Человечность

Потом на переднем крае установилась непривычная тишина, которую нарушали теперь лишь разрывы немецких снарядов.

На рассвете старший лейтенант Афанасьев предупредил:

— В девять ноль-ноль начнется артподготовка, продлится сорок три минуты. Сигнал для открытия огня — залп «катюш». Ваша цель — дот. Переходим в наступление!

11

В ДЕВЯТЬ НОЛЬ-НОЛЬ!

На заре саперы закончили работу. Три ночи подряд они ползали по нейтралке, делая проходы в минных полях.

В эти ночи Саша Лагин похудел, осунулся. Командир роты торопил саперов, а его самого поторапливали сверху. Близился час, которого ждали и к которому разминировали густые минные поля.

Когда Саша вернулся в свою траншею, он еле держался на ногах от усталости.

Он увел саперов за деревню, не догадываясь, что прошел в десяти шагах от Женьки Крылова, а чуть позже, когда саперы завалились спать, мимо Саши прошла его бывшая одноклассница Лида Суслина. Они не знали, что были рядом…

Чудовищный глубинный грохот поднял саперов на ноги.

— Артподготовка! — крикнул сержант Митяев, но его голос потонул в страшном громе.

Началось. Саперы свое дело сделали — подготовили пути для пехоты и танков, очередь за артиллерией. Саша взглянул на часы: ровно девять.

То, что началось в девять утра, потрясло Крылова — такое ни он, ни его товарищи и представить себе не могли.

Было ясное солнечное утро. Немцы постреливали чуть нервознее, словно чувствовали опасность. Потом в небе появились краснозвездные истребители, наполнили округу рокотом моторов. Под их гул лощиной, на малых оборотах, приблизились тридцатьчетверки, расползлись в неровную линию на невидимом со стороны немцев скате поля и затихли.

Танкисты быстро замаскировали машины пучками ржи — танки стали похожи на копны, из которых торчали орудийные стволы. А лощиной уже подъезжали таинственные «катюши», сверху Крылов видел их как на ладони. Они образовали ряд, второй, третий. Лощина колюче ощетинилась металлическими двутаврами, в гнездовьях которых застыли длинные сигарообразные снаряды.

В девять часов лощина заскрипела, заскрежетала, выбросила вверх ослепительное пламя, и тотчас дрогнула вся округа — по телу у Крылова пробежала дрожь. Начало превзошло ожидания. Земля, будто уставшая от вековечного молчания, пришла в неистовство. Небо наполнилось воем, свистом, шипением, и вдруг еще страшнее дрогнула земля: немецкая сторона отозвалась чудовищным грохотом. В считанные мгновенья вражеские окопы покрылись огненно-дымными земляными взбросами. Эта серо-красно-черная завеса сгущалась, ширилась, поднималась ввысь, а округа неистовствовала еще яростнее. Завеса впереди уже закрыла полнеба и надвигалась на стрелковые окопы, а сзади ширилась другая дымная завеса, из которой вылетали тонны, десятки тонн разъяренного металла. Обе завесы сближались, сливались в одну. Исчезло солнце, стало почти темно…

Что люди способны развязать такую силу, вложить ее в один удар, потрясти землю, закрыть дымом, копотью и пылью солнце, Крылов до сих пор не знал. Радостно возбужденный, он в то же время испытывал жутковатое, почти суеверное чувство, словно стал свидетелем какой-то нечеловеческой катастрофы. Трудно было поверить, что такое грандиозное явление вызвали обыкновенные люди. Гром Центрального фронта, перешедшего в наступление, был слышен в самых отдаленных уголках Брянско.

оолита развивались непривычно быстро. Уже в первые секунды артподготовки некуда было стрелять: дот исчез в дыму, и сорокапятчики посылали снаряд за снарядом в этот дым, не меняя заранее установленного прицела. Орудие дрожало вместе с землей, выстрелов не было слышно, и только по откату ствола и падающим между станинами гильзам можно было заключить, что орудие вело огонь. Сорок снарядов исчезли в дымной завесе, потонули в грохоте, затерялись в нем, как песчинка в море.

