Человечность

— Полежим и потихоньку дальше…

Илья гасил окурок, тяжело вставал.

— Пошли.

Дорога змейкой бежала к горизонту. Вдали темнела крохотная точка. Она медленно превращалась в пятнышко, пятнышко увеличивалось, приобретало знакомые очертания: сожженная тридцатьчетверка. Ствол с печальной угрозой смотрел в ту сторону, куда они шли.

Степь молчала, тихо волновалась полынь. Грустное зрелище тревожило обоих, напоминало им их собственную участь.

Они ушли от погибшего танка с тем же чувством, с каким оставили свежевыкопанную могилу на берегу лесной реки, — с волнением и печалью.

4

ВЯЗКАЯ ТРОПА ЛИДЫ СУСЛИНОЙ. КОСТЯ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

Левка Грошов миновал институтский дворик, повернул к станции метро. На улице светлели легкие платья женщин. Мужчин было меньше, среди них — давно примелькавшиеся всем военные. Внимание Грошова они привлекали к себе разве лишь своей закованностью в мундиры. Впрочем, и это ничуть не занимало его. Закованы — так им и полагалось, на то они и военные. А он не военный, на нем не сапоги, а легкие туфли, не галифе с гимнастеркой, а отутюженные белые брюки и сорочка с отложным воротничком. Каждому — свое.

Ему приятно было сознавать, что он уже не абитуриент, что начинается интересный этап в его жизни, что вскоре ему вручат студенческий билет.

Левка взглянул на часы: пора, сейчас должна подъехать Лида Суслина. Вот и она.

Лида вышла из автобуса и пересекла улицу. Ладная Лидина фигура привлекала к себе взгляды военных, и Грошов ревниво следил за ней.

— Приняли? — спросила Лида, остановившись напротив.

— Конечно! А тебя?

— Тоже!

— Ты когда домой?

— Завтра.

— У меня план. Пообедаем — это моя забота, — покончим с делами и… на дачу.

— Куда?

— Минут пятнадцать от Ярославского. Ключ вот.

— Ты опять за свое!

— Лидок, это же удобно: кроме нас — никого.

— Все для тебя слишком уж просто. И вообще, веди себя приличнее, люди смотрят. — она поправила прическу. — Знаешь, о ком сейчас подумала? О Косте Настине. Смешно, правда? Он побаивался меня, а ты его. Не дуйся, Левушка, я ведь здесь, это должно льстить твоему мужскому самолюбию.

Грошов притих. Он боялся, что Лида откажет ему. Он больше всего боялся, если что-то происходило не так, как ему хотелось бы.

— Зря волнуешься, Левик. Костя ведь еще маленький, а я взрослая, мне было бы с ним… скучно.

Оба они по-своему уже давно готовились к неизбежной интимности. Грошов жаждал удовлетворения, а Лиду с неменьшей силой влекло любопытство. Возможность провести вместе ночь в пустующем доме далеко от Покровки как нельзя лучше устраивала их обоих.

Покончив с делами в Москве, они отправились на Ярославский вокзал. Когда они подходили к утопающему в зелени дому, Левку слегка лихорадило.

— Паша Карасев тоже поступил в Энергетический. Говорит, скоро возьмут в армию. А тебя… тоже скоро?

— Видишь ли, во мне… нет этой самой военной косточки.

— Похвальное… постоянство. Кстати, как попала к тебе эта дача? Кто-то ведь в ней жил?

— Тетя и ее тень — дядюшка.

— А ты — в тетю или в дядюшку? Впрочем, можешь не отвечать. А где они сейчас?

— Тетя в Москве — у нее квартира, а дядя на фронте, он врач.

Левка уже плохо владел собой и не сразу справился с ключом. Но вот замок щелкнул, дверь отворилась.

— Прошу.

Лида помедлила, понимая, что делает непоправимый шаг. А не пожалеет ли она завтра о своем поступке? И вообще. Лида взглянула в проем двери, потом на Грошова. Весь он был перед ней, полный нетерпения и боязливого ожидания. Она решилась и перешагнула через порог.

Проснулась Лида днем. Приглушенные сном впечатления пробудились вместе с ней. Все здесь сплелось в узел: сожаления, радость, боль, тревога, освобожденность, предчувствия.

