Страница 113 из 128
И тут же обратился ко мне:
— Помните, что я написал на копии обвинительного заключения, которую вы мне дали? «Этот процесс — триумф мирового еврейства». И это так! Обвинители — все до одного евреи!
И тут Йодль, демонстративно повернувшись к Штрейхеру спиной, стал высказываться о защите Папена:
— Что касается приведенных сегодня доказательств — тут у вас никакой неуверенности быть не должно. Если бы я допустил гибель троих своих адъютантов, то уже потом не мог бы служить этому режиму! Да после такого вам следовало проглотить яд!
Послеобеденное заседание.
В ходе перекрестного допроса сэр Дэвид-Максуэлл-Файф привел Папена в явное замешательство, приведя выдержки из его речей, в которых тот характеризовал Гитлера, как ниспосланного Германии небесами лидера, которому суждено вывести страну из нищеты.
(Геринг рассмеялся и едва удержался от того, чтобы не показать Папену нос. Дениц с серьезным видом уставился поверх своих сползших на нос очков прямо на меня, будто желая сказать: «Ну что? Убедились?» Он всегда прибегал к подобной мимике, когда требовалось выразить свое презрение к подхалимам-политиканам.)
Папен в ответ промямлил, что тогда, мол, у него создавалось впечатление, что Гитлер стремится сохранить коалицию.
Сэр Дэвид-Максуэлл-Файф предъявил Папену и другие документальные доказательства, говорившие в пользу создания Гитлером коалиции.
Сэр Дэвид своими неумолимыми вопросами продолжал выяснять мотивы, которыми руководствовался Папен, пойдя на сотрудничество с шайкой бандитов. Неужели ему, Папену, ничего не было известно о том, что тысячи политических оппонентов Гитлера были брошены в концентрационные лагеря сразу же после прихода нацистов к власти? Папен попытался оспорить это число, конечно, кое-кто там оказался, но речь могла идти, вероятно, о нескольких сотнях.
(Геринг на скамье подсудимых пробормотал: «Не сотни, а тысячи!»)
Почему он обращался к католикам с просьбой поддержать Гитлера? Он заключил конкордат, потому что рассчитывал, что Гитлер поддержит религию, заявил Папен.
В перерыве Йодль с ухмылкой говорил о том, как абвер использовал германское посольство в Анкаре в целях шпионажа.
— Те тоже неплохо делали свое дело! Однажды стащили у английского агента бумаги, в которых указывалось, что Англия пыталась оказать на Турцию давление, чтобы та предоставила аэродромы в распоряжение Англии.
Розенберг и Франк не сомневались, что многие из тех, кто оказался в концлагерях, заслужили это, поскольку оскорбляли национальные символы — как, например, эта «свинья Карл фон Оссецки» (пацифист, публицист и лауреат Нобелевской премии мира 1935 года). И этот Пискатор тоже был из тех, кто агитировал против выступавших за национальное единение немцев, не говоря уж о том, сколько евреев в этом участвовало.
— Для Германии оставался лишь один выбор — либо национал-социализм, либо коммунизм, — уверял меня Франк. — Даже Шахт с Папеном с этим согласны.
Сэр Дэвид продолжил вскрывать мотивы того, почему Папен покинул свой пост сразу же после путча Рема, а по прошествии трех недель принял новое назначение. Сэр Максуэлл-Файф зачитал письмо Папена, в котором тот вновь заверял Гитлера в своей поддержке, воздавая хвалу его мужеству и решимости, с которой он «героически подавил путч Рема». «Вы были готовы выслуживаться перед этими убийцами, лишь бы только вашему авторитету в их глазах ничто не угрожало!» — бросил сэр Дэвид Максуэлл-Файф в лицо Папену. Папен отверг данное обвинение, как подтасовку фактов.
(Геринг хихикал: «Все верно!» Кивками выражал свое согласие и Риббентроп.)
Сэр Дэвид: «Вы же понимали, что после резни, вызвавшей такой международный резонанс, поддержка экс-канцлера, который пользуется в католических кругах определенным авторитетом, была неоценима для Гитлера». Сэр Дэвид продолжил: Папен мог способствовать свержению Гитлера уже хотя бы тем, что работал бы против него. «Хотя это и так, — помедлив, ответил Папен, — однако начни я работать против него, меня бы неизбежно ожидала участь моих пропавших коллег».
