Человечность

— Феде!

— Куда гуляем?

— Может к сестричкам завернем, Федь?

— Подышать маленько, — чистосердечно признался Бурлак, — косточки погреть.

На Сашу он смотрел прямо-таки с материнской нежностью: проработав три года лесорубом, он особенно ценил в человеке физическую силу и выносливость.

— Жмых, что ли, делите? — засмеялся Грачев.

— Мы тут с Крыловым поспорили, что Феде нашего Лагина не одолеть, — и глазом не моргнув, выпалил Седой.

Хитрюга, сказав это, он рисковал нарваться на неприятности. Но Седой вообще любил рискованные забавы.

Однажды весной он из озорства с километр проплыл на льдине, пока его не подобрала осводовская команда. Он закалял тело и дух по собственной программе: прыгал с балкона второго этажа, из дверей пригородного поезда, мчавшегося во весь дух, купался, едва Клязьма очищалась от льда.

Деятельный ум Седого постоянно жаждал движения и обновления. На занятиях, где повторялись команды и жесты, которые Седой усваивал с первого раза, он нередко прибегал к различным импровизациям, хотя они доставляли ему главным образом неприятности. В конце концов лейтенант Королев, убедившись в феноменальных способностях Седого, стал смотреть на его выходки сквозь пальцы.

Теперь Седой задумал столкнуть друг с другом Лагина и Бурлака. Лагин агрессивными склонностями не обладал, а если бы и обладал, то все равно мало проку в том, чтобы напустить такого громилу на коротышку Бурлака. Вот если бы наоборот — Бурлак напал на Лагина. Но как сдвинуть с места этого медведя? Ему любые намеки как от стенки горох.

Только Женька знал, как легко воспламеняется Саша. Знал и побаивался единоборства. Саша — богатырь, но посмотришь на Бурлака, и оторопь берет: по сравнению с ним даже Саша вроде жидковат. Добавь Бурлаку роста — и будет настоящий дед Савелий или дядя Степан. Женька не хотел, чтобы Саша и Бурлак померились силой. Это не прошло бы так. Кто-то одержал бы верх, и тогда один из них утратил бы частицу своей исключительности, своей такой хорошей веры в себя. Женька боялся, что Саша примет игру Седого: в свои восемнадцать лет Саша жил как хмельной от наливающейся в мускулы силы. Дед Савелий нарадоваться на него не мог. Случалось старику захмелеть — он по-своему прихвастнуть любил. Вынесет подкову и предлагает разогнуть. Желающих всегда хватало, только мало кто мог. А Савелий и в шестьдесят с лишним сгибал и разгибал. Дядя Степан в таких состязаниях участвовал редко — если находился силач, с которым можно было потягаться. Зато Саша легко и охотно гнул подковы…

Женька взглядом показал ему, что борьбы — не надо, и успокоился, увидев, что Саша не будет бороться. Ну а Бурлак хотел того еще меньше.

— Мы за бугор, — пояснил он, — от начальства подальше.

Саша, Женька и Седой остались втроем.

— И хитрюга же ты, Седой, — упрекнул Женька.

Седой посмеивался: неудача ничуть не расстроила его.

— Смотри, Лагин, твоя светленькая идет!

Женька привстал: от барака к замаскированному сетью орудию шла девушка в гимнастерке и юбке. Из-под пилотки выбивались светлые волосы. Седой помахал рукой, девушка замедлила шаг, глядя в их сторону, потом заторопилась и исчезла под маскировочной сетью.

— Пойду искупаюсь, — решил Седой. Женька и Саша с минуту лежали молча.

— Это правда, Саш?

— Может быть.

— Ты… ходил в барак?

— Нет. Наш взвод работал, а девчата неподалеку копали. Мы им немного помогли, пока Королев не прогнал…

Саша умолк, а Женька обдумывал эту несложную ситуацию. Случайная встреча, и люди знакомятся. А если бы ее не было, они прошли мимо, не узнав друг друга. Зыбко все как-то.

— Как ее зовут?

— Галя.

Светленькая девушка в гимнастерке теперь тоже войдет в Женькину жизнь. Все Сашино — это и Женькино, только по-иному.

