Притворись моей

Отдых организован безупречно. Шикарное бунгало с собственным пляжем, доставка готовой еды из ресторана. В нашем распоряжении есть катер, можно выйти в море, посмотреть соседние островки. Большинство из них частные, принадлежат селебрити.

Не хочется. Ни моря, ни экзотической еды, ничего.

Гарик бросает маску на кровать. Подходит и садится на пол у моих ног.

– Что мне сделать, Арин?

Пытается заглянуть в глаза – я отворачиваюсь. Сразу сказала, что простить не смогу. Сначала спокойно и с достоинством, потом сквозь слезы повторила.

Этой ночью мне не спалось. До утра читала женские форумы, советы психологов. Пыталась понять, как женщины прощают измену. Как у них получается?

По-настоящему мало кто прощает. Со временем привыкают, постепенно сам факт забывается, теряет актуальность. Я бы хотела забыть, а лучше не знать вовсе. Зачем спросила? Зачем он рассказал?

Доверие – хрупкое, как хрусталь. Закаляется по-особенному, рассыпается на мелкие осколки. Клеить их долго, муторно. Стоит ли?

Одни вопросы у меня. Ответов нет…

Игорь упирается лбом в колени, затем поочередно целует их. Еще вчера мне было противно от его прикосновений. Сегодня все равно. Я чувствую только боль, больше ничего. Наверное, привыкаю.

– Поговори со мной, малыш, – просит. – У меня крыша едет от твоего молчания.

Он обнимает за ноги и смотрит снизу вверх виновато. Голос тихий, подсевший.

– Я испортила тебе отпуск, извини, – произношу и кусаю губу. Чертовы слезы наполняют глаза.

Он подвигает меня к краю, обхватывает крепче. Порывисто целует бедра, живот, руки…

Я дергаюсь и случайно бью его по лицу. Вздрагиваю. Одергиваю руку, поднимаю вверх.

– Хочешь ударить? Бей! – говорит он с отчаяньем. Я мотаю головой, но он хватает мою руку и ударяет ей себя по лицу. – Бей, говорю! Давай, наори на меня! Избей! Сделай что-нибудь и полегчает!

Бьет еще раз. Сильно, до звона. Я отталкиваюсь, тщетно пытаюсь вырваться. Он сжимает мою ладонь в кулак, бьет себя в грудь, в шею, по плечам…

– Отпусти меня, придурок! – кричу и слезы брызгают из глаз.

Замахиваюсь другой рукой и луплю его наотмашь. Раз, второй, третий… Срываюсь на рыдания. В жизни никого не била, это так ужасно!

Меня колотит. Все тело ходуном. Из груди вырываются всхлипы. Я закусываю кулак и сползаю на пол.

– Прости-и-и, – скулю, сдерживая рыдания.

Гарик стискивает меня, прижимает.

– Не плачь, не надо. Это ты прости. Прости меня, родная! Никогда не обижу. Клянусь, никогда!

Обхватываю его голову, с силой обнимаю. Сердце замирает. В груди сплошная кровоточащая рана. Разве есть шанс, что она затянется?

Мы стоим на коленях, обнявшись. Нас обоих трясет. Я тихо плачу. Его шея и грудь мокрые от моих слез. Откуда они берутся? Целое ведро выплакала за эти дни.

Гарик гладит меня по спине через футболку, шепчет утешения. У меня нет сил говорить. Да и что тут скажешь? Я люблю его больше жизни, а простить не получается. Он меня предал. Грязно, мерзко, в такой сложный для меня момент.

Постепенно я затихаю. Утыкаюсь носом ему в шею, дышу его кожей. Судорожно вдыхаю родной запах. Боль становится тупой, тянущей, тело – вялым и тяжелым.

Игорь берет меня за плечи и слегка отстраняет. Я, как тряпичная кукла, роняю голову на грудь, пытаюсь спрятать опухшее от слез лицо.

Он сжимает и встряхивает.

– Я тебя люблю, Арина, – говорит севшим голосом.

Я поднимаю глаза. Утыкаюсь в его острый, откровенно болезненный взгляд. Пробирает до мурашек.

Признание повисает в тишине.

Нужные слова дерут горло и не могут прорваться. Поднимаю руку, трясущимися пальцами касаюсь его губ.

Он вздрагивает, я следом. Дрожь какая-то другая. Не болезненная, трогательная. Мы смотрим друг на друга по-особенному, всматриваемся, словно встретились заново спустя целую вечность.

– Боже мой, Гарик, – выдыхаю. – Поцелуй меня, – умоляю сдавленно.

