Ангел

«Он что, молиться там будет?»

И действительно, сверху негромко заныл, забормотал, заблеял вибрирующий по-стариковски голос. Марту стало любопытно, однако он постеснялся выйти наружу и посмотреть, чтобы ненароком не помешать старику.

3

Март любовался, как небо в окне хижины из розово-красного неуловимо превращается в фиолетовое, но темнота опустилась как-то сразу, будто задули, наконец, отгоравшую масляную лампу. Март невольно охнул: звёзды! Их было такое неимоверное количество, что казалось, Землю накрыли частым ситом, сквозь которое пробивается, мерцая, запредельный, наднебесный свет!

Явился хозяин – молча, будто не замечая в своём жилище никого постороннего. Он деловито поклацал чем-то, высекая искры, и фитиль в глиняной плошке загорелся оранжевым чадящим огоньком. Этим огоньком был подожжён брошенный в очаг пучок веток. Затем старик водрузил на окно плетёную ставню и уселся напротив Марта.

– Покушал? Ай, молодец! – наконец обратил он внимание на гостя и улыбнулся от уха до уха, блеснув неполным рядом жёлтых кривых зубов. – Теперь-то я могу узнать твоё имя?

– Моё имя – Март.

– Странное имя для человека… – старик перестал улыбаться. – Ты ведь человек? – и настороженно блеснул глазами.

– А-а-э-э… Ну конечно! – растерялся, сбитый с толку странным вопросом, Март. – А как же может быть по-другому?

– Ты уверен? – не отставал старик.

– Абсолютно!

– Ты как-то тянул с тем, чтобы назваться, когда явился прямо передо мной из ниоткуда. И сейчас вот тоже… – старик глядел с подозрением. – Потому мне показалось…

– Прости, что не представился сразу, это было невежливо, – поспешил успокоить хозяина Март: поди угадай, что там за мысли крутятся в голове тёмного дикаря, а Марту вовсе не улыбалось ночевать в каменной пустыне под открытым небом – здесь и днём-то не слишком уютно.

Улыбка снова растянулась на просветлевшем лице, собрав в складки кожу на щеках, и старик довольно рассмеялся:

– Вот и хорошо!

– Что хорошо? – на всякий случай переспросил Март.

– Хорошо, что у тебя есть имя. Здесь, в предгорьях, водится много разного, что не прочь заглянуть на огонёк… Однако упаси Господь от подобных визитёров! – и старик поёжился, бросив взгляд на прикрытый единственно ветхим обрывком ковра входной проём. – Обычно они являются после захода солнца. В эту пору их совсем не отличить от человека, и единственный способ – спросить имя. Этот вопрос их просто бесит! – старик мелко захихикал.

Марту стало не по себе. Нет, он не верил во всякую чертовщину, но места вокруг глухие, и… и кто его, в самом деле, знает?

– А как твоё имя? – обратился он к хозяину – не столько из любопытства, сколько из желания перебить разраставшийся помимо воли иррациональный страх.

Старик вздохнул с сожалением и пожал плечами, но, заметив, что гость напрягся, поспешно затараторил:

– Ты только не подумай, что я тоже из этих… – и замотал головой, замахал руками, будто вокруг него вились осы. – Просто… – тут он печально скривил рот, – просто я очень стар и совершенно одинок. Я так давно не слышал, чтобы кто-то произносил моё имя, что даже сам забыл, как оно звучит. Сдаётся мне, что оно состарилось ещё раньше, чем я, да так и рассыпалось в прах – где-то там… когда-то… очень давно… Та же участь скоро ждёт и меня…

Март решил, что бедняга сейчас расплачется, но расстроившийся было хозяин поспешил взять себя в руки. Правда, горькие складки в углах губ так и не ушли, выдавая тот факт, что невесёлые мысли посещали старика отнюдь не в первый раз, да и вряд ли уже покинут когда-нибудь.

– Ну а пока я не рассыпался, – хозяин проморгался и расправил плечи, бодрясь, – ты можешь называть меня просто стариком. Пусть это и не имя, но по крайней мере – правда! – и молодцевато поправил совсем уже накренившийся тюрбан.

Глядя в блестевшие остатками влаги глаза, Март улыбнулся: ему положительно нравился этот чудаковатый абориген.

– Ну, раз все формальности улажены, а гость сыт и доволен, могу ли я теперь поинтересоваться, откуда он прибыл и что привело его из далёких земель в этот забытый богом край?

Настала очередь Марта пожимать плечами:

– Что привело? Я и сам толком не знаю. Вот, захотелось посмотреть мир…

– Это правильно, это правильно… Я в своё время поступил точно так же. Весь мир, правда, не обошёл: до Чёрного камня – на западе и до Белого – на востоке… Во-от… – скосоротившись, старик почесал прутиком под тюрбаном. – Счастья не сыскал, зато многому научился… Так что же это за край, откуда ты родом?

– Да обычный… Лето – жаркое, зима – холодная. Много деревьев – целые леса.

Старик недоверчиво покачал головой:

– Прямо-таки леса?!

– Леса, – подтвердил Март. – А ещё – парки, сады… Весной всё цветёт так, что воздух пропитывается нектаром, а осенью листья желтеют и опадают кружась, как засыпающие бабочки…

– Должно быть, в твоих краях вдоволь воды?

– Столько рек и озёр – не сосчитать. И обширные заливы, и океан…

Старик восхищённо прицокнул языком и с жадным любопытством округлил глаза:

– Ну а там, где ты жил? Что там?