Галя опять появилась на тропинке — Саша и Женька пошли ей навстречу. Галя поздоровалась первая и вспыхнула румянцем. Женьке она показалась простенькой и слишком понятной. Его идеал был иным: незнакомка под вуалью или без вуали, со жгучими бездонными глазами, немного томная, с плавными движениями, чистыми линиями длинного платья, непонятная. А эта была обыкновенная. Пилотка, гимнастерка и юбка выцвели на солнце, ноги в грубых кирзовых сапогах.

— Женя, тот самый.

Галя подала маленькую, огрубевшую от работы руку и тут же спрятала ее за спину, словно боялась, что они увидят ее. «А симпатичная, — подумал Женька, — похожа на тетю Лизу…»

— Мне надо идти, у нас строго.

— У нас тоже, — рассмеялся Женька, понимая, что он здесь лишний, но нужный для них обоих.

— Ну, я пойду.

Женька увидел, что они без слов разговаривали друг с другом. Теперь он заметил в Гале безыскусственное изящество и прямо-таки сразившую его доверчивость: настоящая таинственная незнакомка в кирзовых сапогах!

Саша и Женька тоже повернули к казарме.

— Говорить? — поинтересовался Женька.

— Не надо.

— Везет же людям!

В ответ Саша надвинул ему на глаза пилотку. Нет, ничто не стояло между ними, кроме незрелых Женькиных гипотез. Встреча Саши с Галей побудила Женьку Крылова взглянуть на армию с неожиданной точки зрения: оказывается, и здесь можно быть счастливым.

Во время утреннего осмотра старшина Вышегор объявил:

— Футболисты, выйти из строя!

После таких прозаических вещей, как осмотр на вшивость, команда старшины вызвала в строю бурное веселье: слишком уж потусторонним и легкомысленным представлялся футбол. Когда Женька Крылов стоял вне строя, вся рота хохотала. Вышегор сам не сдержал улыбки, Добрынин тоже ухмылялся в свои усики, и ротный посмеивался. Женька взглянул направо и налево: в таком же бедственном положении находились Переводов и Седой.

— Два умных брата, а третий футболист! — потешались в строю.

— В воскресенье будете играть с первым батальоном, — объяснил Вышегор. — После обеда собраться у штаба.

Батальонный штаб размещался в домике с верандой — футболистов встретил старший политрук Миронов.

— Ну как — сыграем?

— Сыграем, товарищ комиссар!

— А, разведчики… Говорят, поспать на занятиях любите?

Двое парней восприняли слова комиссара без всякого энтузиазма.

— Перекур был. Законно. Сил набирались.

— Бывает… — неопределенно заметил разведчик.

Женька не раз видел, как мимо третьего взвода проходили батальонные разведчики. Командовал ими кавказец Казеев. Он водил подчиненных ускоренным шагом, и задние ряды обычно двигались трусцой. «Хитрюги, — рассмеялся Женька, — набегаются и — спать…» Но в душе он не очень-то позавидовал разведчикам — все-таки хорошо, что в третьем взводе не Казеев, а Курочкин.

— Пульрота… И ты, Слепцов, футболист?

— Играл, товарищ старший политрук…

— Выиграть бы у первого батальона надо, — обратился комиссар ко всем.

— Тренировочек побольше… — подкинул проблему Переводов.

— Три дня.

— В субботу бы с утра, товарищ старший политрук, — Седой быстро оценил обстановку с целью получить максимальные льготы для футболистов.

— До обеда позанимаетесь и — свободны, — сощурился комиссар.

— Все ведь уже изучили, — не отступал Седой.

— Это кто там все изучил? — на веранду вышел комбат.

— Красноармеец Седой, товарищ майор!

Лицо у комбата было свирепое. «Пропал футбол, — решил Женька, — сейчас разгонит по ротам…»

— Седой, значит… Говоришь, все изучил?

— Все, товарищ комбат!

От самоуверенности Седого у Женьки захватило дух.

— И экзамен можешь сдать?

— Могу!

Комбат теперь смотрел на Седого с любопытством.

— Условия таковы: сдашь экзамен — всех освобождаю в субботу с утра, не сдашь — будет, как сказал комиссар, а ты, Седой, отчисляешься из команды и идешь в роту. Ну?

Такого оборота никто не ждал, даже комиссар. Женька Крылов вдруг уяснил себе, что экзамен уже начался, — не наивный школьный экзамен, когда оценивают по пятибалльной системе, а суровое испытание на пробу человеческого характера. Здесь признавались лишь «да» и «нет», а за ними стояла оценка личности. Женька приложил условия комбата к себе и понял: Седой не должен медлить!