Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 33

2. Когда теория систем говорит об "обмене" (веществ, энергии, информации), очевидно, что имеется в виду горизонтальный обмен, происходящий между системами одного и того же уровня (уровня частиц, человеческого уровня, планетарного уровня). Но в Гурджиевской Вселенной равным образом учитывается вертикальный обмен, происходящий между системами разных уровней благодаря тому, что эти уровни обладают общей материей-энергией; существует не одна, а несколько материй-энергий. Тот факт, что законы, управляющие различными уровнями, различны, объясняет, почему вертикальные обмены все же столь редки и почему они связываются с исключительным утоньшением. Мы можем заменить слово "уровень" на слово "космос", добавив к нашим посылкам дополнительные измерения пространства. Но теория систем не рассматривает существование нескольких космосов.

3. В теории систем понятие "комплексности", или "сложности", выглядит по своей сути неопределенным. Эта неопределенность обусловлена тем фактом, что комплексность зависит от природы пространства-времени. В подавляющем большинстве работ, посвященных теории систем, "комплексность" неявным образом связывается с непрерывным, четырехмерным пространством-временем, характеризующим наш собственный уровень. В наше время для описания естественных систем возможен не только четырехмерный континуум пространства-времени. Как мы уже замечали, на квантовом уровне мы можем допустить существование пространства-времени с числом измерений, б?льшим четырех — или даже дискретное пространство-время. В каждом случае очевидно, что комплексность будет обладать различной природой.

Те же замечания применимы и к Гурджиевской космологии. Для него различные космосы связаны с различным числом измерений их собственного пространства-времени. Следовательно, при переходе из одного космоса в другой комплексность будет четко отличаться.

4. В теории систем время не обладает какой-то особенной характеристикой по отношению к его обычным физическим качествам, в то время как Гурджиев проводит тонкое различие между временем и пространством. Согласно ему, время — это "Единственное-Идеальное-Субъективное-Явление":

"Время само по себе не существует; имеется лишь совокупность результатов, вытекающих из всех космических явлений, присутствующих в данном месте. Само Время ни одно существо не может ни понять разумом, ни почувствовать какой-либо внешней или внутренней бытийной функцией. Его нельзя ощутить даже никакой степенью инстинкта, который возникает и присутствует в каждом более или менее независимом космическом сгущении… О времени можно судить, только если сравнивать реальные космические явления, происходящие в одном и том же месте и в тех же самых условиях, где Время констатируется и учитывается… Только одно Время не имеет объективного смысла, так как оно не является результатом деления на отрезки каких-либо определенных космических явлений. И оно не исходит из чего-нибудь, а всегда сливается со всем и становится самостоятельным и независимым; поэтому во всей Вселенной только его одно можно назвать и превознести как "Единственное-Идеальное-Субъективное-Явление"[77].

Эти высказывания Гурджиева представляют интересную диалектику между временем и не-временем, между временем и отсутствием времени.

Рассматриваемый отдельно, пространственно-временной континуум представляет собой приближение, как субъективный феномен, связанный с подсистемой. Каждая подсистема, соответствуя определенному уровню материальности, имеет собственное пространство-время. Таким образом, время, ассоциирующееся с подсистемой, будет "дыханием"[78], характеризующим индивидуальность данной подсистемы в единстве Вселенной.

С другой стороны, согласно Гурджиевскому определению времени, если мы учитываем все феномены во всех местах Вселенной, время прекращает существовать. Единство бесконечной цепи взаимосвязанных систем дает возможность избежать воздействия времени; оно находится вне времени.

5. Несмотря на взаимодействие между системами и их бесконечную цепь, теория систем не придает особого значения месту этих систем в целокупности всех систем и отношению той или иной системы к целому. С другой стороны, по Гурджиеву эти аспекты весьма существенны. Для их изучения он вводит принцип относительности:

"Изучение отношения законов к плоскостям, на которых они проявляются, приводит нас к пониманию относительности. Идея относительности занимает в этом учении весьма важное место, и позднее мы к ней еще вернемся. Но прежде всего нужно понять относительность каждой вещи и каждого проявления в зависимости от места, занимаемого в космическом порядке"[79].

Может показаться удивительным выбор слова "относительность". Вероятно, Гурджиев знал о теории относительности Эйнштейна. Употребил ли он это слово иронически? Но, в точном соответствии с теорией Эйнштейна, многообразие феноменов в различных системах координат сосуществует с неизменностью физических законов во всех системах координат. Таким же образом, в космологии Гурджиева великое многообразие феноменов, происходящих в различных космосах, сосуществует с неизменностью великих космических законов — законом трех и законом семи. Гурджиев настаивал на необходимости изучения феноменов одного космоса с точки зрения законов другого космоса. Точно так же, если мы сменим одну систему координат на другую, то, согласно теории относительности Эйнштейна, мы продемонстрируем — многообразием этих трансформаций — динамический аспект законов неизменности.

Гурджиев говорит о "точном языке", структура которого основывается на принципе относительности. Все идеи этого нового языка сосредоточены вокруг единственной идеи: эволюции. "Место в космическом порядке", рассматриваемое Гурджиевым в его определении принципа относительности, фактически есть "место на лестнице эволюции"[80].

Вероятно, принцип относительности, со всеми вытекающими из него следствиями, представляет собой наиболее важное отличие между теорией систем и Гурджиевской философией природы.

ОСНОВА ЗНАНИЯ И ОСНОВА ПОНИМАНИЯ В НАШЕ ВРЕМЯ

Нет нужды лишний раз говорить о гегемонии технонауки в нашем обществе. Слово "наука" в наше время неразрывно связано с понятием "могущество". Но чему служит это знание? Во имя чего так бурно развивается технонаука?

Эти вопросы могу показаться бесполезными, поскольку автоматически проводится связь между словами "технонаука" и "прогресс". К несчастью, слово "прогресс" — одно из самых двусмысленных и ядовитых слов нашего языка.





В отсутствии системы ценностей развитие технонауки следует своей собственной логике: будет сделано все, что может быть сделано. На миг задумавшись, мы можем осознать, насколько пугающа такая логика технонауки. Невозможно счесть ее гибельные последствия для человеческого рода, часть которых наблюдается уже сегодня. Ряд философов не преминул отметить опасности технонауки, следующей исключительно собственной логике.

Так, философ Мишель Анри[81] заявляет, что технонаука — причина нового варварства: "Наносится ущерб самой жизни, разрушаются все наши ценности не только эстетические, но также и этические и сакральные — а с ними и сама возможность жить"[82]. Несколько подлинных ученых, еще умудряющихся выживать в мире науки (их особенно много среди биологов и практически нет среди физиков) яростно выступают против подобного варварства. Не приходилось ли вам слышать, будто изучение мозга должно привести к формулировке этики? Такие нелепые утверждения укрепляют точку зрения Мишеля Анри.

77

Г.И. Гурджиев, "Рассказы Баалзебуба своему внуку".

78

П.Д. Успенский, "В поисках чудесного".

79

Там же.

80

Там же.

81

Michel Henry.

82

Michel Henry, "La barbarie".