Он рывком притягивает и прижимается к губам.

Он целует спешно и суетливо, боится, что передумаю. С жадностью сминает губы, раздвигает их языком. Я позволяю. В этом поцелуе столько жажды, что отказать немыслимо. Я так сильно ему нужна, так отчаянно в нем нуждаюсь.

Тело реагирует молниеносно. Рецепторы распознают вкус его слюны – и бах! Возбуждение мощное, как взрыв. Безудержное, острое до боли. Оно перекрывает собой все, что чувствовалось до этого.

– Ариненок, девочка моя любимая, – шепчет Гарик.

Берет в ладони лицо, целует подбородок, щеки, лоб… Зацеловывает.

Я опускаю веки. Растворяюсь в этой нежности.

Он приподнимает меня, укладывает на кровать, ложится сверху.

Снова целует в губы. Еще настойчивей, ненасытней. Просовывает руку под футболку, гладит грудь, живот, потом задирает ее. Мы соприкасаемся кожей. Я чувствую его жар и меня плавит. Истосковалась по этим ощущением. Обнимаю его за шею, прижимаюсь тесней.

Гарик возбужден предельно. Его движение становятся резче, требовательней. Он заводит мою ногу на себя, вжимается пахом. Я живо представляю, что будет дальше, вижу его голым, толкающимся в меня, вижу его член… и вдруг слышу смех его бывшей. Счастливый и заливистый он звучит фоном где-то вдалеке, но вполне ощутимо травит меня своим ядом.

Морок вожделения исчезает так же быстро, как появился. Бах – и снова только боль. Тупая, изматывающая.

– Пусти меня, – произношу низким голосом.

Делаю вдох и с силой отталкиваю от себя тело, в одну секунду ставшее чужим.

– Что такое? – встревожено спрашивает Гарик, скатившись на бок.

Я отползаю от него, хватаюсь за лицо, тру виски. Пульс зашкаливает, во рту сушит. Хочется сбежать, исчезнуть.

– Не хочу так. Не могу! – выпаливаю и спрыгиваю с кровати.

Гарик садится. Мы сталкиваемся взглядами. Он растерян. Еще не злится, но через секунду начнет. Его бесит неадекватность в любом проявлении, а я веду себя, как идиотка. Сама же просила целовать, раскрывалась ему на встречу, позволяя ласкать, показывала, что нравится.

Вылетаю из комнаты, из дома. Несусь через пляж к деревянному пирсу. Адреналин фигачит, сердце работает на износ.

Не видеть, не слышать, не чувствовать его. Ничего не хочу! Не надо было нам сближаться.

Теплые доски мягко проседают под ступнями. Я сбегаю не от него и не от себя – от нас. Нас быть не должно. Мы – это боль.

Набираю полную грудь воздуха и прыгаю.

Море раскрывает теплые объятия, прячет в себя, спасает.

Отплываю несколько метров. Футболка и шорты облепляют тело, оно становится неповоротливым, чувствуется особенно. Я тихонько покачиваюсь на волнах и смотрю в рыжеющее закатное небо. Из-за него море стало золотым и от этого кажется еще теплей.

Внутри становится тихо и спокойно. Длинно выдыхаю и прикрываю глаза.

Я есть. Я живая. Я у себя одна и должна себя беречь.

Мысли неожиданные, как инсайд. Они поражают и расставляют все по местам. Я больше не буду себя изводить. Запрещу себе прокручивать в голове детали его рассказа, забуду, как смеется его бывшая. Больше не дам себя на растерзание чувствам, перестану растворяться в этом мужчине. Я стану сильной, уже стала.

Когда возвращаюсь в бунгало, взъерошенный Гарик сидит на диване. Ждал меня.

– Я тебя не понимаю, – говорит серьезно.

Осматривает меня с головы до ног. Сейчас я олицетворение неадекватности. С волос капает вода, одежда прилипшая, а я тяну вверх подбородок и смотрю на него с вызовом.

– Не понимаешь – и не надо. Я не прошу. У нас не получается.

– Ты разлюбила? – давит тяжелым взглядом.

Подвисаю. Врать не могу. Сочинять, придумывать, играть – это пожалуйста, но не врать в любимые глаза.

– Мне нужно время, – ухожу от ответа. – Давай возьмем паузу. Работать с тобой хочу продолжить, если можно.

Он прикрывает глаза, сжимает челюсти и шумно выдыхает. Другой ответ ждал, этот не устраивает.

Молчит. Сопит.

Я начинаю заметно дрожать. Уверю себя, что из-за работающего кондиционера. Больше никаких эмоций, надоели эти качели, накаталась.