Сэр Дэвид дошел до кульминационного момента перекрестного допроса: невзирая на подавление путча Рема, невзирая на убийство его адъютанта, невзирая на убийство Дольфуса, невзирая на проводимую милитаристскую внешнюю политику, Папен все же оставался в этом правительстве. Почему? Папен смог лишь — вначале усталым голосом, к концу, не скрывая раздражения, — повторить, что поступил так из чувства долга.
Тюрьма. Вечер
Камера Папена. Письмо, оглашенное на процессе сэром Дэвидом, на самом деле лишило Папена покоя. Когда я вошел в его камеру, он встретил меня смущенной улыбкой:
— Знаете, я совершенно забыл об этом письме. Между прочим, мой секретарь тоже! Естественно, теперь смотришь на все совершенно по-иному, чем тогда, да еще после трехсуточного ареста. Все эти вопросы — почему да отчего я остался в правительстве… Я еще раз хочу вас спросить — ну что мне еще оставалось, когда разразилась война? Вернуться в Германию, записаться в солдаты и отправиться на фронт? Уехать за границу и писать там книгу? Что мне на самом деле оставалось?
Задавая эти вопросы, Папен беспомощно разводил руками, желая продемонстрировать мне таким образом абсолютную неосуществимость предложенных им вариантов.
— Я был поражен, что суд предпочел не рассматривать мой турецкий период работы. Это должно означать, что они не верят в мое участие в заговоре, потому что, если бы верили, им бы понадобилось больше знать об этом периоде… Разумеется, задача дипломата в том и состоит, чтобы добиться поддержки других стран. Дипломаты для этого и существуют.
Далее он рассказал мне, как спас от отправки из Франции в концентрационный лагерь 10 тысяч евреев. Речь шла о бывших гражданах Турции, и он тогда просто предупредил, что этот жест будет расценен турецким правительством как посягательство на национальные интересы Турции.
В конце концов, Папен дал мне понять, что предпочел бы беседовать на более актуальную тему: о проходившей сейчас в Париже встрече министров иностранных дел четырех держав. Папен считал, что мир в Европе будет зависеть от того, проявит ли Россия готовность к сотрудничеству со своими бывшими союзниками. Бевин и Бирнс продемонстрируют сбалансированную позицию, а вот как будет обстоять дело с Молотовым?
19 июня. ««Троянский конь» для католиков»
Утреннее заседание.
Сэр Дэвид продолжил представление доказательств, заявив, что Папен, занимая должность германского посла в Вене, оказывал поддержку австрийским нацистам, что он действительно стал для католиков «троянским конем», в задачу которого входило представлять интересы нацистов в Австрии. Будучи дипломатом, он вынужден был действовать только так, но не иначе, заявил на это Папен. Он никогда не отрицал, что на Шушнига оказывалось давление, чтобы склонить его к аншлюсу. (Что, по утверждению сэра Дэвида, отрицалось Риббентропом.)
В перерыве Франк и его группировка, сгрудившись, высказывались в защиту аншлюса.
— Что это значит — «троянский конь» для католиков»? — негодовал Франк. — Против закона природы не пойдешь! Австрийский и немецкий народы неразделимы! И выступать против этого — все равно что пытаться отрицать любой всеобщий закон природы.
— Я не верю, что сэр Дэвид действительно способен верно разобраться в австрийской ситуации, — полагал Фрик.
— Нет, нет, как раз в этом он разбирается лучше всех, — иронически отозвался Розенберг. — Этому англичанину и карты в руки — он один все понимает и во всем разбирается! Так вот, со стороны этого англичанина самое настоящее бесстыдство попытаться объявить преступлением даже то, что одни национал-социалисты поддерживали других! А чего они хотели? Для германского посла в Австрии совершенно нормально, если он сотрудничает с местными национал-социалистами.
Зейсс-Инкварт повторил сказанное им совсем недавно о Дольфусе: Дольфус — не кто иной, как диктатор, которого поддерживала ничтожная кучка духовенства и который никак не подходил для роли выразителя воли народа.