Мы под запретом

— Прости, — извиняюсь перед подругой, когда мы оказываемся в ярко освещенном фойе клуба, направляясь к гардеробу. — Я не хотела портить нам вечер. Но я…

А что я? Я тот еще страус! Просто прячу голову в песок, не желая сталкиваться с ним в реальности. Я поставила точку в наших отношениях. Виртуальную, но все же точку. А произносить все это вслух, глядя в его шоколадные глаза и утопая в их манящей искренности, я не готова.

— Не говори глупости! Я тоже не… — Она запинается на полуслове, смущенно вздыхая.

— Кирилл! — посещает меня догадка. — Это он, да? Лёль, там был Кирилл, — уже утверждаю, а не спрашиваю, вспомнив, где и при каких обстоятельствах я видела того мужчину и почему мое сознание так среагировало на его присутствие и подсказало, что и Саша может быть здесь. — И это он — автор твоей беременности?

— Да, Кир, — подтверждает она, но он не знает и знать не должен! Ясно!

Киваю, уверяя ее, что я на ее стороне и поддержу любое ее решение. Раскрываю сумочку, чтобы достать номерок и забрать в гардеробе свое пальто.

— Черт! — слышу за спиной раздраженный возглас Лёли. — Я сумочку в зале забыла. Подождешь меня?

— Конечно. Куда же я денусь? Я пока свои вещи заберу, — пожимаю плечами, провожая взглядом ее быстро удаляющуюся фигуру.

Но не успеваю я дойти до гардероба, как на мою талию уверенно ложатся крепкие мужские руки, захватывая меня в плен жарких объятий и припечатывая спиной к каменному торсу.

— Привет! — шепчет мне прямо в макушку знакомый голос. — Я скучал.

— Привет… — неуверенно отвечаю я.

Делаю несмелую попытку высвободиться из его цепкого захвата, чтобы развернуться к нему лицом, но натыкаюсь на холодный взгляд любимых глаз. Воздух вокруг моментально леденеет, становясь хрустящим и колючим. Я не могу вздохнуть, не почувствовав режущей боли в груди, и замираю, словно мышь перед злым и голодным котом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​Глава 29

*Александр*

Полдня, как одержимый, не выпускаю телефон из рук, боясь пропустить звонок или сообщение от любимой жены. Сам периодически набираю ее номер, но слышу лишь длинные гудки, а в груди зарождается необъяснимое чувство беспокойства и потерянности. Успокаиваю себя только тем, что Белка на встрече с матерью, тем более что они давно не виделись.

Несмотря на то, что Кира вот уже месяц как прилетела из Штатов, с семьей она видится не часто. Она либо в университете на лекциях, либо со мной. Изредка остается ночевать у меня, но чаще я отвожу ее в их городскую квартиру, оставленную Лизой специально для дочери. А мой брат со своей новой семьей живет за городом.

Так что я вполне допускаю, что моя домашняя мамина принцесса настолько поглощена общением с родительницей, что просто не слышит телефонного звонка. Даже тогда, когда ближе к вечеру мне приходится срочно вылетать, а я так и не могу с ней связаться и просто отправляю ей сообщение с объяснением причин отъезда, я безоговорочно верю: у малышки все хорошо. Я даже представляю ее растерянный и смущенный вид, когда она увидит триллион неотвеченных звонков, и как сильно она будет раскаиваться в том, что пропала с радаров так надолго.

Но когда утром следующего дня я с обуявшим меня, словно мальчишку, нетерпением кликаю по иконке мессенджера, в котором отображается уведомление о пришедшем от Белки сообщении, не то я там ожидаю увидеть, совсем не то.

Расстаться?! Какого черта! Что за бред!

Меня штормит на по-детски. Колотит, как Бобика в тридцатиградусный мороз.

До хруста сжимаю в ладони телефон и в сотый раз перечитываю нашу с Белкой переписку. А ее написанное заглавными буквами сообщение: «ТЫ МОЙ ДЯДЯ» — словно крик отчаяния. Рев моей души от боли, что каленым железом прожигает на сердце сквозную дыру. И она добивает меня очередным сообщением.

Почему именно сейчас, когда я за тридевять земель, когда не могу быть рядом, видеть ее глаза, стиснуть ее в своих объятиях?! Да, сука, просто гаркнуть один раз, чтобы все идиотские домыслы напрочь улетучились из ее головы, чтобы ее «тараканы» встали по стойке «смирно» и отмаршировали в укромные уголки подсознания, спрятавшись там на время (потому что совсем без них моя Белка будет стандартной).

