Страница 24 из 29
— Погоди, дай мне пожить еще тридцать годов! Детей выращу, сыновей поженю, а дочерей замуж выдам да внучат дождусь, погляжу — тогда и приходи, а теперь недосуг мне умирать.
— Нет, солдат, не дам и трех часов тебе прожить.
— Ну, коли нельзя прожить тридцати годов, повремени хоть три года! Мало ли у меня дел! Надо все переделать.
— Не проси — не дам тебе и трех минут жизни, — отвечала Смерть.
Солдат не стал больше ни о чем просить, а умирать ему неохота. Изловчился, достал кое-как из-под изголовья чудесную котомку. Открыл ее и крикнул:
— Полезай!
Только успел вымолвить, как чувствует: полегче стало. Оглянулся — нет Смерти на прежнем месте. Заглянул в котомку, а Смерть уже там сидит.
Солдат покрепче завязал котомку, и совсем ему полегчало, на еду потянуло.
Встал с постели, отрезал ломоть хлеба, посолил и съел. Потом выпил ковшик квасу — и совсем поправился.
— Не хотела ты, безносая, со мной по-до́брому говорить, узнаешь теперь, как с русским солдатом тягаться!
Слышит из котомки голос:
— А чего ты со мной сделаешь?
Солдат отвечает:
— Хоть и жалко мне котомки, да делать нечего — придется с нею расстаться. Пойду сейчас утоплю, тебя в гнилом болоте, а из котомки тебе век не выбраться!
— Выпусти меня, солдат! Дам тебе три года жизни.
— Ну нет, теперь уж не выпущу!
Смерть беспокоится, просит:
— Выпусти! Так и быть, живи еще тридцать лет.
— Ладно, — говорит солдат, — выпущу тебя, коли все тридцать годов людей не станешь морить.
— Так не могу, — отвечает Смерть. — Как мне жить, если никого морить не стану?
— Все эти тридцать годов грызи ты пенья, коренья да камни на полях.
Смерть на те речи ответа не дает, молчит. Солдат обулся, оделся и говорит:
— Коли так не согласна, понесу на гнилое болото.
Взвалил котомку на плечи.
Тут Смерть заговорила:
— Будь по-твоему: не стану никого из людей морить все тридцать годов. Буду пенья, коренья да камни на полях грызть, только выпусти на волю!
— Смотри, чтобы без обману было! — сказал солдат.
Вынес Смерть за околицу, котомку развязал:
— Поди, покуда не передумал!
Смерть свою косу подхватила и кинулась в леса. Принялась выворачивать пенья, коренья да камни на полях. Выворачивает да грызет — чего станешь делать!
А народ в ту пору зажил без горя, без заботы. Все здоровы — никто не хворает, не умирает.
И так шло без малого тридцать годов. Народ раздобрел, веселый стал.
У солдата тем временем дети выросли. Сыновья женились, дочери замуж вышли. Стала семья большая. Тому надо помочь, другому посоветовать, третьего на ум наставить, каждому дело дать да растолковать.
Хлопочет солдат да радуется: во всем у него удача — колесом жизнь катится! До дела он жадный. О Смерти ли солдату думать? А Смерть тут как тут:
— Сегодня тридцать годов миновало. Вышел срок. Собирайся, солдат, за тобой пришла!
Солдат спорить не стал:
— Мое дело солдатское: привык по тревоге враз справляться. Коли вышел срок, неси домовину.
Смерть принесла дубовый гроб с железными обручами, крышку сняла:
— Ложись, солдат!
Солдат рассердился, кричит:
— Ты что? Порядков не знаешь? Разве положено по уставу старому солдату первому чего-нибудь делать? Вот и на службе бывало: как чему новому взводный обучает, всегда сам покажет, как и что, а уж потом команду подает нам исполнять. Так и в этом деле: ты вперед сама покажи, а уж потом команду подавай!
Смерть в гроб улеглась:
— Гляди, солдат, вот так надо ложиться: ноги протянуть, а руки на груди сложить.
