Росские зори

Многоопытный Зенон не заблуждался: эллинов ждали плохие времена.

Каюта, в которой заперли Фалея, была полутемной и, как все корабельные помещения, довольно тесной. Свет и воздух проникали в нее сквозь узкие отверстия. Фалей взглянул в них — за бортом бурлили воды Данапра. Он был здесь широк, как Истр.

Когда глаза привыкли к полумраку, Фалей разглядел тюки пушнины и амфоры с вином. Амфоры были аккуратно закреплены вдоль бортов. Из плетеных чехлов наружу выступали изогнутые ручки да горлышки, плотно закрытые пробками.

От пушнины исходил резкий, неприятный запах, зато вид амфор доставил Фалею настоящее удовольствие. Ему вспомнился дом отца, виноградники, давильни, где под ногами работников виноградные гроздья отдавали заключенный в них сок. Он пряной струйкой стекал в чаны, из которых его переливали в огромные пифосы[60], где он хранился до тех пор, пока не превращался в густое, искрящееся на солнце вино, а без вина нельзя представить себе жизнь эллина. Вином, разбавленным родниковой водой, утоляли жажду, вино, опять-таки разбавленное, пили во время празднеств, вино предлагали гостю, вином отмечали торговую сделку, встречу с друзьями, свадьбу, день рождения сына или дочери. Разлитое по амфорам, его брали с собой в дальнюю дорогу, продавали и обменивали на товары. Спрос на вино никогда не иссякал — оно давало виноделу хорошую прибыль.

Амфоры живо напомнили Фалею его родину, ему захотелось увидеть теплые дали эллинского моря, светлые паруса кораблей, великолепные города, оливковые рощи, услышать македонский говор. Он вспомнил детство, братьев и сестер, деловую суету отцовского дома, большие, всегда чем-нибудь встревоженные глаза матери. Да и было отчего: отец часто уходил в море, а там купца поджидали бури и пираты; неспокойно было и на земле, всюду лилась кровь — восставали рабы, налетали варвары, вслед за ними начинался разгул солдатни; время от времени людей выкашивала чума. Жизнь человека стоила не дороже камня на дороге…

Детство Фалея было неотделимо от бед, потрясавших Элладу и в конце концов поглотивших его близких, кроме сестры Асты. Еще мальчишкой он понял: выживает только тот, у кого крепкие мускулы, трезвый ум и острый меч; и когда вырос — стал солдатом. Он своими глазами увидел половину тогдашнего мира — всюду было одно и то же: война. Неисчислимое множество людей занимались разрушением культуры, быта, семьи, традиций, племен, городов, государств. Рим тысячу лет поглощал страны и народы, сея на завоеванных им землях семена ненависти и грядущих кровопролитий. Фалею не раз доводилось видеть, как восставали против Рима покоренные народы, предавая все разрушению и смерти. Уже давным-давно никого не интересовало то, что тревожило великих эллинов: Гомера, Эсхила, Софокла и Эврипида, — судьба отдельной личности. До нее ли, когда гибнут племена, народы и государства! История была на том этапе, когда отдельный человек не значит ничего; а где человеческая личность обесценивается, там утрачивается мера вещей, стирается граница между добром и злом, господствует смерть. Смерть — не жизнь! — стала главной реальностью, смерть от солдатского меча, от копья варвара, от огня, от чумы, от разного рода насилия, затопившего мир…

Фалей, быть может, дослужился бы до трибуна, а при удачном стечении обстоятельств — и до консула, но вероятнее всего, кончил бы свою жизнь в одном из бесчисленных сражений, убежденный в том, что иначе и не могло быть. Его тело предали бы огню, а его род канул в забвение, если бы не встреча с россами, которая встряхнула его, заставила оглядеться вокруг себя и вернуться к давно забытым жизненным ценностям.

