Страница 27 из 94
Урбу не возразил против действий Рего, хотя и заподозрил, что тот пытается спасти Гала и Риа от гнева мужчин. Последние поступки Рего удовлетворили Урбу и его сторонников. Рего сам разделался с Галом и отдал Риа во власть домогавшихся ее мужчин!
Урбу успокоился, Гал и Риа наполовину утратили для него интерес, как все доступное его желанию. Оба они были теперь вне закона, малейший протест с их стороны означал для них смерть.
Днем, когда сон освежит ланнов, Гал и Риа будут осуждены за то, что они поступали наперекор обычаям. Риа на глазах у Гала станет добычей мужчин, потом женщины сорвут с нее ожерелье из камней-цветов и нагую заставят делать самую грязную работу. Если и тогда она воспротивится обычаям, ее убьют на месте или сбросят с площадки на камни Дуа.
Не лучше будет участь Гала. С него сорвут брачную ленту, потом, безоружного, палками погонят прочь от пещеры. Если он будет сопротивляться, его убьют; если после изгнания увидят вблизи пещеры, тоже убьют. Его жизнь уже не принадлежала ему самому.
— Рего, я накормил ланнов, когда у них было мало пищи! — крикнул Гал, ошеломленный несправедливостью соплеменников.
— Да, так было, — согласился Рего. — Но ты стоишь на пути у воинов, ты хочешь жить, не считаясь с их обычаями, и ланны отвергают тебя!
Так говорил Рего, а в глазах у него была горечь: он осудил самых достойных из молодых ланнов. Гал в одиночку совершил подвиг, который едва ли по силам и двум опытным воинам. Через несколько лет он стал бы вождем ланнов, у него было то, чего недоставало Урбу: искусные руки, ясный ум, справедливость и… доброта. Он и его самого, Рего, убедил: голой силе доступно не все…
Рего был глубоко недоволен собой: большую беду он предотвратил тоже бедой, только поменьше. Поменьше ли? Расправа над Галом и Риа расшатает законы ланнов, породит тяжкое зло. Об этом он не успел подумать. Молодые люди могли быть гордостью племени, от них пошла бы крепкая человеческая поросль. Они смелы, независимы и добры, не страшатся ни соперников, ни гнева вождей… Доброта Гала тревожила и влекла к себе Рего. Такую же заботу о слабых, больных и пожилых он наблюдал у Рослых Людей. Когда-то он заключил с ними союз, хотя к ним ушла Лоэ, с которой он желал исполнить брачный танец. Она была красива, как Риа. К ним тогда ушли и другие молодые женщины-ланны — мужчины сами виноваты, что женщины покинули их. Мужчины были несправедливы к ним, как теперь несправедливы к Галу и Риа. И сам Рего вел себя сейчас недостойно старейшины. Одно лишь оправдывало его: он все-таки предотвратил кровавую битву между ланнами, сумел на некоторое время отвести в сторону мужские страсти. Но он сделал не все. Теперь ему предстояло… спасти Гала и Риа. Плохо, что он не мог объяснить им смысл своих поступков, не мог оправдаться перед ними…
* * *
Место осужденных — в нише у входа в пещеру. Здесь они были на виду у всех, кто проходил мимо, бодрствующий у костра ланн тоже хорошо видел их. Они не могли сделать ничего, что осталось бы не замеченным соплеменниками. Им нельзя было разговаривать, вставать, пересекать линию разделявшего их копья, и никто из ланнов, кроме вождей, не имел права заговорить с ними. Осужденные были вне закона, и каждый, кто заметил бы, что они преступают запреты, обязан был поднять тревогу, аэто влекло за собой их немедленную смерть.
Так повелось у ланнов издавна. Оберегая устои племенного быта, древний обычай время от времени требовал себе новых жертв.
Долгий день и тревожная ночь утомили ланнов. Молодые супруги с нетерпением ждали, когда потускнеет костер и наступят часы любви. Остальным тоже хотелось вытянуться на теплых постелях. Но, проходя мимо осужденных, ланны невольно замедляли шаг: случилось нечто загадочное— племя отвергло лучших, такого еще не бывало. Однако сочувствовали осужденным немногие. Женщинам не терпелось сорвать с Риа ожерелье и нож, на лицах у мужчин было удовлетворение: гордая Риа не ушла от них, вскоре она телом заплатит за свою гордость…
Урбу презрительно ухмыльнулся: с этими двумя покончено, как с телятами, которых он недавно убил на охоте.
