Страница 11 из 94
Всеобщий закон неизменен и суров: в жизни страдают нерасторопные, слабые и больные. Но когда дети взрослеют, а больные выздоравливают, увесистая палица обеспечит им место среди сильных. Тогда и у них будут лучшие шкуры, лучшие куски мяса, лучшие женщины, а воины менее сильные подчинятся им…
Гал подолгу размышлял об этом. Всеобщий закон напоминал ему лес, в котором проложено множество запутанных троп. По ним можно было идти и идти и все-таки никуда не выйти. Никому не дано исчерпать законы жизни.
Он восхищался мощью Дуа, силой степных быков, преданностью собак, неслышной поступью тигра, но все, что касалось Дуа, зверей или птиц, можно было понять и объяснить. Когда же он думал о ланнах, то простоты и ясности у него не получалось.
Сила Урбу, Рего и Сухого Лу была достойна восхищения. Благодаря им— особенно Рего и Лу — у ланнов не переводилось мясо. Но плач осиротевших детей, которые довольствовались остатками пищи, в то время как мужчины ели до отвала, вызывал у Гала жалость и гнев. Гал не раз наблюдал, как маленькие птички кормили своих птенцов: они без передышки носили им мух, жуков и червей. Он невольно сопоставлял крохотных пташек с воинами-ланнами, и это сравнение порождало в нем смутный ропот против Закона. Слабенькая птичка заботливо выхаживала своих детей, асильный ланн, способный убить мамонта, бросал детям лишь то, что не нужно ему самому…
По праву вождя и старшего охотника Рего первым подошел к мясу, ножом прочертил по кабаньей туше ряд продольных и поперечных линий, так что она оказалась поделенной примерно на равные части. Теперь каждому воину оставалось лишь вырезать своим ножом одну из частей. Такой способ делить мясо, оберегающий право сильного, существовал у ланнов издавна.
Не каждая часть тела животного содержала лучшее мясо. Вожди и воины, которым принадлежала главная заслуга в победе над животным, обычно самые сильные и ловкие, — имели право на преимущественный выбор мяса. Они могли взять сколько хотели, не считаясь с тем, останется ли что-нибудь другим. При таком дележе пищи вдовым и одиноким женщинам и детям-сиротам доставалась шея и ребра животного.
Гал тоже получал свое мясо в последнюю очередь. Его более удачливые сверстники посмеивались над ним: он ел вместе с самыми слабыми. Впрочем, особой вольности на этот счет никто себе не позволял: Галу доставались худшие куски не потому, что он в чем-либо уступал сверстникам, апотому, что таков был обычай. Гал, единственный, не считая Луху, представитель рода Сокола, еще не имел прав воина, и в системе племенных рангов он, таким образом, стоял за последним из мужчин. Но ланны не сомневались, что ему уже недолго оставалось довольствоваться скромной долей у костра: по силе и ловкости он вряд ли уступал многим мужчинам, а из молодых ланнов с ним мог сравниться только Рун. После брачной ночи Гал наверняка получит у костра полную долю воина. Он и сейчас вел себя смело и независимо. Нередко он вообще отказывался от общего обеда и уходил на берег Дуа. Риа тогда присоединялась к нему. Ланны посмеивались: не хотят есть — их дело. Пусть заботятся о себе сами — вернутся и объедков не получат!
Но Гал не торопился назад в пещеру, особенно если был вдвоем с Риа. Дуа всегда была добра к ним, она не отказывала им в дружбе и пище. Наловив рыбы, они пекли ее в золе костра. Приправленная солью и пряными травами, она по вкусу не уступала мясу. Если же им хотелось мяса, они добывали себе птиц, во множестве населявших береговые скалы, речные затоны и ручьи, впадающие в Дуа. В пещеру они возвращались с печеной рыбой или жареным мясом — для Луху, Улу и больного Лока.
Ланны не запрещали им эти прогулки. До брачной ночи молодым людям предоставлялась свобода, невозможная для мужчин и женщин, и Гал и Риа без ущерба для себя пользовались ею. Они беспрепятственно могли ловить рыбу — взрослые смотрели на их занятия как на детскую забаву. Но если бы взрослый ланн принялся охотиться или ловить рыбу только для своей семьи, его действия считались бы нарушением обычая и повлекли за собой тяжелое наказание.
