Человечность

— Согласен, — проговорил Седой, и во взгляде у майора что-то дрогнуло. Или это дрогнуло в самом Женьке? Лицо у комиссара утратило выражение сосредоточенности, взгляд потеплел.

— Полевой устав пехоты, — резко заговорил комбат. — Цель и тактика бойца в наступательном бою. Ответ!

Женька смотрел на Седого, а сам мысленно формулировал ответ. Его цепкая память выхватывала из устава слово за словом, нанизывала в предложения, и когда он кончил, Седой тоже замолчал. Комиссар улыбнулся, но взгляд у майора оставался холодным и острым.

— Дежурный — винтовку!

Пока дежурный ходил за винтовкой, комбат о чем-то переговорил с начальником штаба капитаном Сливским.

Лейтенант принес винтовку, майор здоровой рукой перехватил ее и бросил вертикально, как держал, к Седому. Жест комбата показался Женьке неожиданным — так неуловимо быстро полетела винтовка к Седому. Седой поймал, молодец Седой…

Последовали вопросы и такие же быстрые ответы. Крылов успокаивался, переставал дублировать Седого. Ребята тоже почувствовали себя свободнее, а майор, словно негодуя на неуязвимость Седого, продолжал свой натиск.

— Взаимодействие частей затвора при выстреле. Ответ!

Седой отвечал как по писаному. Женька теперь следил за этим единоборством с чисто спортивным интересом.

— Достаточно! Дальше — ты!

От неожиданности Женька растерялся, возникла неприятная пауза. Но Седой повторил свою последнюю фразу, Женька ухватился за нее и довел ответ до конца.

— За мной!

Комбат повернул за угол, остановился перед длинной кладкой дров, образовавшей нечто вроде дворика у сарая.

— Красноармеец Седой, ты в разведке, тебе приказано узнать, что в сарае. Выполнять!

Седой, держа наготове винтовку, направился к воротам. Едва он сделал десяток шагов, как прогремел пистолетный выстрел и раздался окрик:

— Руки вверх!

Женька не был готов к такой неожиданности и не знал, как поступил бы на месте Седого, а Седой среагировал мгновенно, словно ждал такой каверзы. Он моментально повернулся и щелкнул затвором в сторону выглянувшего из-за дров капитана Сливского.

— Отставить! Красноармеец Седой, ко мне!

Седой подбежал, соблюдая уставные требования.

— Ну как?

— Коленки дрожат, товарищ майор.

Это признание было неожиданно для Женьки. Он не знал, что думал о Седом комбат, а для него работа Седого была высший класс.

— Так все изучил?

— Нет, товарищ майор…

— Молодец, — негромко и просто сказал комбат. Он опять стал мягким человеком, но теперь ребята знали, какая властность крылась за этой мягкостью.

— Разрешите идти в роту?

— В роту, значит… Выходит, сдаешь позиции, а?

Седой молчал, а эксперимент продолжался. Женька Крылов и не предполагал, что бывают такие вот экзамены — около сарая с поленницей осиновых дров — и что один человек мог несколькими словами вывернуть души других людей наизнанку, так что ничего уже нельзя было утаить, — ни мыслей, ни слабостей.

— Как ты думаешь, Шубейко, надо отправить Седого в роту или нет?

— Нет, товарищ майор.

— А ты, Слепцов?

— Нет.

— И я думаю, нет, — сказал комбат. — Спасибо. Вы подарили нам праздник.

Он совсем не по-военному положил руку на плечо Седому:

— Начштаба, освободи ребят в пятницу и субботу. Не возражаешь, комиссар?

— Выиграть бы…

— Да мы!..

— Ну-ну, — охладил их пыл комбат, — а выиграть не мешало бы.

Оставшись одни, ребята окружили Седого, заслуженно признав его капитаном.