Лида встала, пошла нагой — так острее чувствовалось то новое, что ворвалось в ее жизнь, — раздвинула шторы. Солнечный свет весело ринулся внутрь спальной. «Уютно. — подумала. — Тетушка славно устроилась».

Перед большим — в рост — зеркалом затихла, с любопытством разглядывая себя. Фигура хоть на пьедестал. «А если забеременею? Отец и брат узнают. Они там, а я здесь…»

Она поежилась, как от холода, пошла к кровати. Грошов спал. «Утомился Левушка», — подумала, как о постороннем, и легла рядом. Грошов был сейчас для нее единственной защитой от беспокойных мыслей.

— Левка.

Он что-то промычал и придвинулся ближе, уткнув свой большой хрящеватый нос в ее волосы.

— Да проснись же.

Он открыл глаза и тут же уверенно забрал ее всю. Это длилось долго, и она едва не кричала от сладкой боли. Потом они тихо лежали рядом. Он защитил ее от себя самой, но беспокойные вопросы оставались, от них нельзя было отмахнуться.

— Грошов, тебе не приходило в голову, что сейчас война?

— Как и тебе, милочка.

«Он становится развязным… Впрочем, каким же ему быть теперь?»

— Ты прав, мы с тобой — одна… команда. Кстати, ты не мог бы сказать, как ты мыслишь все это — в будущем?

— Так же.

— Так… просто?

— Ну уж просто.

«Он ничего не обещал и не обещает. Но разве здесь надо что-то обещать? Любопытно, что я почувствую через… год. Уже сейчас я чуть-чуть… несвободна».

— Левик, знаешь, кого мне не хотелось бы сейчас видеть?

— Тетушку, разумеется.

— Не угадал. Тетушка — это по твоей части. У тебя никакой фантазии. Знаешь кого — Лагина и Крылова.

— Какое мне до них дело!

— Похвальная… откровенность. Ты ведь всегда был сам по себе. А скажи-ка, Лев Яковлевич, как все-таки я оказалась… здесь?

— Не ломай голову.

— Убедительно. Что ж, будем… не ломать.

Они опять забылись, а потом лежали бездумно, ничего больше не желая. Какая уютная дача, какой хороший месяц — август!..

Покровка встретила Левку и Лиду тишиной улиц, пестрой россыпью зреющих яблок вокруг разомлевших на солнце бревенчатых домов.

— Пока! — Грошов повернул в переулок.

«Молодец Левка, — похвалила Лида. — С ним… просто». Они оба не чувствовали каких-либо стесняющих обязательств друг перед другом. Это делало их отношения приятными и легкими.

Недалеко от дома Лида встретила Пашу Карасева.

— Поступила? — озабоченно заговорил он. — Вместе учились бы, если бы не армия. Конечно, какое-то время я проучусь, но много не успею. Не знаешь, как у Левки?

— Нет… не знаю.

— Хочу к нему сходить.

— А Костя… что поделывает?

— Давно не видел. Работает на заводе. Да, новость: говорят, Яков Борисович в Покровке, в госпитале, раненый. Знаешь, надо его разыскать.

— Не возражаю, Пашенька, только сначала я хорошенько высплюсь, эту ночь я почти… не спала.

— Понимаю: напряжение, нервы. Это пройдет. У меня тоже…

Лида пошла к дому, а Паша, польщенный непривычным обращением к нему, энергично зашагал своим путем.

Мать встретила Лиду с заплаканным лицом.

— Отец, дочка…

Лида медленно, с трудом читала почтовое извещение: «… Иван Петрович Суслин… при выполнении боевого задания… пропал без вести. Он был… мужественным бойцом…»

Мать и дочь тихо поплакали над этим печальным извещением, но понемногу успокоились: пропал без вести еще не убит. Мало ли что бывает — найдется…

Ложась спать, Лида подумала, что и от брата слишком долго не было писем. Что если оба они… А она тут… А что, собственно, она? Ее личные отношения никого не касаются.

Возвращаясь с работы домой, Костя Настин проходил мимо школы — в ней опять разместился госпиталь. В скверике покуривали выздоравливающие. Иногда с ними были женщины: кому-то посчастливилось встретиться с близкими.

Костю неудержимо влекло к этим забинтованным людям. От них он узнал, что в госпитале лежит учитель химии Яков Борисович Сухотин. Санитарка привела Костю в палату, предупредила: