Девушка 18+

— Ты меня искала? — девушка откровенно обрадовалась.

Я облегченно рассмеялась. Прислонилась плечом к деревянной стене тамбура.

— Ты думала, что я там с ним? — догадалась Анечка, смутилась.

Сделала шаг ко мне в узком помещении. Я обняла ее за талию. В роль снова вхожу? Как-то слишком охотно.

— По себе сужу, прости, — тихо улыбнулась я.

— Я помню твои слова. Не сомневайся, — так же тихо и невозможно ласково ответила моя сероглазая подруга. Касалась тёплой щекой моего лица.

Хотелось дотронуться до нее губами. Но нет. Баста.

— Пойдём, потанцуем напоследок, — предложила я.

На посошок. Кто-то уже шёл сюда, разговаривая громко и не трезво.

— Контрольный выстрел в голову? — усмехнулась Анна.

В глаза мне смотрела открыто. Как своей. Пингвин Женька не соврал про высокий ай-кью.

Чёрный Армстронг снова пел про прекрасный мир. Мы танцевали на крошечном пятачке, который сейчас изображал здесь танцпол. Это же спортбар. Какие танцы? Обнялись и тихо переступали в такт вечной мелодии, ласкающей хрипом наши разделённые души, забив на заткнувшихся, ошарашенных зрителей. Прощались.

— Аня, иди ко мне, — сердитый голос Макса разрушил наш нежный вакуум.

Он снял мою ладонь с ее талии, ее руку с моего плеча. Потянул к себе.

— Позвольте, — Андрей Вебер-старший уверенно забрал меня в свои руки.

Окончание прекрасного мира мы танцевали в две пары. Спортбар улюлюкал и хлопал в ладоши, утопив в оре голос старины Луи. Как будто шайбу финальную забил.

— Здесь несъедобная кухня. Поехали в другое место, — проговорил папа Вебер, когда Армстронг замолчал.

Я стояла, застыв. Он не выпускал меня из своих твердых рук под тканью вечно черного костюма. Я не шевелилась. Из меня словно воздух весь вышел. Хотелось спрятаться поглубже и заплакать. Занятно, наверное, мы выглядели со стороны в шуме хоккейных разговоров. Я оторвала лицо от его груди.

Макс увел Анечку за свой стол. Посадил рядом и что-то быстро и горячо говорил. Попытался обнять. Она отстранилась. Молодец. Он кивнул в мою сторону, объясняя, понятно, что. Высказывал свои соображения в мой адрес. Аня смотрела на меня. Я не видела выражения лица. Тень колонны не позволяла. Ком прочно встал в горле. Запер кислород. Вебер обнял меня за плечи и вывел вон.

Я села на скамью у входа. Трясущимися руками пыталась втиснуть житан в мундштук. Сама не понимала, что со мной. Сердце сжалось в точку под неподъемной тяжестью потери. Шумно выдохнула, и слезы полились водой по щекам. Вебер сел рядом, молча, обнял, подобрал с асфальта мундштук, что выпал из моих непослушных пальцев.

— Вечно ты плачешь, когда я тебя вижу, — он улыбался.

Это точно. Вот хрень! Почему, интересно?

— Ляля! Я хочу с тобой поговорить! — раздался сбоку требовательный голос Максима.

Территорию столбить приперся. Выяснять, кто круче. Со мной? Встал перед скамейкой. Ноги хоккейные свои расставил. Не сдвинешь.

— Пошел в задницу, — судорожно, сквозь слезы, ответила я. Хотелось оказаться за сто верст отсюда и одновременно выпрыгнуть вверх, как больная ведьма, расцарапать его чемпионскую физиономию в кровь.

— Слушай меня внимательно, блядь!

Макс хотел выхватить меня из рук генерала. Тот спокойно отстранился, одновременно убирая меня за спину.

— В чем дело? — холодно и невозможно спокойно прозвучал голос Вебера.

Макс заткнулся, словно только что заметил мужчину. Никогда сообразительностью не страдал. Что в нем нашла умница Аня? Хотя, член и задница у него, что надо. Будь здоров!

— Она теперь твоя девушка, мужик? Поздравляю! От души! — нашелся все-таки чемпион, рассмеялся зло. Глядя прямо генералу в лицо. Потом перетащил тяжелый взгляд на меня.

— Увижу рядом с Анютой, тварь, покалечу! Не посмотрю на то, что ты женщина! Ты приглядывай за ней, дядя. Она такая… — Макс заткнулся.