Почему вся эта херня происходит именно сейчас?!

Она меня не любит! Да хрена с два я поверю в это! Я чувствую, что все эти слова всего лишь ложь. Только зачем?!

Я — ее дядя! Идиотизм, и мы это уже обсуждали, причём не единожды. Формально мы теперь хоть и родственники, но ведь не кровные.

Опять набираю выученный наизусть номер, но лишь монотонные гудки, обрывающиеся электронным голосом, сопровождают мою агонию. Разделяющее нас расстояние и бездушно утекающее время не на моей стороне, но вычеркнуть хотя бы один разделяющий нас барьер я сейчас не в силах. Мне остается лишь уповать на благоразумие Белки.

Попытка дозвониться до брата тонет в омуте длинных гудков. Блядь, они там сговорились все, что ли?! Желание швырнуть в стену ни в чем, по сути, не повинное средство связи с каждым последующим вызовом и игнорированием в ответ разрастается в груди, клубясь черной дымкой раздражения, затягивает душу в пучину отчаяния и заполняя горечью бессилия мое сознание.

Расхаживаю разъяренным тигром по комнате небольшого арендованного домика. С силой сжимаю кулаки, и хочется все кругом разнести в щепки, выплеснуть злость, и тогда, может, мне станет хотя бы чуточку легче.

— Черт! — выплескиваю эмоции в крик и с размаху впечатываю кулак в тонкую фальш-стену, частично отделяющую гостиную от кухни.

Легкая саднящая боль в костяшках сжатой кисти и вмятина в гипсокартоне нисколечко не отрезвляют меня и не снимают напряжения. Верный способ скинуть напряжение — нажраться до усрачки или подраться. Я даже знаю, кому хочу сейчас дать в морду, и его счастье, что он далеко.

Между «бухать» и «бить» выбираю второе. Между тупой дракой и хорошим спаррингом — вариант под той же цифрой. Поэтому иду в ближайший спортивный зал и лупцую там боксерскую грушу до ноющей боли в мышцах. Затем беру напрокат прокачанный байк и мчусь навстречу закату. Отдаюсь скорости, ветру и переполняющему меня адреналину. Очищаю на время сознание от размышлений, готовых свести меня с ума.

Брошенный на дно дорожной сумки телефон предательски молчит все это время. Безмолвствует он и тогда, когда я спустя почти неделю возвращаюсь домой.

В квартире пусто и уныло, и горечь непонимания с новой силой накатывает на меня. Звонок любимой вновь остается без ответа, и я свирепею теперь уже от того, что наши чувства она смогла вот так вот просто растоптать и вычеркнуть напрочь всего одним идиотским сообщением.

Пинаю сброшенную в прихожей дорожную сумку, натягиваю куртку, хватаю ключи и спешно покидаю ставшие бездушными жилые квадратные метры. Я не знаю, где сейчас Белка, и не знаю, что у нее на душе, в голове и в жизни в целом. Я не знаю, как это можно исправить и можно ли вообще. Но и сдаваться вот так, без боя, я не собираюсь.

По вечерним пробкам больше стою, чем еду, сам не зная, куда. И после часа такого «скоростного» передвижения я по воле какого-то неведомого провидения оказываюсь у зданий бизнес-центра. Здесь на верхних этажах расположен офис фирмы, совладельцем которой я являюсь, и за мной, даже закреплено место на подземной парковке, куда я, без промедления и сворачиваю.

Оставляю автомобиль под бдительным присмотром новейшей системы безопасности и на лифте поднимаюсь прямиком на этаж, где находится кабинет брата.

— Добрый вечер! — Звучит приветливо, но до зубного скрежета официально. — Вам назначено?

— Нет, — бросаю я, проходя мимо стойки секретаря целенаправленно к дверям кабинета.

— Стойте! — кричит она вслед, но меня это точно не остановит. — Вам туда нельзя! Как вас вообще пропустили на входе? — изумляется она.

— Может, потому что я один из боссов? — безразлично пожимаю плечами и, нажав на дверную ручку, толкаю массивное дубовое полотно вперед. — Не волнуйтесь, я никому не скажу, что вы начальство не признали в лицо, — снисходительно обещаю ей и делаю шаг за порог.