Страница 88 из 94
Гал повернул вдоль по берегу: захотелось побыть одному. Нор остался с Риа, а Ндан не отставал от него. Гал хотел было отослать его домой, но промолчал. Пусть идет. Мальчик нуждался в поддержке. Если для детей Риа у Синего озера кончились все тревоги и неприятности, то этого нельзя было сказать о Ндане. Мальчик рос замкнутым и молчаливым — эти черты он унаследовал от Ае. При всем своем великодушии Рослые Люди так и не смогли забыть о том, что она — выходец из племени рабэ. Маленькая женщина глубоко страдала, слыша порой обидные замечания о себе, но безропотно воспринимала их. Зато Ндан никому не прощал своих детских обид. Но чем активнее он вступался за мать, тем упорнее мальчишки дразнили его обидным словом «рабэ». Взрослые предоставляли самим детям право улаживать свои спорные дела — Гал тоже не вмешивался во взаимоотношения детей, но он искал случай оградить сына от неосознанной жестокости сверстников. Теперь как раз был подходящий момент для этого.
— Ты не хочешь купаться с товарищами?
— Не хочу. Когда я вырасту, я уйду из племени, как ушел от ланнов ты, — не по-детски решительно заявил Ндан.
Гал с нежностью взглянул на сына: Ндан был симпатичный крепыш с густыми каштановыми волосами и лицом, напоминавшим Ае.
— Я покинул ланнов, когда они были несправедливы ко мне, но через много лет я нашел обратную тропу к ним и подружился с ними, — пояснил Гал. — Конечно, став воином, ты будешь волен поступить, как захочешь, но тебе незачем уходить от Рослых Людей. Никто не посмеет быть несправедливым к тебе. Ты — мой сын, ты — брат Уора и Эри, на твоей стороне и сородичи, и законы племени.
— Меня называют «рабэ». Почему «рабэ» — плохо?
— Твоя мать была из племени рабэ, но твой отец — я. Значит, ты — не рабэ! Когда мне было столько лет, сколько тебе, сверстники тоже смеялись надо мной, но я вызывал их на битву. Разве ты страшишься тех, кто говорит тебе обидные слова?
— Нет, не страшусь! А почему они смеются над моей матерью? Разве она была плохая?
— Твоя мать была очень хорошая женщина, но ее соплеменники вели себя недостойно воинов. Она ушла от них, потому что была хорошая и никому не делала зла.
— Почему же Рослые Люди были несправедливы к ней?
— Будь терпелив, сын. Придет время, ты все поймешь и над тобой перестанут смеяться.
Гал на личном опыте убедился, как тягостна несправедливость со стороны сверстников, и ему было глубоко жаль сына. Но он не хотел обидеть мальчика излишней опекой над ним: мужчина не должен расти изнеженным, и если другие мальчишки узнают, что Ндан жаловался на них своему отцу, его вовсе засмеют.
Подбежала стайка подростков, бросилась в воду. Мальчишки с любопытством поглядывали на Ндана и Гала: о чем это сын Ае говорил со своим отцом?
Будто невзначай Гал положил свою громадную руку на мальчишеское плечо. Подростки притихли, они понимали этот мужской жест: старейшина Гал, на груди у которого поблескивало самое большое в племени ожерелье из клыков крупных хищников, дружил с Нданом!
— Ну, сын, давай-ка и мы искупаемся, — предложил Гал.
Обрадованный поддержкой отца, Ндан решительно взбежал на береговой утес и прыгнул с него в озеро — не каждый мальчишка способен на такое! «Пусть видят, что отец не зря дружит со мной!» — говорил его гордый взгляд.
Гал улыбнулся: его сын будет славным воином! Гал вошел в воду, окунулся, поплыл.
