Притворись моей

Рано утром, прихватив с собой мамины таблетки, я сажусь в самолет.

На выходе из аэропорта набираю Белецкого. Неумело выражаю соболезнования и уточняю, будет ли мое присутствие уместным. Он не ожидал. В его голосе удивление и оно приятное. Я успела изучить все оттенки его голоса.

Встретившись в лобби отеля, мы по родному обнимаемся. Внутри у меня полный штиль. По дороге я выпила сразу две таблетки успокоительного. Доза предельная, зато действенная. Исчезло внутреннее напряжение, ушла тревога.

Похороны проходят тихо. Людей мало. Я не знаю никого, кроме Гарика и Ника.

Белецкий стоит у гроба один. Его мама и Инга не приехали. Даже после смерти не смогли простить обид. Я не знаю всей истории и не возьмусь их судить. Это не мое дело.

Гарик поворачивается, смотрит перепугано. По взгляду понимаю, что нужна ему. Подхожу. Теперь мы стоим вдвоем.

Так странно. Я не знала его отца при жизни, такое вот у нас знакомство.

В конце Игорь ощутимо вздрагивает. Я беру его за руку. Он обнимает, утыкается лбом в плечо. Мы стоим так несколько минут, я принимаю его дрожь. Знаю, каково это – навсегда прощаться с родным человеком.

Катрину хоронили по особому обряду. Присутствующие были в белом, играла совсем не грустная мелодия, вокруг бегали и играли дети. Но мне все равно было страшно и горько. Сейчас я ничего не чувствую, мамины таблетки справляются.

После похорон мы с Гариком и Ником едем на поминальный ужин. По славянской традиции парни выпивают по рюмке водки, а я – еще одну волшебную таблетку.

Жить с атрофированными чувствами проще. Ты все так же дышишь, двигаешься, разговариваешь, принимаешь пищу... даже улыбаешься! Отмечаешь для себя факт любого действия, но совсем не переживаешь из-за него. Сделал – забыл – сделал следующее. Мысли короткие, стройные, мозг от них не взрывается. Пульс ровный, сердце работает четко, как швейцарские часы. На физическом уровне это состояние приятное, на ментальном – почти нирвана.

Пока мои уже бывшие боссы вспоминают прошлое, я отвлекаюсь на телефон. Сначала переписываюсь с Мирой. Мы давно не виделись, и мне есть что ей рассказать. Потом звонит встревоженная мама. Она думает, что я в Кракове. Позже мне пишет Владек.

Этот чертов махинатор интересуется, получилось ли у меня достать файлы. Отвечаю, что пока нет, врать ему давно стало привычным. Он называет крайний срок. Дает три дня, после чего дело передадут в суд.

Мой внутренний штиль покрывается рябью. Нет никакой уверенности, что папин план сработает. Влиятельный человек в круглых очках ой как непрост. Его родной брат – городской прокурор, сам он – действующий депутат.

Кошусь на поникшего Гарика. У него потухшие глаза, челюсти плотно сжаты. Наверняка, вспоминает связанные с отцом моменты, корит себя за грубость или невнимание. Думает, почему судьба к нему так неблагосклонна, что вынуждает пройти через это горе. В такие моменты думается именно так.

Игорь замечает, что я его рассматриваю. Ловит мой взгляд, цепляется за него как за спасительную соломинку и держится. А я держу.

Весь вечер играем в гляделки. Раньше это была наша любимая забава, она будоражила и возбуждала. Сегодня у игры другая цель. Так мы пытаемся поговорить. Словами у нас не получится, слишком много недопонимания и обид.

Заметив участившиеся переглядывания, Гордиевский спешит попрощаться. Как только мы остаемся наедине, Гарик придвигается ближе и берет меня за руку.

– Спасибо, что ты здесь со мной, – говорит и смотрит проникновенно.

За ребрами разливается тягучее тепло. Мой защитный барьер трещит и кренится. Против химии его взгляда бессильна даже фармацевтика.

– Ты где ночуешь? – спрашивает он, слегка сжимая ладонь.

– Собиралась сегодня улететь домой, – стараюсь говорить спокойно.

– Останься, ­пожалуйта, – сжимает руку сильней, не отпуская моих глаз.

