Чёрный кофе

– Шапошников Павел Викторович, – выпалил старик.

– А как звали вашу жену?

– Фамилия моя. А так – Вероника Викторовна.

***

По данным архивной базы Минздрава, Шапошников П.В. проходил лечение в филиале Центральной клинической психиатрической больницы, расположенном в Медное-Власово, в тридцати пяти километрах от Москвы. Андрей вошёл в здание больницы и направился в регистратуру.

– Доброго дня, – поздоровался он с женщиной за стеклом. – Я из Санкт-Петербургского подразделения, прибыл для встречи с Шапошниковым Павлом Викторовичем, вот направление и разрешение.

Женщина молча взяла бумаги. Внимательно просмотрев их, она набрала кого-то по телефону.

– Придётся подождать, – произнесла дежурная, обратившись к Андрею, и повесила трубку.

Андрей отошёл в сторону, присел на деревянную скамью. Коричневая плитка на полу коридора была стёрта и местами отсутствовала. Коридор был перекрыт вправо и влево решетчатыми дверьми. С потолка и стен свисали куски штукатурки и нити паутинок. Освещения от редких светильников хватало, чтобы рассмотреть пожелтевшие инструкции, висевшие в деревянных рамках. Но, несмотря на запущение, в воздухе стоял устойчивый запах дезинфицирующих средств. Андрей достал телефон и принялся просматривать сводку новостей. Через пятнадцать минут к нему вышла худенькая женщина и пригласила его пройти за ней.

– Он мало разговаривает, – женщина говорила, идя по гулким коридорам. – Нам удаётся его держать в более-менее стабильном состоянии, но сейчас весна и обострение просто неизбежно. У вас с собой есть алкогольные напитки?

– Нет, – улыбнулся Андрей.

– Пациент страдал крайней стадией алкоголизма, до того, как попал к нам. Только из-за этого, – женщина улыбнулась в ответ. – Мы не хотим нового срыва. Но хочу заметить, что если бы не этот недуг, то здоровья у него можно было бы занимать. Для своих лет, он очень даже здоров, если не считать тот факт, что он у нас на лечении. А вы вообще надолго?

– Это будет зависеть от результата беседы.

– Вам следует надеть халат и сдать все острые предметы.

– Конечно, я знаю процедуру.

Андрей вошёл в узкую палату. На окнах висели решётки. Одинокая кровать, закреплённая к полу, жалась в углу выкрашенных в белый цвет стен. Белая тумба, так же привинченная к полу, стояла рядом с кроватью, на ней лежала затёртая газета. Пожилой мужчина, седой как снег, в махровом халате поверх больничной рубашки, сидел, тряся головой и повторяя какое-то слово.

– Если что, кричите громче, – произнёс санитар и закрыл за Андреем дверь.

– Павел Викторович, – произнёс молодой человек, обращаясь к жильцу палаты. – Меня зовут Андрей, я хотел бы с вами поговорить на счёт пропажи вашей сестры.

– Водка, водка, водка, – слова, произносимые мужчиной, стали разборчивее, но на Андрея он не посмотрел.

– Я знаком с вашим деверем, Сергеем Николаевичем. Он сейчас в пансионате в Санкт-Петербурге…

– Водка, водка, водка, – ответил мужчина.

– Вы его помните?

– Водка, водка, водка, – произнёс старик, но всё же махнул головой в знак согласия.

– Я хотел бы с вами поговорить о том дне, когда вы с ним пошли в кафе, – аккуратно начал Андрей. – С картинами.

Мужчина замолчал. Посмотрел на Андрея выцветшими глазами.

– У тебя есть выпивка? – тихо произнёс он.

– Нет. Они всё забрали, – наигранно смущенно ответил Андрей. – Вы помните тот день?

– Не проходит и минуты, чтобы я о нём не вспоминал. Тот день у меня перед глазами постоянно, – старик чуть ожил. – Ты ведь здесь не для того, чтобы подтвердить мой диагноз?

– Мне нужна ваша помощь.

– Моя? – удивился мужчина.

– У меня пропала девушка и я думаю, что она исчезла так же, как и ваша сестра, тогда в восемьдесят первом.

– Что ты хочешь узнать? – после большой паузы спросил старик и добавил, резко выкрикивая слова. – Водка! Водка!

– Что произошло в том кафе?

