Ритм галактик

– Понятно. А эту посуду тоже делает женщина?

– Посуду никто не делает. Посуду можно выменять у другого племени. Они берут много шкур.

– А если я сделаю ее?

Огромные глаза Тао расширились от удивления.

– Ты можешь делать посуду? – Она покачала головой. – Обман – нехорошо. Возьми слова обратно.

– Ладно, посмотрим.

Целую неделю Краев потратил на изготовление гончарного круга. Орудуя ножом и каменным топором, он размышлял о том, как, в сущности, просто сделать такой станок, имея набор обычных инструментов, но на этой благодатной планете, где, по-видимому, и хищников крупнее метровой кошки нет, где теплый климат и в изобилии пища, условия не принуждали стремиться к совершенствованию орудий, и племена довольствовались тем, что оказывалось под рукой, оставаясь на уровне каменного века. Неужели и ему, привыкшему к комфорту современной цивилизации, придется всю жизнь обходиться орудиями и предметами первобытного племени? Он уже вместо одежды носил шкуры, приемник хранил в дальнем углу, завернув его от сырости в собственный костюм. Включал редко, экономя батарейки… А что будет дальше? Начнет есть мясо сырым, как некоторые соплеменники Тао? Нет, надо что-то предпринять. Должны же быть здесь и медь и железо. Но что может один человек, даже если он знает, как их выплавить? Нужно объединить усилия с этими людьми, заставить их поверить в свои силы. Краев считал, что гончарные изделия очень помогут ему в этом, и трудился, не считаясь со временем.

Наконец, гончарный круг был готов. Еще раньше, в поисках материала. Краев обнаружил в соседнем ручье серую пластичную глину. Он перенес туда станок и сделал первую пробу. Изделия получились не очень красивыми и к тому же потрескались при сушке. Володя добавил песка, и дело пошло на лад. Всю посуду он прятал в кустах, тем более, что глина нуждалась в медленной сушке, и ей требовалась тень.

Тао сначала проявляла интерес к его работе, допытывалась, что он собирается делать, но Владимир отшучивался, и Тао обиделась. Она целыми днями пропадала на охоте и часто возвращалась в сопровождении двух молодых мужчин с богатой добычей, кормила всех обедом, иногда дарила им шкуру, но Краев, занятый и поглощенный своей работой, не замечал этих демонстраций. В день, когда он собирался начать обжиг, она осталась дома и занялась выделкой шкур.

– Тебе надоела охота? – спросил он, чтобы узнать ее планы на день.

– Мужчины говорят, Тао взяла плохого мужа.

– Это почему?

– Муж должен ходить рядом.

– Твои мужчины глупы, – рассердился Краев. – Вместо каменных рубил они давно должны были сделать железные, такие, как этот нож, которым ты любишь сдирать шкуры и резать мясо! Они должны строить хижины и садить ба као, клубни которого даже ты находишь не каждый день!

– Длинные речи не самые умные!

– Хорошо. Ты можешь мне помочь?

Тао заплакала.

– Мужчины говорят, муж помогает жене. Жена нет.

– Вот оно в чем дело, – с иронией сказал Владимир. – Значит, я стал нехорош. Иди к своим травяным подстилкам и скажи, что я завтра выменяю десять жен на посуду.

– Ты сделал посуду? – Тао сразу перестала всхлипывать.

– Я сказал завтра. И если ты поможешь.

– Покажи.

Увидев высушенную посуду, Тао гневно подняла голову.

– Это не посуда! Это умеют делать все! Только не так красиво.

Она схватила горшок и побежала к реке. Глина намокла, и горшок развалился.

– Вот твоя посуда. Обман!

Подняв с земли лук и колчан со стрелами, Тао гордо выпрямилась.

– Я ухожу. Завтра я возьму двух мужей.

Краеву стало не до психологических тонкостей, он чувствовал, что она, при всем бесхитростном к нему отношении, может и в самом деле уйти, если ее не остановить. Он уже пожалел, что делал все в секрете, а не рассказывал, как обычно.

– Подожди, Тао. Посуда не готова. Она должна узнать огонь. Тогда она станет крепкой и звонкой. Можешь не помогать мне, если не хочешь, но это не обман.

– Хорошо. Тао подождет, – сказала она таким бесстрастным голосом, что Владимиру стало не по себе.

