С мандатом губкома

— Ну, спите, товарищи. Уж светать начинает. Я вас не буду будить. Отсыпайтесь как следует.

Сава уснул почти сразу же. Засопел сладко и ровно. К Грине сон долго не шел. Он все еще опасался подвоха, прислушиваясь ко всему чутко. Вот в предутреннем полумраке избы тенью скользнула к кровати на цыпочках Феня.

— Ну, как? — спросила шепотом хозяйка.

— Пристроила Сивого у тебя в сарае, — ответила тоже шепотом Феня. — Оно бы лучше в поле пустить, да у вас тут лихие люди шастают.

— А где их нет ноне?

Умостившись рядом с хозяйкой, Феня вместо того, чтоб спать, ударилась рассказывать о приключении у Золотого. И хотя она шептала в самое ухо Марфе, Гриня почти все слышал и понимал.

— ...Веришь ли, душа в пятки... Такие лбы, такие хари... А ребятки-то, господи, молоко на губах... Ну, что они... Я со страху чуть не умерла было...

Гриня невольно улыбался в темноте, вспомнив, как «со страху умиравшая» крестила грабителей палкой. И именно этот испуганный шепот Фени подействовал на него усыпляюще — успокоил, убаюкал.

Проснулся Гриня, заслышав стук замка на своем сундучке. Открыл глаза — в окно солнце бьет. Вскочил, а у сундучка мальчишка лет четырех склонился и замок дергает. Дернет — отпустит. Замок покачается. А мальчишка опять дернет — отпустит. Хорошая игрушка малышу.

— Как тебя звать? — спросил Гриня.

Мальчик вздрогнул, оглянулся на чужой голос. В глазах вспыхнул испуг, малыш кинулся бежать из избы, путаясь в длинной холщовой рубашке.

Вошла со двора Марфа.

— Ну, выспались?

— Спасибо. Выспался. А сколько ж времени сейчас?

— Да дело уж к обеду. Ваш товарищ Сава раньше встал, мне уж хворосту подрубил. Там во дворе на тагане суп вам варю.

— Спасибо, товарищ Ми... Марфа.

Гриня поднялся с постели. Марфа стала сразу же убирать ее. Она была еще не старой женщиной, крепкой и решительной в повадках.

— Васянька-то, сынишка, выбежал. Ма, грит, тятя проснулся. Всех мужчин тятями зовет.

— Да? — удивился Гриня. — Интересно. А где ж сам тятя?

— Эх, — вздохнула Марфа. — В девятнадцатом под Лбищенском погиб. Сказывают, вместе с начальником дивизии, с Чапаевым, в одном бою. Из наших там мало кто уцелел. Казачки отвели душу, потешились над ними, попили кровушки.

— А как же брат ваш? Муж герой, а он...

Марфа посмотрела на Гриню внимательно, словно решаясь, говорить, нет ли, и сказала:

— Спирька, братец, — это другой товар. Этот еще при царе по кривой тропке пошел, да так и заплутался.

— Ну, а вы пробовали его как-то убедить, остановить?

— Хмы, — мотнула головой Марфа и сказала холодно: — На братце столько крови, что его убеждать поздно. Да навернись он мне... Я б сама эту сволочь останови...

Хозяйка умолкла на полуслове. Видно, разговор ей этот не к душе был. Но Гриня не любил недомолвок.

— А разве он не бывал в Прорве?

— Был раз. Да теперь вряд ли захочет, — неохотно ответила хозяйка и тут же предложила: — Вы, товарищ Кашин, умывайтесь во дворе с вашим другом, а я вам супу налью.

— Что вы, товарищ Марфа, какой суп. Вы что? У нас есть свой сухой паек. Вы на нас не тратьтесь, у нас на то подъемные есть.

Марфа неожиданно улыбнулась широко и приветливо.

— Ежели вы не любите дармовое есть, то проведите с нами беседу, — предложила она. — Мы ж в такой глуши, ничегошеньки не знаем, где и что происходит. А вы губернские, у вас, поди, воз новостей. Эвон, бабы во двор ко мне собираются.

Гриня выглянул в окошко и увидел нескольких женщин, чинно устроившихся на лавочке под плетнем. «А почему бы не попробовать?.. Мы же учителя», — с уважением к самому себе подумал он.

— А где Феня? — поинтересовался Гриня.

— Феня давно уж уехала.

— Как? Мы же не рассчитались.

— Сава рассчитался. Дал ей целую коробку спичек.

— А деньги? Вот балда.

— Деньги она не взяла. Он ей давал два миллиона. Она отказалась. Спичками, говорит, надежнее.

