Страница 2 из 7
Купили её в магазине.
Есть рыбные магазины и рыбаки, неподвижно сидящие у прорубей на льду, и я иду от автобусной остановки к метро.
Сегодня я увижу её, и мы попытаемся… Я думаю об этом, и всё ноет во мне истомой, и нельзя думать об этом.
Её тело – это всего лишь её тело, и ещё не поздно повернуть назад, к автобусной остановке, и вернуться домой.
Я могу вернуться и с полдороги.
Никто не заставит меня ехать.
Я вхожу в метро, миную турникет и встаю на эскалатор. Когда месяц кончится, я куплю проездной. Скоро я привыкну к тому, что снова живу здесь.
Ничто не изменилось, кроме того что он женился, и она стала его женой.
Или меня не стало. Или не было никогда…
3
Он открыл дверь и сказал: "Привет. Проходи".
Я вошёл, и он включил свет в прихожей. Дал мне тапки.
Мы вошли в комнату.
Она резко обернулась и секунду-другую стояла вполоборота, ее руки были подняты к груди как для молитвы, но сложены не ладонями, а кулаками. Черты лица ее были как будто прорисованы карандашом, но вот по карандашу прошло ретушью, и ее лицо смягчилось.
Ее глаза темные, влажные в первый миг показались мне больше, чем были на самом деле, но все же у нее большие глаза, особенно по контрасту с маленьким ртом. Волосы рыжие, пышными локонами. Лицо бледное. А вот нос, пожалуй, великоват, да еще с легкой горбинкой. Но большие глаза и густые, длинные ресницы делают это не так заметным.
Если она когда-нибудь родит, она может, наверное, потолстеть. Во всяком случае, в ее худобе нет ничего болезненного.
"Привет",– сказал я.
Она кивнула и, опустив глаза, вышла из комнаты.
– Ты принёс что-нибудь?– спросил он.
– Да,– сказал я.
Я достал из пакета бутылку.
– Ставь сюда,– сказал он, кивнув на журнальный столик.– А у нас сегодня фирменное блюдо.
– Твоё?
– Называется "баклажаны по-холостяцки", но готовит их Женя.
Я вымыл руки и вернулся в комнату. Шторы были слишком желтыми, а обои слишком светлыми, но в комнате было чисто, просторно, и все аккуратно стояло на своих местах.
Сколько я его помнил, у него всегда все стояло на своих местах.
Мебели было мало, только белый шкаф в тон обоев, зеленый диван и такое же зеленое кресло. Лишней была только бра, которая должна была создавать уют, но выглядела как сигнализация воздушной тревоги.
Сергей сидел в кресле и пил водку.
– Ты уже?– сказал я.– А как же вино?
– Хочешь, присоединяйся.
– А вино?
– Оставим его Жене.
– Что-то случилось?
– Садись,– сказал он, кивнув на диван.
Я сел. Он подал мне рюмку и налил в неё водку.
Сергей производит впечатление уверенности и надежности, но я знаю, что он человек нервный и трусоватый. Его юмор служит ему защитой так же, как для меня это средство не сойти с ума. Впрочем он мило улыбается. В сочетании с высоким ростом, аккуратной стрижкой, правильным лицом, прямой спиной и широкими плечами это придает ему дополнительное обояние.
При этом он умен, мягок и непритворно порядочен, даже добр, если это ему ничего не стоит и не чревато неприятностями и беспокойством. Но ко мне он снисходителен настолько, что может даже пожертвовать толикой своей безопасности.
Когда кто-то в шутку посоветовал ему похудеть, это прозвучало глупо так, что никто не засмеялся. Конечно, до моей худобы ему далеко, но назвать его полным значило бы погрешить против истины.
– Ничего не случилось,– сказал он, завинчивая крышку и ставя бутылку на пол.– Просто захотелось выпить водки.
– Ну давай выпьем.
Он кивнул мне. Мы выпили.
Вошла Женя, неся тарелки.
– Вы уже? А я?
– А для тебя есть вино,– сказал он.
– Ну так налей мне тоже.