В дымных сумерках сводили станины, засыпали траншею, чтобы перекатить на ту сторону орудие, и когда грохот начал стихать, сорокапятчики двинулись вперед. Однако вскоре они беспомощно остановились среди сплошных воронок.

— Бегом за лошадьми! — крикнул Пылаев. Гришкин исчез в медленно рассеивающемся дыму.

Наступление началось. Танки уже рокотали впереди, снова и снова «играли катюши».

Вместе с Сафиным появился Афанасьев:

— Ищите пехоту!

Немецкая траншея угадывалась лишь по изодранным тряпкам солдатских мундиров.

Сафин пробирался между воронками по паханному-перепаханному снарядами полю, сворачивал в стороны, спускался вниз, поднимался по косогорам вверх. Наконец, догнали стрелковую цепь. Тут же шагал командир батальона капитан Колесов, потемневший от копоти и пыли.

Овражистое поле поглощало людей, тая в себе неожиданности. В одном месте рядком лежали убитые красноармейцы, в другом беспорядочно раскинулись гитлеровцы: здесь их настигла пехота.

А потом все смешалось: появились минометчики, брели раненые, подъезжала семидесятишестимиллиметровая батарея, провели пленных, поторапливались связисты.

Рая Павлова прогуливалась по вестибюлю института. Приемные экзамены она сдала не блестяще, но конкурса не было, и она не сомневалась, что будет зачислена на филфак. Она не ошиблась: ее приняли. Не меньше, чем зачисление, ее интересовало, появится ли Левка Грошов. Маловероятно, чтобы появился: ему, второкурснику, до начала занятий в институте еще нечего делать.

Но Левка все-таки появился — в белой паре, в легких туфлях, загорелый, уверенный в себе.

— Лева? — бесстрастным тоном заговорила Рая. — Ты как сюда попал?

Ее вопрос не понравился Левке, но Левка узнал Раю и приятно удивился: перед ним стояла крепкая молодая женщина с любопытно-насмешливым взглядом, который немного смутил его.

— Я здесь учусь.

— Вот как. — Рая почувствовала, что повела в игре. — И я буду.

— Ты как сдала? — в этом неожиданном разговоре Левка попытался опереться на что-нибудь конкретное.

— Нормально. А ты?.. — она оставила ему легкую отдушину, которой он тут же воспользовался.

— Я… Раечка, на втором курсе!

На лице у него проступило выражение баловня судьбы, однако привычной легкости в разговоре у Левки не получалось. Он хотел было добавить, что торопится по важному делу, но промолчал: Рая, влитая в белую кофточку и черную юбку, из которой выпирали бедра, была свежа и привлекательна, и он не спешил уйти.

— А я и не знала.

Левка разглядывал Раю с возрастающим интересом. Он не узнавал в ней бывшую одноклассницу, ничем не выделявшуюся среди других. Эта не имела с той ничего общего: эта знала себе цену и своей броской женской зрелостью влекла его к себе.

— Ты меня подождешь? — он не решился повторить свое «Раечка», — я только забегу в издательство: вышел журнал с моей статьей.

— С твоей статьей? Вот как. Нет, у меня мало времени и много дел, — она повернулась к выходу.

Он смотрел на ее выразительную фигуру и ему стало чертовски досадно, что Рая так равнодушна к его успехам.

Рая вышла на улицу довольная собой. На ее лице отчетливо было написано: «Смотрите, какая я славная. Я никогда не ошибаюсь, я своего добьюсь!»

Маленькая победа над Левкой Грошовым не мешала ей по достоинству оценить его. Именно такой Левка, удачливый и послушный, нужен ей. Еще две-три встречи, и будет ручной, уж она-то позаботится об этом. Она с удовлетворением подумала о чудаковатом Паше Карасеве, который рассказал ей о Левке, что знал. Знал-то он, бедненький, немного, но для начала ей достаточно и этого. Все остальное о Левке она узнает от него самого, ну а ему, конечно, необязательно знать о ней слишком много.

Дел у Раи не был оникаких. «Погуляю по Москве, — решила она. — А Николай Алексеевич потерпит, ничего с ним не сделается…»

Она взглянула на уличные часы: было ровно девять. Ее битва за свой уютный мирок началась.