Россы меньше всего дорожили тем, во имя чего многие народы служили богу войны, — богатством и властью, зато превыше всего ценили личную свободу, смелость, честность, гостеприимство и доброту, то, чему давным-давно не оставалось места во взбудораженной войнами, залитой кровью Римской империи. Жажда разбоя еще не коснулась их. Они возделывали свои не очень-то урожайные земли, охотились, ловили рыбу, бортничали, по мере надобности варили и ковали железо и вполне довольствовались своей жизнью. Они чтили своих удивительно мирных богов, главнейшими из которых были творец всего сущего Род, покровительница плодоносящей земли Макошь и мать вечно обновляющейся жизни Лада. Они почитали Ярилу, осеменяющего землю, женщину и животных, поклонялись Волосу, охранителю домашнего скота, русалкам, вызывающим росы, туманы и дожди, не забывали домашних божеств, охраняющих очаг, и только где-то за всеми этими божествами стоял Перун[61], бог скорее межплеменной, чем росский, потому что он напоминал воинствующих богов других народов — эллинского и скифского Ареса[62], германского Донара[63], скандинавского Тора…

Теперь, вспоминая солнечную Элладу, он невольно думал о запутанности людского бытия в больших городах и государствах. Ничего подобного у россов не было. Конечно, и у них хватало своих собственных проблем, но они жили здоровой, естественной жизнью. В империи о них знали мало: у них не было ни городов, ни каменных храмов, так что Риму, готовому ради добычи и власти над народами послать свои легионы хоть на край света, и в голову не приходило воевать россов, будто их и не было…

Знакомое чувство нахлынуло на Фалея — он не раз испытывал его, стоя в рядах ромейского легиона, когда шесть тысяч обученных, натренированных бойцов повиновались мановению руки трибуна. По одному только его жесту обнажалось шесть тысяч мечей, образуя неодолимую преграду для любого противника и все сметая со своего пути в атаке. Это чувство непобедимости строя, в котором он стоял, опять ожило в нем, когда он думал о россах. У них не было доведенных до совершенства легионов, а их дружины собирались по мере надобности и расходились по домам, как только нужда в них проходила, но это были надежные дружины. У стен Ольвии он видел росских воинов в атаке. Их вел воевода Добромил, а Фалей тогда командовал ромейской когортой. Россы рассекли ее пополам, а его взяли в плен. Второй раз он видел росскую дружину у Данапра — ее привел Ивон, сын Добромила. Она надвигалась с ровным шумом конских копыт, нестройно, растянувшись, а у Данапра сомкнулась в один монолит. Опытным взглядом Фалей тогда уловил ее основное качество: прочность. То, что он недавно пережил, сражаясь вместе с россами против сарматов, принесло ему глубокое удовлетворение: россы были надежными бойцами…

Время тянулось невыносимо медленно. Привыкший к постоянному действию, Фалей сидел взаперти и не знал, как долго продлится его заключение. Он видел воду и плывущие мимо речные берега. Когда судно делало крутой поворот, в поле зрения Фалея оказывался весь караван, идущий на парусах. Сарматские конники держались поодаль от каравана, сокращая путь на излучинах реки или задерживаясь у речек, впадающих в Данапр. Где-то скрывались Останя и Фаруд. Фалей представил себе, как они едут под палящим солнцем, как преодолевают реки и овраги, и почувствовал нечто вроде вины перед сыном воеводы Добромила за то, что оставил его наедине с сарматом. Правда и ему самому сейчас не позавидуешь, хотя худшее осталось позади: встреча с сарматами окончилась благополучно, он жив и находится среди соотечественников.

Наконец загремел откидываемый запор, дверь распахнулась, и Фалей зажмурился от яркого солнечного света.

— Выходи, — сказал эллин, исполнявший обязанности капитана судна и помощника владельца каравана. — Хозяин ждет тебя!

Фалей ступил на палубу, с наслаждением вдохнул свежий воздух.

На корабле были только эллины.

Капитан провел Фалея в каюту Зенона. Это было тоже небольшеое помещение, но светлое и уютное. Зенон сидел на откидной скамье, служившей одновременно столом и кроватью. Тут же лежал меч Фалея. Встречая гостя, Зенон встал. Это был крупный плечистый мужчина с копной волос на лобастой голове и с окладистой бородой, в которой проглядывала седина.

60

Пифос — яйцевидной формы глиняный сосуд для хранения вина, зерна или воды. В высоту был до двух метров, обычно вкапывался в землю.

61

Перун — бог грозы, молнии и грома у праславян. Под разными именами почитался еще рядом индоевропейских племен в 3 тысячелетии до н. э. и естественно переходил в поклонение божеству войны. Впоследствии, в период становления государства Руси (в IX–X вв.) Перун стал богом княжеско-дружинных верхов, покровителем славянских князей.

62

Арес — божество войны у эллинов, скифов и сарматов.

63

Донар — бог грозы, молнии, грома и войны у древних германцев.