Чудовища

Не нравился ему этот город. С самого момента, как он сюда приехал, не понравился. Нелюбовь с первого взгляда, можно сказать. Что-то в нем было неправильное; атмосфера, что ли, какая-то противоестественная. Полицейский не верил во весь этот паранормальный бред, что иногда крутят по телевизору, но, тем не менее, Бланверт ощущался именно как город, где затаилось нечто темное и зловещее. И от этого «темного и зловещего» спину порою кололи мерзкие мурашки. Хотя внешне казалось, что все спокойно, все идет своим чередом — идиллия какая-то прямо, черт ее побери.

Дело медленно, но верно приближалось к ночи. Небо за окном окрасилось в зловещий буро-красный, тени вытянулись неимоверно, а улицы почти опустели и стихли. Так непривычно тихо, как будто и не живет в городе никого.

Поняв, что отвлекся, Эрик отогнал мысли и включил настольную лампу. С сомнением поглядел на стопку старых газет рядом с собой, которые он выпросил в местной библиотеке. На самом деле он не знал, что надеялся в них найти. Какое-то свидетельство собственной правоты? Что город не так прост, как кажется? Да, пожалуй.

Кто бы мог подумать, что в Бланверте печаталась собственная газета? А она печаталась — так называемый «Каждонедельник», хуже названия не придумаешь. Будь Бланверт нормальным городом, эти газеты стали бы настоящей кладезью информации об его прошлом. Но вот незадача: он читал уже которую газету подряд — восьмую, наверно, — и у него складывалось ощущение, что он читает один и тот же выпуск. Текст даже местами, как будто повторялся, не только предложениями, но даже целыми абзацами. Только даты менялись.

Где-то, наверно, двенадцатой по счету газете все же удалось ненадолго заинтересовать его внимание. Какой-то пожар произошел в здешнем лесу сорок один год назад. Плевый пожар на самом деле, быстро потушили. Никакой мистики, как сказал бы шеф. Банально до жути.

Следующие несколько газет снова оказались бесполезным старым мусором и отправились во вторую растущую стопку уже прочитанного. За окном сгустилась ночь. Эрик зевал и хотел спать, но заставил себя взять еще одну. В глаза сразу же бросился жирный заголовок «Рекимия — наша маленькая, но гордая страна», под ним находилось несколько длинных столбиков текста. Эрику не то чтобы стало интересно, но все же эта статья несколько отличалась от того, что он уже привык видеть, потому он погрузился в чтение.

Статья оказалась пространным патриотическим словоизлиянием бланвертского мэра. «Архипелаг велик и многообразен, и мы лишь его частичка, единственный островочек, затерянный среди тысячи других…», «Каждый рекимиец должен гордиться своим происхождением!», «…другие острова и рядом с нами не стояли!» — и так далее, и тому подобное, и все в таком духе. Любопытство Эрика быстро сменилось легкой тошнотой, но он все-таки заставил себя дочитать до конца. Немного особняком, выбиваясь из общего настроения, стояла лишь следующая ремарка: «Это правда, и нет ничего постыдного в том, что мы обрели долгожданную независимость только двести лет назад…», но в остальном это было невероятно противное творчество.

Вскоре полицейский закончил и с этой газетой, не найдя в ней больше ничего заслуживающего внимания. Потер затекшую шею и решил, что на сегодня хватит. В голове мелькнула мысль, что он занимается какой-то ерундой. Он поднялся со стула, и в этот же момент услышал, как в парадную дверь кто-то постучал. Стук был неуверенный, но отчетливый; несколькими мгновениями позже, пока Эрик колебался в непонимании, раздалось более требовательное «бух-бух». Время уже было позднее… И кого принесло?

Квартирка его была маленькая, все равно что каморка, так что у двери он оказался буквально в несколько шагов.

— Кто это? — спросил он.

— Э-э-эй! Открывай! — послышался сиплый голос в ответ. — У меня-я… эт самое… р-разговор есть!

— Кто это? — настойчивее повторил полицейский. — Пока не назовешься, не открою. Хоть заорись там.

Неизвестный помолчал несколько секунд, точно раздумывая над словами, а затем произнес:

— Ланго.

Эрик уже был наслышан про него. Старик постоянно шатался по городу в пьяном виде, и полиция с этим ничего не делала, предпочитая не обращать внимания на жалобы жителей. «А что? — говорил шеф на вопрос, почему никто не займется Ланго. — Он же безобидный совсем. Ну да, большой любитель выпить, но он ведь безобидный. Ни к кому не пристает, ничего не ломает. Шатается себе иногда. Дети его вон даже не боятся».

— Что ты здесь забыл? — строго спросил полицейский.