А солдат только того и ждал: крышку захлопнул, обручи набил:
— Лежи там сама, а мне и тут хорошо!
Потом взвалил домовину на телегу, отвез на крутой берег и свалил с обрыва в реку.
Подхватила река домовину и унесла Смерть в море…
Много годов прошло, а Смерть все плавает по морским волнам.
Народ живет припеваючи, солдата славит. И сам солдат не старится. Внуков женил и внучек замуж выдал. Правнуков уму-разуму учит. Хлопочет по хозяйству, бегает с утра до ночи, ног под собой не чует.
И вот поднялась как-то на́ море сильная буря. Разбили волны домовину о камни. Выбралась Смерть на берег еле живая, от ветра шатается.
Поотлежа́лась на морском берегу и кое-как поплелась в ту деревню, где солдат живет. Зашла к нему во двор и притаилась: ждет, когда солдат выйдет.
А солдат собрался идти хлеб сеять. Взял пустой мешок и пошел в амбар за семенами. Только стал к амбару подходить, как вышла Смерть из-за угла. Сама смеется:
— Теперь-то уж ты от меня не уйдешь!
Видит солдат — пришла беда, и думает:
«А, была не была, будь что будет! Коли не избавлюсь от Смерти, так хоть попугаю безносую».
Выхватил из-за пазухи пустой мешок да как крикнет:
— По котомке стосковалась? На гнилое болото захотела?
Увидала Смерти у солдата в руках пустой мешок. Показалось ей со страху, что это и есть чудесная котомка. И кинулась она прочь бежать — только ее солдат и видел!
И стала с тех пор Смерть людей морить крадучись. Только и думает:
«Как бы мне солдату на глаза не попасться. Коли увидит — не миновать гнилого болота».
А солдат с тех пор стал жить-поживать, и сейчас, говорят, живет да посмеивается.
Про бедного и богатого брата
Жили-были два брата. Старший был богатый, а младший — бедный.
У богатого — пиры да веселье, а у бедного иной раз хлеба куска нет: ребят полная изба, и все мал мала меньше.
Последнюю коровенку проели, и дошло дело до того, что совсем нечем стало детей кормить.
Говорит бедняк:
— Пойдем, жена, к брату, попросим хлеба — аво́сь он муки мешок даст.
— Ну что ж, пойдем.
И пошли.
В тот день там праздник был. Съехалось гостей со всех волосте́й: и купцы, и попы, и богатые мужики в горнице сидят, пируют.
Бедняк с женой поздоровались и просят:
— Дай, братец, хлеба, нечем ребят кормить! Осень придет — рассчитаемся.
Вынес богач черствую ковригу, подал и говорит:
— В поле поработаете денек-другой за это, и будем в расчете.
А к столу не позвал. Обидно им показалось, да что станешь делать?
Поднесла работница квасу: выпили, да с тем и пошли домой.
Слышно — гости в горнице песни поют.
Говорит бедняк:
— А что, жена, давай и мы запоём! Пусть люди думают, будто и нас угостили винцом.
— Чего не дело говоришь! Гости там поют оттого, что сладко поели да много выпили, а нам с тобой не до песен.
Не послушался бедняк, затянул песню, и послышалось ему два голоса: кто-то тоненьким голоском подпевает.
— Это ты, жена, подсобляешь мне петь?
— Что ты! Я и не думала.
— Так кто же еще поет?
— Не знаю, — отвечает жена. — Ну-ка, запевай, послушаем.
Опять запел. Поет один, а слышно два голоса: кто-то тоненько подпевает, Остановились. Спрашивает бедняк:
— Кто тут подпевает?
— Да я, Нужда твоя.
Обернулся и увидал возле себя маленькую, ростом с ноготок, старушонку, всю в лохмотьях.
Крикнул ей:
— Ну, чего тут мерзнешь на ветру? Садись ко мне в мешок, донесу тебя.
Забралась Нужда в мешок, а бедняк завязал мешок покрепче и пошел.
Дома хозяйка отрезала ребятам по ломтю хлеба, покормила и стала их спать укладывать.