Понимая, что обжиг для него теперь не только вопрос чести, но и вопрос дальнейшего благополучия, Краев принялся за работу. Трое суток непрерывно горел огромный костер. Владимир измучился без сна и отдыха, силы его были на исходе, но зато, когда он вынул гончарные изделия из огня, чувство огромного удовлетворения охватило его.

Вернувшись с охоты в сопровождении двух мужчин, Тао подошла к горке обожженной посуды и долго с недоумением рассматривала ее. Потом постукала и горшок отозвался мелодичным звоном. Мужчины тоже долго рассматривали и постукивали изделия…

Владимир проспал почти сутки. Он не слышал ни шумного праздника, устроенного племенем, ни громкого торга и перебранки, но, проснувшись, он увидел, что вся хижина буквально завалена шкурами, а на самом верху красовались лучшие из его изделий. Он понял все. Нахмурившись, Краев вышел из хижины. Сияющая Тао восседала на куче шкур, торгуясь за последний кувшин. Володя подошел и, взяв из ее рук кувшин, отдал старой женщине, которая вместо назначенной цены – пяти шкур, предлагала все, что у нее было: три шкуры. Та поспешно бросила к ногам Тао шкуры и, прижимая кувшин к груди, бросилась бежать.

– Стой! – крикнул Краев.

Женщина остановилась, В глазах ее были разочарование и боль. Владимир подобрал принесенные ею шкуры и сунул в руки женщины.

– Возьми. И скажи всем, что Тао хотела узнать цену всей посуды. Пусть приходят и забирают свои шкуры. Тао они не нужны. Тао хороший охотник. У нее много своих шкур.

Женщина поспешно исчезла в кустах. Тао сидела насупленная.

– Муж не должен вмешиваться в дела жены.

– Зачем тебе столько шкур?

– Тао – великий охотник. Столько шкур нет у целого племени. Теперь я возьму пять мужей.

Владимир наотмашь ударил ее по лицу.

– Вон! Чтобы я тебя здесь больше не видел! Вон отсюда!

Он заскочил в хижину и в ярости начал выбрасывать охапками шкуры, посуду, скребки. Тяжело дыша, он упал на оголенный топчан. Тихо скрипнула дверь, и легкая рука легла на его плечо.

– Уйди!

– Тао ошиблась. Тао не будет брать пять мужей.

Владимир сел на топчан и увидел большие грустные глаза женщины. Гнев медленно растворялся под ее взглядом.

– И на том спасибо, – буркнул он.

– Ты сказал, возьмешь много жен. Тао боялась. Посуды много. Любая женщина возьмет такого мужа. Пата Ши сказала: подумает.

– Кто такая?

– Глава племени.

– Ах ты, старая карга, она еще подумает! А меня она спросила?

– Мужчин не спрашивают.

– Тогда передай ей, что я другого племени! И у нас спрашивают! И у нас живут один муж, одна жена! Муж – глава семьи, а жена помогает!

– Тао будет одной женой. Ты один муж.

– Прости, Тао, если обидел. Я делал посуду, чтобы показать, что может муж нашего племени, а ты дерешь шкуры со своего. Разве это хорошо?

– Тао не надо чужие шкуры.

Владимир ласково привлек ее к себе и поцеловал. Мир был восстановлен. Они навели порядок в хижине, убрали осколки разбитого Краевым в гневе горшка. Из кучи выброшенных шкур отобрали свои, а остальные так и остались лежать живописной кучей. Тао занялась приготовлением еды, Краев решил искупаться, когда послышался гортанный говор и на поляну вышла странная процессия: впереди шли женщины, вооруженные копьями, за ними мужчины несли купленную накануне посуду. Пата Ши вышла вперед.

– Тао! Мы отдали тебе шкуры за посуду. Торг окон­чен. Почему ты возвращаешь их? Посуда хорошая. Она стоит больше, чем мы давали, но торг окончен. Что скажешь?

По тому, как испуганно взглянула на него Тао, Владимир понял, что дело принимает нешуточный оборот.

– Это я вернул вам шкуры.

– Мужчины молчат, когда говорят женщины!

– Мы другого племени. У нас мужчины и женщины равны.

– Тао нашего племени.

– Была ваша, стала наша. Вы выгнали ее из племени, и она больше не принадлежит вам.

– По законам нашего племени нарушивший договор наказывается смертью, – сказала Пата Ши.