Нередко к Галу и Риа присоединялся Рун. У реки он был неизменно предприимчив, старался ни в чем не уступать Галу, зато в пещере, среди соплеменников, вел себя сдержанно и никому не давал повода упрекнуть его в недооценке или в нарушении обычаев. Он следил за тем, чтобы ланны не истолковали его поступки во вред ему. В осмотрительности Рун не уступал Рего. Он никогда не подходил к Локу, а у обеденного костра, получая из рук Рего лучшие куски жареного мяса, не делился ими с Галом. Существующий у ланнов порядок Рун воспринимал как необходимость. Уравновешенный, трезвый, он заметно отличался от беспокойного, непосредственного Гала, однако различия между ними до поры до времени не мешали их дружбе. Отойдя от костра, у которого им полагалась неравная доля, они как ни в чем не бывало бежали к Дуа. Минувший обед переставал что-нибудь значить для них. Обоих ждали веселые игры с Дуа, увлекательная охота на рыб, бег наперегонки по усеянному обломками скал берегу, костер, звонкий смех Риа.
Однако дольше так продолжаться не могло. Гал и Рун достигли брачного возраста, а Риа превратилась в самую красивую девушку племени, и они переставали смотреть на нее только как на спутницу детских игр. Но если бы Риа и не встала между ними, им все равно вряд ли удалось бы избежать конфликта друг с другом: став воинами, они непременно померились бы силой, чтобы, согласно обычаю ланнов, занять полагающееся каждому из них место в племени. Возможно, в будущем они относились бы друг к другу, как Рего и Сухой Лу. Только кому из них быть Рего и кому— Лу?
Гал был великодушен, порывист, чужд чрезмерной расчетливости, внем изо дня в день усиливалось недовольство обеденным обычаем ланнов, когда мужчины брали себе, сколько хотели, а дети-сироты питались впроголодь. Это и раньше возмущало его, а теперь, после недавних беззаконий Урбу, он решился на дерзкий поступок — и опытный воин едва ли осмелился бы на такое.
Рего только что отделил от кабаньей туши большой кусок мяса для своей семьи, за ним следовала очередь Урбу. Гал опередил его. Он вошел в круг и громко заявил:
— Кулана за кусок мяса!
Пока ланны справлялись с недоумением, глядя на него, он вырезал мяса и, ни от кого не таясь, наделил им Луху, Риа, Улу и Лока. Себе он оставил не больше, чем дал каждому из них. Такое ланнам еще не доводилось видеть. С лица Урбу сползло удивление, он хрипло захохотал, широко открыв рот. За ним захохотали другие ланны: Гал отдал мясо старой Луху, юной Риа, мальчишке Улу и… Тощему Локу! Поступка смешнее не придумать!
— Гал отдал мясо другим, а себе не оставил почти ничего!
— Гал слабее Луху и Тощего Лока!
Ланны давно так не веселились, но смех умолк, едва посерьезнел Урбу. Гал не только рассмешил его, отдав свое мясо тем, кто слабее, — он еще на глазах у всех оспорил право вождя, опередил его, Урбу, вырезав тот самый кусок, который Урбу хотел взять себе. Какой воин потерпит, чтобы мальчишка встал у него на пути!
Урбу зарычал и ринулся было к Галу, но Рего остановил его.
— Урбу, Гал не причинил тебе обиды! — предупредил он. — За то, что он взял мясо раньше тебя и раньше других воинов, он предложил выкуп. Так же у обеденного костра поступали предки! Если он не сдержит слова, ланны — все племя! — будут судить его, а не ты один!
Взбешенный вмешательством Рего, Урбу схватил палицу, но и Рего взял свою, без колебаний готовый отразить любой выпад Урбу. При всей его мощи в нем была легкость тигра, Урбу же напоминал матерого медведя. Чем закончился бы этот опасный конфликт, трудно сказать. Нга предотвратила его, встала между Урбу и Рего.
Мужчины-ланны не очень-то деликатно обходились с женщинами. Особенно грубо обращался с ними Урбу. Он бесцеремонно овладевал и вдовами, и женами своих собственных охотников. Впрочем, ланны не строго хранили супружескую верность: пещерный быт не способствовал чистоте нравов. Нга меньше других женщин позволяла мужчинам всякие вольности, даже Урбу получал от нее отпор. Именно эта черта нравилась в ней ему. Увидев перед собой Нга, полную решимости помешать поединку, Урбу ухмыльнулся, довольный, и как ни в чем не бывало положил палицу на место. Рего последовал его примеру. Сел на свое место и Сухой Лу, не намеревавшийся быть безучастным наблюдателем в случае конфликта вождей.