Я не стану кокетничать, уточняя, что означает его просьба. Мне известно, с какой целью мужчина предлагает женщине остаться на ночь. Знаю, что должна отказаться. Высвободить ладонь, вежливо попрощаться и красиво уйти в закат. Так на моем месте поступила бы благоразумная девушка, но этим вечером я ­– точно не она. Вижу, что нужна ему и хочу остаться.

– Не боишься спать со шпионкой? – спрашиваю, прищурившись.

Его подозрения серьезно ранили.

– Я знал, что это не ты, Ариненок. Верил тебе всегда. Воришка уже пойман.

– И кто же это?

– Один из тимлидов[1]. Ему там наобещали. Повелся дурачок! Прости, если обидел, это сгоряча, на эмоциях. Они реально достали нездоровой конкуренцией!

Киваю и грустно усмехаюсь. Он так много меня обижал, а я так упорно его люблю. При этом никак не могу простить. Мазохизм какой-то.

– Так как? Останешься? – спрашивает Гарик, тревожно заглядывая мне в лицо.

Сейчас логично спросить, что будет после, но на этот вопрос я знаю ответ: никакого «после» у нас с ним не будет. Я сама так решила.

– Останусь, – произношу, сдерживая пробивающуюся дрожь.

Мне немного стыдно, но я гоню это чувство. Я утешу его и отпущу насовсем. Только тогда обида и ревность отпустят меня.

Мы выходим на улицу и попадаем под дождь. Гарик крепко обнимает меня за талию и тянет к такси. В этот момент возникает иллюзия, что мы снова вместе и у нас все хорошо.

В теплом салоне авто он с силой притягивает меня и целует. Очень собственнически, глубоко и уверенно. Ошеломительно.

Его вкус и запах проникают в меня и сводят с ума. Кажется, я не чувствовала их целую вечность. Голова идет кругом, волшебные таблетки – мимо кассы. Меня конкретно потряхивает. Опиатам не под силу противостоять гормональной буре, охватившей тело от близости любимого мужчины.

Поцелуй длится долго. Я ловлю себя на мысли, что никто и никогда не будет целовать меня так вкусно. Заранее уговариваю себя смириться с этим фактом. В конце концов, не в поцелуях человеческое счастье.

Оторвавшись от моих губ, Гарик шепчет, что безумно скучал. Я молчу. Еще в ресторане поклялась не заговаривать о чувствах. Они сложены аккуратненькой стопочкой и бережно упакованы в цинковый сундук. Тлеют там себе потихоньку, лучше не ворошить.

В отеле Белецкий берет меня за руку. Идет широким шагом немного впереди. Я пытаюсь не отставать и гоню запоздалое желание уехать в аэропорт.

В номере довольно прохладно и это хорошо. Холод не позволит слишком расслабиться и на него можно списать нервную дрожь.

– Окно было открыто, – говорит Игорь, замечая, как я ежусь.

Закрыв створку, он задвигает массивную штору, разворачивается и смотрит прямо в глаза.

– Хочешь что-нибудь выпить? Чай? Капучино?

Я стою у кровати, мотаю головой.

Он подходит, порывисто притягивает и стискивает до хруста в косточках. Робко, почти невесомо обнимаю его в ответ. Мы не занимались сексом два месяца, я начала забывать, какое большое и твердое у него тело.

Гарик нежно целует в висок и шумно тянет в себя воздух. Я незаметно улыбаюсь. Его привычка обнюхивать мою кожу и волосы всегда меня забавляла.

Поднимаю руки выше, глажу шею, затылок. Хочется пожалеть, приласкать, но у него настрой другой. Он сдавливает талию и упирается в живот внушительной эрекцией. Я немного смущаюсь.

– Нужно в душ, наверное, – говорю шепотом.

– Потом, – откликается хрипло.

Стянув с моих плеч пальто, подталкивает меня к кровати. Пальто падает на пол, я – на упругий матрас.

Он нависает, дотрагивается до лица. Мы встречаемся глазами, в его плещется дикое желание. Оно заражает меня, словно вирус. Проникает внутрь и поражает все клетки разом, вынуждая организм работать на свои потребности. Кровь ускоряется, обоняние обостряется, слизистые становятся влажными.

– Это ничего не значит, – произношу вслух свою внутреннюю установку.

Белецкий кивает, наклоняется и чувственно целует. Я порывисто отвечаю. Страсть накрывает нас горячей волной и утаскивает в темные глубины.