– Там… – задумался Март, и в сердце отчего-то кольнуло. – Дома там такие высокие, что, как ни задирай голову, а верхушек не разглядеть. А если смотреть с верхних этажей, то люди внизу кажутся маковыми зёрнышками, рассыпанными по бесконечному лабиринту улиц…

– Высоко… – покачал головой старик. – Неужто выше холма и моей хижины на нём?

– Выше любой из здешних скал.

– Да не врёшь ли ты? – прищурил глаз старик. – Зачем нужны такие большие дома?

– Там живут люди. Живут, работают. В наших городах очень много людей. И все спешат куда-то…

Старик задумался. Наверное, представлял себе высоченные хижины-мазанки, набитые спешащими людьми, которые ели на ходу лепёшки с сыром и пили из больших разукрашенных чаш воду, любовались листьями, выделывали козьи шкуры, вдыхая при этом наполненный ароматом нектара воздух, и посматривали из окон на засыпанный маковыми зёрнами лабиринт внизу, провожая взглядом огромных, засыпающих на лету бабочек…

Март тоже думал о тех местах, что покинул в одночасье, безо всякого плана и подготовки. Он недоумевал, как долго прожил там, так и не осознав в полной мере, насколько предсказуема и скучна его жизнь. Он улыбался, вспоминая тот плоский уютный мирок, в котором никогда ничего не происходит…

Старик покряхтел, повздыхал и произнёс негромко, качая головой:

– Хэм-м… Воистину, велик и удивителен Мир твой, Создатель…

Затем он почесал нос, глядя задумчиво на Марта, и спросил:

– Значит, ты ходишь по свету, никакой цели не преследуя?

– Я не знал, куда девать себя, – пожал плечами Март. – От прежней жизни устал, а иной просто представить не мог. Да, я пробовал как-то расшевелить своё существование, наполнить, насытить, что-то изменить в нём: писал картины, играл в театре… Однако – ничего не менялось. Забавно, но вначале я даже не осознавал, в чём причина моих метаний от одного занятия к другому! А потом… Потом не придумал ничего лучше, как уйти…

– Невероятно! – старик вдруг хлопнул себя ладонями по коленям так, что Март вздрогнул и удивлённо посмотрел на расшумевшегося чудака. – Такие разные, мы с тобой, оказывается, удивительно похожи! Вспоминаю себя в юности! Я, к примеру, терпеть не мог пасти овец и коз, как делали многие в моих краях, и не любил выделывать шкуры – скучнейшее занятие! И уж точно не собирался тратить жизнь на то, чему посвятил её мой отец. Отец… – лицо старика покривилось и брови сдвинулись, смявшись в гармошку у переносицы, как два столкнувшихся на полном ходу железнодорожных состава. – Отец! Я даже имени его не знаю настоящего. Абдуррахмон – так он стал называть себя, когда ещё в юношестве его посетило некое откровение или пророчество (он никогда не рассказывал мне об этом, и я узнал совершенно случайно). Уж не знаю, кто там ему чего наобещал, но отец вдруг сменил имя, стал браться за работу, которой даже обитатели нищих лачуг брезговали заниматься, да непрестанно молился. Он будто грех замаливал, да так отчаянно, словно и не надеялся на снисхождение Всемилостивого, хотя никаких порочных наклонностей и предосудительных деяний за ним сызмальства не водилось! Отец… Он всегда учил меня добром и примером. Чему?! Собирать навоз и чистить выгребные ямы?! Он был добр и смиренен во всём, и столь же смиренное имя дал мне, рассчитывая, видимо, что оно сделает меня таким же рабом, как он сам! Отец… – и уголки губ поползли вниз, а нахмуренные брови переломились домиком, словно столкнувшиеся только что поезда продолжали двигаться и оттого теперь встали дыбом в точке столкновения. – Может, на самом деле именно поэтому я и сбежал – из-за его «добра»… Однако… – старик, казалось, с трудом выбирался из неприятного сна, осознавая постепенно, где он и кто… но так и не выбрался окончательно – глаза его опять затянуло поволокой, одно видение сменилось другим. – Однако… Меня с детства тянуло ко всему необъяснимому, и мне повезло: во время своих скитаний я набрёл на пещеру мага. Это был очень сильный маг. Он учил меня разным вещам, многие из которых я начинаю понимать только сейчас, – тогда я был слишком молод и легкомыслен, чтобы должным образом усвоить его уроки. И чтобы преодолеть свой страх. Учитель говорил, что его наставляет древний жрец и маг, тень которого живёт в нём, однако я подозревал, что это была одержимость демоном. В какой-то момент я сбежал и от учителя. Да… Сейчас я жалею о том малодушном поступке – время заставило меня пожалеть. Время и понимание… Как-то я даже предпринял новое путешествие, чтобы найти пещеру учителя, но… Да… Это был очень сильный маг… Сейчас же моих знаний хватает только на то, чтобы с грехом пополам лечить коз и людей. Ну и ещё на пару бесполезных фокусов… Раньше я был способен на большее – сила возмещала недостаток знаний! Сейчас же мои знания – это всё, что у меня осталось. Однако даже это преимущество постепенно сходит на нет: старость – от неё не убежишь. Время крадёт молодость, а вместе с ней – силу и память. Мудрость способна в какой-то мере с годами заменить силу, позволяя старику жить дальше и чувствовать себя живым, но время беспощадно и к мудрости. Лишая памяти, оно превращает человека в мертвеца. Даже если тот ещё ест, дышит и справляет нужду. Да… Пройдёт не так много времени, и я стану совсем мёртв…