– Мне страшно до сих пор, когда я вспоминаю тот день, – у старика затряслись руки, он поднял их к лицу и обтёр подбородок. – Идея пойти туда принадлежала мне. Мы вошли и сели за стол. Нам подали невероятно вкусный кофе. Водка! Водка! Он зачем-то начал задавать глупые вопросы той официантке, а когда она убежала, то я пошёл осмотреть прилавок, а он остался у картины. Я голову поднимаю, а он стоит и тянется к полотну. Когда он коснулся её, то начал растворяться в воздухе, перетекая в картину, а сама она светилась иллюминацией, переливаясь светом окон. Я его позвал, потом закричал, а он не реагирует, даже ухом не ведёт. Я разбежался и сбил его с ног. И в последний момент, падая на пол, я очутился на улицах старого города, почувствовал запах грязных улиц и услышал крики людей. Я стоял посреди небольшой площади с треснутой чашей фонтана. Всё это произошло мимолетно, но отчётливо, и в следующий миг, я лежу на Серёге. Водка! Водка! – старик смолк, – У тебя точно нет выпивки?

– Извините, нет. А что было дальше?

– Тебе Сергей не рассказывал? Я не хочу вспоминать, у меня волосы встают на загривке.

– Он не помнит ничего, – соврал Андрей.

– Черт его побери! Водка! Водка! – старик дёрнул головой и начал тереть руки.

– У вас очень хорошо получается, – попытался воодушевить старика Андрей. – Память светлая.

– Я же не псих какой, – понизил голос старик, заговорщицки оглядевшись. – Я живу только потому, что могу здесь прятаться. Он меня быстро найдут! Жаль только, что водки нет.

– Кто найдёт? – у Андрея холод пробежался по спине.

– Прозрачный, – ещё тише произнёс Павел Викторович. – Тот, который напал на нас в кафе. Живы мы остались, только из-за водки, представляешь. У меня шкалик был в пиджаке. Он меня ударил и разбил его, а когда второй раз набросилось, то словно обжёгся об неё, я даже услышал шипение. Водка! Водка!

– Водка вас спасла?

– Она меня спасает с того дня постоянно, от прозрачного, от памяти, от жизни. Так что, если в следующий раз приедешь, то найди способ передать мне фляжечку, – старик подмигнул.

– Я постараюсь, – пообещал Андрей.

– Постарается он, – тон старика изменился. – Водка где? Где моя водка?! – старик начал кричать, затем он встал и замахал руками в сторону Андрея. – Водка где? Верни мою водку, ублюдок!

– Павел Викторович, я всё понял, мы же договорились.

– Водка где? – продолжал кричать старик. – Водка! Водка!

Крики не остались не замеченными. В палату вбежал санитар, следом быстро вошла медсестра со шприцем в руках.

– Выходите! Уйдите из палаты! – крикнула в сторону Андрея сестра, указывая ему на дверь. – Павел Викторович, успокойтесь, вам нельзя…

Андрей не стал дожидаться окончания сцены. Он вышел из палаты и направился вниз по лестнице. Выходя из ворот больницы, он оглянулся, в окне на третьем этаже он увидел седую голову старика. Пожилой человек стоял, державшись одной рукой за решетку, а второй чертил в воздухе знамение. Андрей кивнул головой в знак прощания и пошёл к остановке автобуса.

***

Войдя в парадную своего дома Андрей понял, что устал. Поездка забрала много сил и постоянные размышления о происходящем выбили из вроде бы размеренной жизни. Даже те записи, которые он вёл последние два года, сейчас казались ему настолько бесцельными и ненужными, что он не сразу вспомнил, где записная книжка. Закрыв за собой входную дверь квартиры, он осознал, что последние три дня практически не спал. Скинув обувь и сняв куртку, он пошёл в ванную. Включил воду и намылил руки, погрузившись в мысли.

– Привет! – раздался голос из-за спины.

– А! – вскрикнул Андрей и дёрнулся, чуть не упав в ванную.

– Ты чего? – Димка стоял в дверном проёме и улыбался.

– Не пугай так! Чуть в штаны не наложил, – Андрей сполоснул руки, вытер об полотенце.

– Ты хреново выглядишь, – заметил брат.

– Возможно. Есть завтрак?

– У меня пицца осталась. Будешь?

– Сойдёт. Тащи, – Андрей пошёл на кухню.

– Я тут покопал, пока тебя не было, – произнёс Дима, входя на кухню с пиццей. – Не мычи, послушай. В мире существует множество картин, это факт, с которым не поспоришь, и большинство из них – это девочки, цветочки, пейзажи. Но, есть особый вид искусства, заставляющийся передёрнуться, если взглянуть на эти картины. А самое интересное, если даже начинаешь рассматривать эти полотна, то невольно начинаешь погружаться в атмосферу, в происходящее на них. Такие картины писались и в четырнадцатом, и в восемнадцатом, и их продолжают создавать в наше время, когда у человека больше время копаться в себе, в проблемах бытия. Чего только стоят «Отрубленные головы», «Исследование портрета Иннокентия Веласкеса», «Смерть Марата», «Юдифь и Олоферн». Да, там их столько! Босх и Бексиньский одни чего стоят.