Суп оказался на удивление жирным и вкусным. Гриня и Сава хлебали из одной миски, довольствуясь вместо хлеба размоченными галетами. Чтобы не смущать голодных ребят, Марфа вышла из хаты.

— Ты, гля, живут, — сказал не то с одобрением, не то с осуждением Сава.

— Да, — согласился Гриня. — То-то я вижу, и сынишка у нее мордастенький. Чего-то припасла Марфуша. Факт. Уж не от братца ли... Хотя вроде в контре с ним она.

Сава поддел ложкой кусочек мяса. С наслаждением проглотил его.

— Вкусно, черт! То ли курятина, то ли заяц.

Гриня тоже выловил кусочек, разжевал старательно.

— Сам ты курятина. Баранина это.

Опорожнив миску до дна, они переглянулись многозначительно, поняли друг друга (еще бы столько!) и вылезли из-за стола.

Марфы все не было. Гриня, выглянув в окно, увидел, что народу во дворе прибывает.

— Придется лекцию им прочитать о текущем моменте. Марфа просила.

— Давай ты, — сказал Сава.

— А почему я, а не ты?

— Во-первых, я босой теперь, а какое доверие босяку может быть? А потом, у тебя голос убедительный. Ты природный агитатор.

Грине лестно было слушать такой отзыв товарища, да и в душе он давно решил, что выступать будет сам. Спросил же просто так, для приличия: вдруг Саве тоже выступать хочется? А раз не хочется, тем лучше.

Марфу они увидели в сенцах, она рылась в кладовушке.

— Спасибо, хозяйка, очень вкусный суп.

— Правда? — радостно удивилась Марфа. — Вот видите, вам понравился. А мне тут некоторых пришлось чуть не силком заставлять есть его.

— Почему?

— Да говорят, суслик, мол, поганый, нельзя есть его.

— Так это суслик? — растерянно икнул Гриня, почувствовав, как в горле что-то встало поперек.

— Конечно. А вы разве не догадались? — Марфа или не заметила смущения гостей, или сделала вид, что не замечает. Продолжала рассказывать: — ...Вижу, вымрет хутор. Что делать? И тут вспомнила про сусликов. Всех баб подняла, велела идти на промысел. Брали ведра, шли и вылавливали сусликов. Некоторые ревмя ревели, а есть отказывались. Но, как говорится, бог дурака поваля кормит. Заставила, приучила. Так вот и выкарабкались. Теперь не помрем.

Марфа вывела своих гостей во двор, где колготилось десятка три женщин да несколько дедов. И между ними белесыми одуванчиками мелькали головенки ребятишек.

— Ну вот, бабоньки, — заговорила Марфа, — довольно нам на бобах гадать. Вот товарищи из губернии все как есть знают. И нам все обскажут, как и что. А вы слушайте, не перебивайте, да велите мальве вашей потише сидеть. А не то живо со двора выставлю.

Заметно было, Марфа Митрясова пользовалась на хуторе большим уважением и авторитетом. Все сразу замолчали, даже ребятишки притихли около своих матерей.

Гриня кашлянул, выступая вперед и обводя своих слушателей внимательным взглядом.

Сава же поспешно отступил к завалинке и сел так, чтоб не видны были публике его босые ноги. Спрятал их за какой-то рассохшийся бочонок, стоявший рядом.

— Дорогие товарищи, — начал Гриня, — на настоящий момент в международном отношении положение у нас, как никогда, крепкое, надежное. Почему, товарищи? А потому, что наша Красная Армия, наш пролетариат и крестьянство показали капиталистам, где раки зимуют. Показали в период гражданской войны. И теперь, — Гриня поднял вверх палец, словно прося запомнить именно это, — ...и теперь, когда у капиталистов дело не выгорело силой, они хотят задушить нас экономически. Не выйдет, господа капиталисты! Не выйдет. — Погрозив пальцем отсутствующим здесь капиталистам, Гриня, помолчав, продолжал: — И вот в апреле текущего года, товарищи, наша делегация была приглашена на переговоры с капиталистами. Видите, как дело повернулось. Поломали об нас зубы, теперь, мол, давайте побеседуем.

Заметив, что шутка его нашла отклик у слушателей, — кое-кто улыбнулся, — Гриня воодушевился того более.

— Председателем нашей делегации был назначен товарищ Ленин. Но, товарищи, разве ж можно пускать нашего дорогого вождя к капиталистам? А? — Гриня обвел всех вопросительным взглядом и, словно прочтя в глазах людей ответ, крикнул решительно: — Нет, нет и нет! Ленин у нас один, товарищи, и рисковать мы не можем. У нас еще мировая революция впереди. И пролетариат сказал так: Ленина не пустим. И не пустили в осиное гнездо.