Удивительное озеро — другого такого, наверное, и на всей земле не было. Но он вдруг с грустью подумал о Дуа, которая никогда не стояла на месте, — могучая, добрая, полная тайн. Он рос на ее берегах так же беззаботно, как теперь росли здесь эти мальчишки. Ему захотелось снова увидеть Дуа, постоять на ее берегу, подняться на скалу Сокола. Он немало повидал за свою жизнь, он узнал, как велика и многолика земля, как много на ней неповторимых мест, где люди могли жить в довольстве. Но он никогда не забывал вольную Дуа, с которой подружился в детстве. Как и он, она не признавала покоя и постоянно стремилась вдаль. Он непременно увидится с ней!..
Искупавшись, он присел на камень. Немного у него в жизни было таких вот мгновений, когда, освобожденный от всех забот, он никуда не спешил, ни о чем не тревожился и ничего, казалось, больше не желал себе, кроме теплой земли, чистой воды и горячего солнца.
Подошла группа мужчин — все начали купаться. Загорелые тела поблескивали на солнце. У хижин женщины готовили обед, кормили грудных детей. Всюду был разлит покой, все говорило об уюте и довольстве. «Ну чего тебе еще не хватает? — упрекнул себя Гал. — Здесь твой дом, сородичи, соплеменники, у костра совета тебе принадлежит почетное место. Ты не молод, твои сыновья и племянники стали воинами, ты возглавляешь род, тебе не следует суетиться. Что тебе Дуа? Разве в ней лучше вода, чем в озере, или больше рыбы? Неужели тебе мало этого — жить среди сородичей, вдоволь есть, спокойно спать и видеть в глазах у близких радость?»
Голос рассудка был трезв и мудр, но он не успокаивал Гала. Его по-прежнему манили к себе нехоженые тропы, по которым он повел бы отряд смелых людей. Он охотно спал бы под открытым небом у теплого костра, каждый миг жизни был бы для него неповторим и полон новизны, каждый мускул трепетал от налитой в нем силы…
Земные просторы звали его к себе, как птиц, которым никогда не сиделось на одном месте. Разведчик, следопыт, воин, он был создан открывать неведомое. Он возвращался к Синему озеру лишь для того, чтобы набраться сил для нового пути. Только в движении он по-настоящему ощущал жизнь, а это чувство вряд ли возместят ему безопасность и покой. От слишком спокойной жизни у воина слабеет тело и разум — не оттого ли Рослые Люди так охотно снаряжаются в дальние походы, что им самим не очень-то по душе покой? Чтобы мышцы были неутомимы, человек должен ежедневно упражнять их в ходьбе, в беге, в битве со зверем; глаз у него должен быть точен, а копье — без промаха поражать цель на расстоянии в сто пятьдесят шагов. Только тогда он почувствует радость жизни…
Подошел Эри, присел рядом. Эри возмужал, раздался в груди и в плечах и теперь был так же налит силой, как Гал и Тор. Он опять жил со своими сородичами. У него было теперь больше личного времени, он мог оставаться один. В такие минуты он нередко произносил Запоминающиеся слова. Они рождались у него так же естественно, как из зеленых почек распускались листья. Соплеменники легко запоминали их и охотно повторяли в хижинах и у костров.
Отец и сын несколько минут сидели погруженные в свои мысли. Вдали белоснежно сияли горы, будто парили над землей, недоступные и таинственные. И приозерные леса, подернутые дымкой, были полны неразгаданности. Весь мир был тайной, то открывающейся человеку, то снова неведомой ему. У земли не было края, и не было конца земным тропам. Человек видел лишь то, что вокруг него. Чтобы увидеть больше, он должен был постоянно находиться в движении.
Об этом думали оба, только Гал размышлял молча, а Эри облек свои мысли в Запоминающиеся слова.
Синее озеро, белые горы, зеленые степи,
Мягкие травы, колючий кустарник, могучие кедры;
Пенье дождя, водопады, бездонное небо, —
Было так и так есть — однообразного нет ничего,
Даже руки у воина непохожи…
Птица летает в небе, рыба плывет в воде,
Змея ползет по земле, на дереве дремлет рысь, —
Было так и так есть — у каждого свой закон,
И общий закон у всех — движенье.
Если в небо орел не взлетит — он не орел,
Если река перестала течь, она уже не река.
Тот вне закона, кто забывает общий для всех закон, —