Вместо одного дня футболисты получили два. Решение комбата не было эмоциональным порывом: на примере нескольких бойцов он воспитывал батальон, сотни людей — вскоре они узнают, как высоко ценится в армии принципиальность, мужество, знание дела. Сам футбол был фактором второстепенным, но в педагогике важна любая мелочь. Батальон уже существовал, организационный период завершился, возникало товарищество — случай с футболистами еще раз убедил в этом комбата и комиссара. Теперь предстояло сколотить подразделения в один ударный кулак, укрепить морально-волевой дух у бойцов, воспитать у них гордость своим батальоном. Можно было сделать передышку, чтобы идти дальше, к тому рубежу, на котором комбат и комиссар могли бы, не колеблясь, сказать, что батальон готов выполнить любое боевое задание.

В сложной системе военного воспитания футбольный матч был одним из многочисленных средств, влияющих на чувство гордости своей частью. Конечно, хорошо бы победить в этой игре, но и первый батальон готовился к ней, а в нем тоже свои Седой, Шубейко, Миронов и Грунин. Тут уж как получится. Конечным результатом матча должно быть ощущение причастности к авиадесантной бригаде.

Футбольную площадку оборудовали саперы. На воротах навесили маскировочную сеть, вдоль поля, с обеих сторон, протянули рядок скамей.

Оба батальона начали подтягиваться к стадиону за полчаса до свистка судьи. Наверное, никогда еще этот уголок у Москвы-реки не слышал такого песенного разноголосья.

Для Женьки Крылова этот день был особым, праздничным. Армейская служба высвободила в нем энергию, долгое время на находившую себе выход. Он играл легко, изобретательно и, к радости сослуживцев забил решающий победный гол…

К казармам батальон возвращался сомкнутой колонной. Женька Крылов еще не стоял в такой массе бойцов. Сотни голосов слились в один мощный поток:

На первый взгляд, ничего особенного не произошло: рядовое воскресенье, импровизированный футбольный матч, возвращение в казарму, где завтра по звуку утреннего горна опять начнется будничный день. Но это лишь казалось, что ничего не произошло. Подобно деревцу, зазеленевшему на новом месте, в эти майские дни Женька Крылов врастал в армейскую жизнь. И не он один, а каждый из добровольцев. А прожито лишь два месяца. Вчерашние новобранцы уже почувствовали твердую поступь батальона, но не затерялись в массе людей. Армия цементировала человеческую личность, укрепляла в ней все коллективное, стойкое. Сама служба вносила в жизнь добровольцев особый смысл: они готовились пойти в бой против фашизма.

Цели важнее этой не существовало. Она придавала армейским будням праздничный колорит, укрупняла характеры, делала их откровеннее и проще.

5

ШКОЛА ПОД ПОДМОСКОВНЫМ НЕБОМ

В мае батальон переехал в лагерь. Потребовалось всего полдня, чтобы среди леса вырос целый городок брезентовых палаток — четкий квадрат, рассеченный улицами, прямыми, как стрела.

Лес стал новым домом для добровольцев. Он давал им приют днем, палатка принимала их на ночь. Случалось, они несколько суток проводили вдали от лагеря. Тогда они спали на земле, завернувшись в шинель.

Но чаще их будил лагерный горн. Взвод выбегал на дорогу. Лес был полон прохлады, в низине и над канавой с ручьем висел туман. Кроны деревьев причудливо выступали из молочной пелены, будто протыкали ее своими вершинами. Начинался день, долгий, трудный, влекущий добровольцев дальше по их пути.

После завтрака Курочкин лесными дорогами уводил взвод от лагеря, останавливал где-нибудь на опушке, объявлял тему занятий. Чаще всего отрабатывался наступательный бой. Курочкин отдавал приказ, взвод рассыпался в цепь, залегал — на несколько мгновений переставала ощущаться тяжесть солдатского снаряжения. Женька устраивался поудобнее, закрывал глаза. Ему хотелось, чтобы Курочкин говорил, говорил, но следовала команда — Женька вскакивал, перебегал вперед, плюхался на землю, отползал, как положено, в сторону, снова вскакивал и бежал дальше. После атаки Курочкин указывал на допущенные взводом ошибки и возвращал всех на исходную позицию: атака повторялась. К лагерю Женька подходил, еле передвигая ноги. Обедать…