Пытался найти подходящее слово и не мог. Сверлил меня ненавидящим взглядом. Дырку проделать хотел. Сжимал и разжимал пудовые кулаки. В драку первым не лез. Ждал. Вебер застыл холодной статуей. Не подерутся, мальчики. Эх!

— Извинись, — тихо, но абсолютно слышно, произнес Вебер. Не вставая с места. Не глядя парню в лицо.

— Что? — охренел Макс.

— Извинись перед моей женщиной. Я жду, — голос генерала звучал равнодушно. Бесстрастно.

— Слушай, дядя…

Макс нагнулся к лицу Вебера. Тот сделал короткое движение. Чемпион захлебнулся остатками фразы. Стал оседать стокилограммовой тушей на колени прямо передо мной. Хватал воздух немым ртом, глядел испуганно огромными глазами. Не мог раздышаться. Осел на асфальт без звука. Только пялился пораженно. Обеими руками держался за живот. Тишина. Макс явно собрался закатить глаза. Вебер несильно хлопнул его по затылку. Тот с шумом втянул в себя спасительный холод октября. В глазах его стояли слезы ужаса.

— Я жду, — равнодушно повторил Вебер. Смотрел в пустоту перед собой.

— Извини, — прочитала я по губам.

Слезы текли по бледным щекам. Господи! Неужели так больно? Смотреть на зареванного Макса было невозможно. Не весело совсем.

— Убери его, — нарушила первой я бесконечную паузу. Отстранилась от черного, неподвижно-каменного плеча.

Григорий явился решать проблему. С усилием поднял человека с колен. Увел защитника женской чести назад в пивную. Куда он машину генерала подевал в этих узких старых перекрестках, кудесник? В карман к себе положил? На душе было гадко до омерзения.

— Я не поеду с тобой никуда. Я не хочу есть. Я не хочу разговаривать. Я не желаю с тобой спать. Я тебе ничего не должна. Оставь меня в покое, — проговорила я в темноту улицы. Голова раскалывалась.

Октябрь безжалостно лез под ткань тонкого костюма.

Вебер молчал. Сидел рядом на ледяной скамье. Скрестил руки на груди. Ногу на ногу положил. Не двигался с места. Я обняла себя за плечи. Холодно зверски.

— Извини меня. Я не должен был рассказывать Звягинцеву, кто ты есть на самом деле. Я не подумал, — негромко сказал генерал в мою спину.

— Плевать я хотела на это, — ответила я.

Он не подумал? Бывают же чудеса на свете! Понятно, что папа Вебер держит меня за круглую дуру. Не стану я об этом думать. Ни завтра, ни послезавтра. Никогда. Не интересно.

— Ты права. Я специально это сделал, — генерал прочитал мои мысли.

Поднялся и встал передо мной. Смотрел непонятными светлыми глазами.

— Ты отказалась выслушать меня той ночью. Оскорбила. Унизила. Я хотел напомнить себе и тебе, что ты всего лишь платная девка. Проститутка. Дура и … — Вебер осекся и замолчал.

— Блядь городская, — закончила я за него.

Встала. Попа заледенела на чугуне скамьи. Я судорожно терла себя ладонями по плечам. Октябрь безжалостно сжимал температуру до нуля. Замерзаю.

— Напомнил? Вот и молодец.

Зуб на зуб не попадал. Сколько желающих, однако, сегодня вспомнить, кто я такая. На самом деле.

— Да. Только лучше мне от этого не стало. Не помогло никак, — генерал грустно улыбнулся.

Стоял рядом, опустив руки вдоль узкого, по моде, костюма. Стройный, высокий, безукоризненно прямой. Красивая седина, тонковатые губы. Сильное тело под черным костюмом. Джеймс Бонд на воле. На свободном выпасе. Садист. Глаза знакомые до одури. Смотрят побито. Влюблено. Вот хрень! На меня.

Я кивнула машинально. Не знаю, как старшему Веберу, а мне точно полегчало от его признания. Даже голова болеть перестала. Я не злилась. Стало, до смешного, свободно. Как домой вернулась, ей-богу! Дурнотная тоска, взявшая жестко меня за горло после ухода Анечки, растаяла. Как не было ее никогда.

Вебер забрал мою руку и прижал к губам. Обнял снова тесно, согревая горячим телом. Прямо на улице, на глазах у выходивших из пивной людей. Смелый он сегодня был до безрассудства. В своем роде. Да обалдеть! Ребята из общаги, заметив меня, свистели и весело комментировали наши обнявшиеся тела. Видели бы они красавчика Макса, рыдающего от боли, на коленях, здесь, четверть часа назад. Втянули бы шутки обратно в горло.