– Принеси штопор с кухни.
Она принесла штопор и свою тарелку.
– Садись,– сказал ей Сергей, хлопнув по подлокотнику кресла.
– Там ещё оливки и всё остальное…
– Садись,– требовательно повторил он.
– Сейчас принесу,– сказала она и снова исчезла.
– Она очень волнуется,– объяснил мне он.– Ждала твоего прихода и наготовила там всего…
– Моего прихода?
– А что, не заметно?
– Да,– сказал я.– Заметно.
– Ну что, ещё по одной?
– Может, помочь ей?
– Сиди,– приказал он.
Женя принесла оливки, нарезанную ветчину, рис, салат из крабовых палочек, хлеб, вилки, ножи и бокал для себя.
Сергей налил ей белого вина.
– Надо зажечь свечку,– сказала она, вставая.
Она зажгла свечу и поставила её на столик.
– Ну вот,– сказала она и села на диван рядом со мной.– Приступайте.
Я поднял рюмку.
– За нас.
И залпом выпил.
Она отпила из бокала и поставила его на столик.
– Надо включить музыку,– сказала она.
– Сиди,– сказал ей Сергей.
– Нет, в самом деле,– поддержал я.
Он пожал плечами.
Она поставила кассету и вернулась на место.
– Не дуйся,– сказала она ему.– Ты можешь не дуться хотя бы сегодня?
– Ничего я не дуюсь!– возмутился он.
– Неприятности?– спросил я.
– Да нет,– отмахнулся он.– Так…
– Положить салат?– сказала она, повернувшись ко мне.
Я кивнул.
Она взяла мою тарелку и стала накладывать.
– Хватит, всё,– остановил я её.– Не надо столько.
– Правильно,– сказала она, подавая мне тарелку.– А то вдруг не понравится.
– Я люблю этот салат,– сказал я.
– Значит, ты его знаешь?
– Нет, догадываюсь.
– Может быть, кетчуп принести?
– Можно.
Она встала и вышла из комнаты.
– Так что случилось-то?– спросил я.
– Да на работе, так… ничего важного. И вообще, с чего ты взял, что у меня проблемы? Ты её больше слушай.
– Ну мало ли…
Вернулась Женя, неся бутылочку кетчупа. Поставила её передо мной и стала протискиваться между мной и журнальным столиком на своё место.
– По-моему, здесь легче было пройти,– заметил Сергей.– И вообще, зачем ты принесла кетчуп, если горячего всё равно нет?
– И в самом деле, – сказал я.– Зачем кетчуп?
– К баклажанам. Ты же сам сказал…
– Да?
– Да,– сказал я.– Здорово. Хотя, вообще-то, это классика…
– Что именно?– сказала Женя.
– Баклажаны с чесноком. Вот только майонез…
– Плохо?
– Нет. Наоборот…
– Я рада, что тебе понравилось.
– Ну как ты жил-то эти два года?– спросил я.
– Да нормально… А что?
– Что?
– Почему ты спросил?
– Что, почему?
– Почему ты спросил?
– То есть как, почему?
– Ладно,– сказал он.– Успеем ещё поговорить. Давай лучше выпьем.
– Давай.
Он налил нам двоим водки.
– Ну давай,– сказал он, поднимая рюмку.– За тебя.
– За нас,– сказал я.
Он кивнул. Мы выпили.
4
– Просто мне интересно, как ты жил всё это время…
– Да никак,– сказал он, пожав плечами.– Как все.
– А как жили все?
– По-разному…
– В этом городе, говорят, каждый день происходит масса событий, это правда?
– А ты забыл?
– Нет, но когда происходит так много событий, что-то может и измениться.
– В этом Москва не меняется.
– В переменчивости?
– Да. И за это стоит выпить.
Я придвинул ему свою рюмку. Он налил.
– Это и значит, быть современным,– сказал он.
– Что именно? Пить?
– Нет.
– А что?
– То самое.
– Жить в Москве?
– Вот именно.
– И что значит быть современным? Каждый день менять своё мнение? И за этим ты остался здесь?