Древняя музыка Земли

— Но ведь мы люди! — взмолилась Майя, подавленная его неколебимой логичностью.

— Вот именно. Люди. И у нас есть слабости. Важно, чтобы они не перерастали в недостатки.

— Туманно, Сашенька. Общие слова. Я все еще не вижу гавани.

— Сейчас прояснится, — пообещал Макаров. — По статистике, всякого рода происшествия, или точнее, несчастные случаи с людьми, привыкшими к работе в сложных условиях, чаще происходят в обыденной обстановке. Это понятно. Во-первых, происходит естественное расслабление, а во-вторых, именно такая обстановка порождает чрезмерную уверенность в себе, в своей реакции, в своих способностях и силе. Вот я и подумал, что наши слабости при обычных условиях могут оказаться гипертрофированы, если мы не станем обращать на это внимания. Убедил?

Майя пожала плечами.

— Не знаю. Существует, конечно, пакостный закон расплаты за самоуверенность. Ты замечал: стоит лишь похвалиться тем, что тебе хорошо удается, — и тут же сбой. Будто кто-то подсматривает за тобой и подталкивает в нужный момент руку. Недаром древние, боясь спугнуть удачу, никогда не говорили о деле прежде, чем оно было выполнено, а если оговаривались, тут же старались снять заклятие установленным ритуалом. Это я понимаю. Мы тоже едва не поплатились за излишнюю самоуверенность, но что касается остального, извини… Реникса какая-то!

Саша смущенно задвигал плечами. Вся его стройная гипотеза посыпалась, как тот разнесчастный керн из колонковой. Поди теперь разбери, что истинно, что ложно.

— Видишь ли, я просто высказал предположение… Во всяком случае — подумать и понаблюдать надо.

Майя поднялась и насмешливо глянула на него сверху. Она снова обрела уверенность и не хотела упускать инициативу.

— А не кажется ли тебе, что ты просто зарвался, дорогой мой любитель обобщений?

В ночную смену работал Макаров, но Субботин, успев к этому времени отдохнуть и даже вздремнуть, отправился с ним вместе, рассчитывая подежурить до завершения скважины. Он уже сожалел, что согласился с Самсоновым бурить до подвозки тампонажной глины. Этот компромиссный вариант мало что давал геологии, а для палеомагнитного изучения и вовсе был бесполезным, так как ниже, на глубине, фиксировался перерыв в осадконакоплении, а следовательно, будет перерыв и в палеомагнитной летописи. С другой стороны, если не бурить, геолог подумает, что они просто поленились, это в любом случае неприятно…

Они пришли за полчаса до конца смены. Майя заканчивала приборку на буровой. С чисто женским пристрастием она протирала капсулы с керном от пыли и приставшей к ним снаружи глины… На каждом керновом ящике красовался номер скважины и интервал проходки. Все ящики были аккуратно закрыты на застежки.

— Как это ты еще ящики в стопы не составила? — пошутил над ее усердием Субботин.

— Я хотела, но одной неудобно, — приняла его слова всерьез Майя.

— Слушай, он наговорит, — улыбнулся Саша. — Давай включай свои рычаги в две джентльменские силы. Нечего эксплуатировать женское пристрастие к порядку. Ящики действительно надо составить.

Сменившись, Майя присела рядом с Субботиным, который никак не мог разрешить сакраментальный вопрос: бурить или не бурить! И оттого выглядел сумрачным.

— Миша, нельзя быть все время таким серьезным.

— Будешь серьезным. Аркадий Михайлович приказал бурить скважину до подхода машины с тампонажной глиной. С нашими темпами это может обернуться в лишние полета метров, если не больше.

— Может, ему так нужно?

— Не думаю. Просто гонит метраж.

— Зачем?

— С одной стороны, вдруг встретится что-нибудь интересное. Геология, как он говорил, наука не точная. С другой, побаивается, чтобы не случилось аварии: если скважина простоит, может прихватить обсадные трубы, а пока идет бурение, этого не случится.

— Но при нашей мощности и прочности труб…

— Он может и не знать возможностей станка или перестраховывается на всякий случай. Посчитай, сколько потеряно времени, пока проходили дублирующие скважины. Теперь он не хочет рисковать.