— Сказал ж… ха-ачу с тобой поговорить кое о чем. Но о чем — не ска-ажу, пока ты дверь не откроешь, — из-за двери послышался хриплый смешок. Похоже, Ланго был очень доволен своей идеей.

— Ты пьян.

— Па-а-арень, па-арень… — медленно говорил старик, растягивая звуки, — язык меня слу-ушается. А это з-значит, я достаточно трезв. А-аткрывай, маленький полицейский.

Последние слова убедили Эрика открыть дверь. Раз Ланго знает, что он полицейский, значит, он пришел не абы к кому.

— Во-о! — обрадовался Ланго. — Вот это другое дело. — Он икнул. От него воняло алкоголем и отбросами. Дивный аромат.

— Откуда ты знаешь, что я живу здесь?

Старик слегка пошатывался и тупо глядел на Эрика несколько секунд, переваривая вопрос.

— А я видел, как ты идеш-шь домой, — изрек он наконец. — Я пьяный, да… Но я вижу. Мно-о-ого вижу. И слышу. Правда… — Он снова икнул. — Правда, иногда, бывает, всякое чудится…

— Говори, что хотел.

— Щ-щас, — выговорил старик, приподняв указательный палец, — мысли вместе соберу. Да-а… Я тута ходи-ил недавно по городу. Ночью было дело, да-а… Выпил уже тогда знатно… чувствую, в ногах правды н-нету, лег себе на скамейку и… это самое… спать собрался. А дело было у дороги, которая… котор-рая ведет из города. Вдруг вижу: на дорогу выш-шел какой-то человек, а вы-ышел он будто из лесу. Идет себе, идет вроде так уверенно, знаешь, как ходишь ты, а не я, а потом — р-раз! — и шлеп на землю. Ну я пожал плечами и тут ж-же уснул.

— И тебе не стало любопытно, что с ним произошло? Я не говорю уже о том, чтобы побеспокоиться, здоров ли он, — проговорил Эрик.

— Но здоров же оказался в итоге? А я… я всякое вижу и уже пр-ривык не обращать внимания, — старик почесал пальцами заросший подбородок.

— Почему ты пришел ко мне? — терпеливо спрашивал Эрик. — Почему не пришел в полицейский участок?

— К ваш-шему гадюшнику я приближаться не хочу. Но, проспавшись, я понял… п-понял, что мой долг как добропорядочного гражданина, — Ланго, сделав серьезное лицо, положил руку на сердце, — рассказать те об этом. Для ваш-шего расследования, да-а?

Которое закончилось, не успев начаться, мысленно добавил Эрик.

— Ты смог его разглядеть? Заметил ли ты что-нибудь странное?

— Там такущ-щая темень была, да и перед глазами все плыло бу-удь здоров, — старик развел руками. — Я тока видел, как о-он вышел на дорогу… фонарь светил.

— С какой стороны он вышел?

— С левой! Или нет, подож-жди… С правой?.. Не помню, — он потер затылок, а его взгляд сделался каким-то виноватым. — Из-звини, совсем не помню…

— Ясно, — вздохнул Эрик. — А теперь убирайся. Ты мешаешь людям спать.

— Ну во-от, — разочарованно протянул старик и осторожно развернулся, удерживая равновесие. — Помог, называется… даже спасибо не сказал. — Он махнул рукой и стал как бы неумело спускаться по лестнице.

Полицейский глядел ему вслед, пока тот не исчез внизу, а затем закрыл дверь. Прислонился к ней спиной, плотно задумавшись. До этого момента он предполагал, что того мужчину похитили с неизвестной целью, а затем зачем-то вернули обратно, бросив на дороге. Слова Ланго заставили его засомневаться в своей версии. Только вот… можно ли полностью верить показаниям пьяницы?

Эрик вздохнул. Может, здесь и вправду не о чем беспокоиться, как говорит шеф? Вообразил себя сыщиком и ищет подвох там, где его на самом деле нет. Он сухо усмехнулся и пошел спать.

6

За окном уже смеркалось, и на стекле отчетливо виднелись желтые отражения потолочных ламп. Троица друзей, засидевшись в классе допоздна, все только и делала, что клеила, вырезала и рисовала. Они уже морально выбились из сил, но бросить дело не могли, будучи несчастными заложниками учителей, которые заставили их помогать с подготовкой к грядущему концерту для выпускников. На самом деле помогала сейчас практически вся школа. Задействовали даже младшие классы, что Феликс находил грубым нарушением права на счастливое детство. Но что было еще ужаснее, чего парень никак не ожидал, — так это предательство родителей, которые встали на сторону учителей. Мол, труд на благо общества еще никому не вредил.