К исходу брачной ночи Урбу полностью примирился с Рего.
Баок торжествовал: теперь он плюет на Гала, а днем вдоволь натешится с Риа!..
Рун больше не считал Гала своим соперником, а предстоящая близость с Риа не радовала его. Он был подавлен случившимся: Гал и Риа не заслуживали осуждения и тем более не заслуживали позора.
Старая Луху молча постояла около осужденных и пошла прочь от пещеры, сгорбившись сильнее обычного. Никто не обратил на нее внимания. Она пересекла площадку, медленно спустилась к Дуа и здесь затихла на камне, распустив седые волосы. На своем веку она повидала немало горя, но тяжелее всего было ей видеть, как погибает последний человек из рода Сокола, некогда могущественного, а теперь исчезающего с лица земли. Луху не хотела больше жить. Наступила ее пора уйти в черные туманы, и здесь, на берегу великой реки, она в последний раз беседовала с духами предков. Она просила их помочь Галу и Риа…
Уткнувшись лицом в подстилку из шкур, всхлипывал маленький Улу, в своем закутке не спал Лок. Гал и Риа были его покровителями — чем теперь можно было помочь им самим?
Лок откинул край шкуры, сел. Женщина, ставшая в эту ночь его женой, торопливо приподнялась, готовая служить ему. Он жестом приказал ей оставаться на месте, она послушно подчинилась ему. Его странная сила пугала ее, как все непонятное, но радость у нее была сильнее страха: Лок вырвал ее из среды отверженных, беды теперь ей не грозили!..
В этот предутренний час Лок вел трудную битву с самим собой. Луху пробудила в нем силы, пугающие его самого, а долгая жизнь отверженного наложила на него печать робости и неуверенности в себе. Эти два соперника — сила и слабость — сейчас жестоко сшиблись в нем. Победили слова Луху. Они все глубже овладевали им, все решительнее выжимали из него слабость: «Ты великий анга, Лок! Ты должен победить себя, ты должен!..»
Лок тихо встал и бесшумной тенью поплыл к выходу.
* * *
Гал и Риа молча лежали на земле. Недалеко от них, у костра, бодрствовал Баок. Ему не хотелось оставлять супружеское ложе, но и зрелище поверженного Гала радовало его не меньше, чем любовь. Даже если бы Урбу не приказал ему присмотреть за осужденными, Баок вряд ли упустил бы такую возможность. Тот самый Гал, который всегда посмеивался над Баоком и унижал его перед ланнами, был отвержен племенем! Наконец-то Баоку повезло. Он мог теперь сделать с Галом что угодно — мог вонзить в него копье и сказать, что тот пытался бежать. Убить его, конечно, приятно, только это было бы чересчур нерасчетливо. Зачем лишать себя удовольствия видеть завтрашнее унижение врага — самая сладкая месть впереди! Днем он отплатит ему за хвост кулана, но кое в чем рассчитается с ним и теперь: пощекочет горящей головней — пусть только поднимется с места! — поджарит, как поросенка, на глазах у Риа, а днем дойдет очередь и до нее. Будет знать, как отказывать Баоку!
Баок вытащил из костра подходящую головню…
Не спалось в этот час и Рего. Он пожертвовал Галом и Риа, чтобы отвратить от племени беду. Как вождь он не совершил ошибки, но как человек поступил недостойно воина. Не исключено, что жертва не оправдает себя — тогда духи беспокойства начнут преследовать его день и ночь. Несправедливость, если даже она вынуждена обстоятельствами, не ведет к добру. Но как не сбиться с тропы справедливости, если у каждого обычая несколько лиц! Стоит лишь за истинное принять какое-нибудь одно, и уже открывается путь ко злу…
Обычай запрещал ланнам пользоваться пищей в одиночку или небольшими группами. Все, что добывал ланн, он обязан был отдать вождю, авождь и самые сильные воины брали себе из общего сбора лучшие куски мяса, лучшие коренья и самые спелые плоды. Случалось, старательным сборщикам орехов или ягод во время дележа пищи не доставалось ничего. Обычай этот был темен и неудобен для самих ланнов, и они постоянно нарушали его.