысли о том, что всё разнообразие чувств, каждое из которых само по себе является силой, способной заставить человека совершать невероятные деяния, имеет некую единую основу, энергетический корень. По его мнению, эта первозданная сила, да ещё очищенная и сконцентрированная, способна была своим воздействием пошатнуть самые основы нашего бытия! Обладание ею дало бы безграничную власть над любым человеком, более того – над целыми народами! Владеющий этой силой смог бы заставить ненавидеть или любить, страдать или задыхаться от счастья не только кого-то одного – всех людей на земле! Всех до единого! Он смог бы столкнуть охваченные по его воле гневом народы во всемирной битве или заставить их же, но уже восторженных и одухотворённых, построить идеальное, счастливое общество!

Для чего алхимику понадобилась эта энергия? Трудно сказать. Он всегда слыл человеком себе на уме, а увлёкшись своими изысканиями, стал и вовсе нелюдимым. Поди спроси… Как знать, может, алхимик и сам не задавался вопросом применения плодов своего труда, и интерес его был чисто философским? Не знаю, врать не буду.

Итак, алхимик был абсолютно убеждён в существовании единой энергии чувств. Но каким образом добраться до неё? А тем более – сделать доступной для практических манипуляций?

После длительных исследований и череды сложнейших опытов алхимик всё-таки нашёл решение проблемы. Он задумал создать кристалл, структура которого способна была не только преломлять и расщеплять единую энергию на составляющие, но и накапливать её в себе. Это была невероятная идея! Безумная! Гениальная! Кто бы мог представить эмоции, заключённые, образно говоря, в кувшин, наподобие джинна?! И какой бы стала тогда наша жизнь, если радость и горе, желание и отвращение можно было бы разливать по бутылкам или продавать вразвес?

Алхимик выращивал кристалл в особом сосуде, воздействуя на его формирующуюся структуру человеческими эмоциями. Лишь единственно из-за своего эксперимента он прервал затворничество и возобновил общение с людьми, вынуждая своих доноров (кого добровольно, а кого хитростью и интригами) испытывать сильнейшие чувства: ужас, отвращение, восторг… Ослеплённый вожделенной целью, алхимик не гнушался ничем, лишь бы возбудить в людях и направить на рост кристалла все возможные чувства, вплоть до их самых редких и едва различимых оттенков. Тайком он помещал сосуд с растущим кристаллом где-нибудь на базаре в период больших празднеств, или на площади в день казни преступников, или где-нибудь ещё, стараясь пристроить в самой гуще эмоционально подогретой толпы, – чтобы тот впитал бушующие вокруг энергии страстей. Алхимик использовал любую возможность, дабы обеспечить успех своего опыта, и когда двое его друзей поддались на уговоры, чёртов безумец выжал их досуха…

Предварительные изыскания, разработка теории, расчёты и опыты, а затем и формирование кристалла – всё это заняло уйму времени и отняло невероятно много сил, но в конце концов алхимик таки приблизился вплотную к своей цели. Совсем скоро должно было родиться чудо – не виданное, возможно, со времён самого царя Соломона!

В те решающие дни алхимика угораздило влюбиться. Однако его возлюбленная, свежая и прекрасная, как едва распустившаяся роза (и настолько же юная – значительно моложе алхимика), отнюдь не разделяла чувств своего воздыхателя. Девушке казались забавными знаки внимания, что оказывал ей чудаковатый неопрятный бородач, коим выглядел алхимик, однако со всей непосредственностью своего возраста она смеялась над ним, предпочитая общество смазливых юношей, которые вились возле неё, как пчёлы вокруг ароматного цветка. Один из юношей снискал особую благосклонность красавицы, что не утаилось от зоркого взгляда одержимого мудреца. Возможно, ответь юная особа взаимностью алхимику, дальнейшие события приняли бы совсем иной оборот, но…

Терзаемый любовью и ревностью, алхимик то будто взмывал к небесам, внезапно обретая иллюзию надежды, то, переполняемый невыносимым грузом безысходности и тоски, проваливался в бездну ада. Душа его горела – и горела неистовым, испепеляющим пламенем, то освещая весь мир божественным сиянием, то погружая его в смрадную тьму чадящих углей!