— И все же, глубже, чем необходимо, на мой взгляд, бурить не следует.

— Саша тоже так думает. Значит, на том и порешим.

Миша повеселел. Сбросив груз сомнений, он почувствовал облегчение.

— Пойдем, я тебя провожу, а то целый день не виделись!

Чем дальше они уходили в темноту из освещенного круга буровой, тем больше сближались их фигуры. Или это только казалось Макарову? Недаром Сима любил говорить: «Темное это дело-любовь!». Наверное, в том отчасти повинна и память предков, уходящая в глубь веков, когда существовало неравенство или вражда, и любящие не могли открыто проявлять свои чувства, а ждали благословенной темноты… Кто его знает? Саша вздохнул. Сам он не имел опыта в таких делах. И не потому, что в институте не было девушек красивее Майи. Просто ни одна из них не нравилась по-настоящему. Вот хотя бы Светлана Мороз. Она славная, приятная, но как только Майя исхитрится оставить их наедине, сейчас же находит благовидный предлог, чтобы уйти. В последний раз эта ее манера вывела его из себя. Едва она заговорила, что ей нужно что-то там посмотреть, в нем заклубилась такая обида, какой он не испытывал с детства, когда какие-то дяди отобрали у него улов рыбы. Он даже не выслушал Светлану, поднялся и ушел, не проронив ни слова. Через полчаса прибежала Майка и отчитала его, не стесняясь в выражениях, из которых самое безобидное было — грубиян. Она заявила, что он ничего не смыслит в психологии, хотя и заработал на экзамене высший балл, что она застала Светлану всю в слезах и это, к конце концов, просто не по-товарищески и что она больше пальцем о палец не ударит, чтобы восстановить их отношения.

— Какие там могут быть отношения? — вмешался присутствовавший при этой сцене Сима. — Они же имеют одинаковый заряд, а одноименно заряженные тела отталкиваются! У них даже кровь одной группы и резус положительный.

— Иди-ка ты со своим резусом! — рассердилась Гончарова. — Много ты понимаешь! Она просто очень стеснительная! А ты, — обернулась Майя к нему, — ты Задумчивый Кенгуру с замедленной реакцией!

Саша тряхнул головой, отбрасывая неприятные воспоминания, и почувствовал, как у него пламенеют уши. Конечно, обидно: напомнить старое прозвище, да еще прилепленное Мовшовичем, человеком, к которому вся их четверка питала острую неприязнь, но кто на Майку может рассердиться всерьез? Стоит ей заметить, что ты на нее дуешься, она тут же подойдет, возьмет за руку, глянет своими голубыми глазищами — и все: слова уже не нужны. Нет, пожалуй, Гончарова тогда в запальчивости выложила правду о Светлане. А если она действительно держится так от излишней стеснительности? Тогда выходит наоборот: он ей нравится, если не больше! Саша едва не выронил стакан… «Нет, завтра же возьму адрес у Майки!»

Размышления в общем не мешали работе. Как только заканчивался подъем снаряда и последняя штанга появлялась на поверхности, Макаров тут же менял стакан на запасной и переводил рычаг в положение спуска. Большая часть времени уходила на спуско-подъемные операции. Вместе с началом подъема пройденные полметра обсаживались трубами, а если трубы в магазине кончались, тут же раздавалось гудение зуммера и мигала лампочка. Словом, оставалось предостаточно времени, чтобы уложить керн и выписать этикетку на пройденный интервал, а раздумья и воспоминания помогали скоротать время между подъемами…

Когда вернулся Субботин, Саша с любопытством разглядывал заключенные в прозрачном цилиндре зеленые пластины глин, разделенные тонкими прослойками песка.

— Сколько прошел по этим глинам? — спросил Михаил, взглянув на керн.

— Восемь метров. Глины пошли очень жирные и плотные. Диафрагма по ним плохо закрывается. Надо бы срезающие лезвия сделать потоньше и поострее.

— Заканчивай последний подъем и закрываем скважину.

— Миша, это всего сто сорок семь метров! Дойдем хотя бы до ста пятидесяти. Всего три метра!

— А зачем?

— Меньше будет разговоров. Все-таки мы работаем на Самсонова, а не он на нас.