Мургаш

Было решено, что батальон Атанаса отправится в подбалканские села устанавливать власть, а мы с батальоном Бойчо двинемся к Горни Богрову и на месте усмирим взбунтовавшуюся фашистскую свору.

Около села нас ожидали свои люди. Обстановка быстро прояснилась. Многие офицеры, переодевшись в гражданское платье, в страхе перед народным гневом сбежали, другие укрылись в лагере. Среди солдат росло негодование, однако представителям власти Отечественного фронта трудно было связаться с ними. Часовые получили строжайший приказ никого не пропускать в лагерь и оттуда никого не выпускать.

Мы оставили большую часть батальона в резерве и с одной четой направились к штабу. Увидев Красное знамя, развевающееся над грузовиком, часовой вытянулся, отдал честь и беспрепятственно пропустил нас. Перед зданием штаба мы вышли из машины, несколько человек остались во дворе. Одни должны были нести охрану, а остальные — поговорить с солдатами, которые один за другим выходили из помещений, озирались и нерешительно направлялись к нам.

Нас встретил адъютант начальника штаба. Молодой офицер высокомерно посмотрел на нас:

— Что вам угодно?

Оказалось, что Бойчо может не только командовать батальоном, но и вести дипломатические переговоры.

— К вам прибыл командир партизанской бригады «Чавдар». Отведите нас к начальнику штаба.

— Господин полковник занят…

— Занят? — Рука Бойчо машинально стала расстегивать кобуру. — А может, все-таки для нас у него время найдется?

Через мгновение адъютант распахнул дверь, и мы с Бойчо без приглашения вошли вслед за ним.

Начальник штаба встретил нас стоя. Он небрежно протянул руку и представился.

— Именем народной власти предлагаем вам вывести все войска без оружия на площадь. На митинг. Будет говорить командир бригады.

— Вам бы, господа, следовало знать, что в армии все делается по приказу. Я не получал никаких распоряжений от своего начальства на этот счет…

— А вам известно, что теперь уже новая власть?

— Да, господа…

— Я беру всю ответственность на себя за ваши действия. А вам лично нечего бояться. Мы наказываем только преступников.

— Я ничего не сделал плохого. Я только добросовестно выполнял приказы командования и…

— Считайте, что это тоже приказ!

— Я не одобрял некоторых действий…

— В таком случае распорядитесь, чтобы все собрались на митинг.

Когда мы вышли на площадь, то увидели, что солдаты и партизаны братаются. Быстро образовали солдатский комитет, составили список офицеров, подлежащих аресту, и офицеров, которых следовало привлечь на нашу сторону.

Когда мы уезжали, нас провожало мощное «ура».

В тот же вечер я встретился с Янко. Он возглавил штаб народной милиции, который разместили в отеле «Славянская беседа». Мы обнялись. Потом он пододвинул мне стул:

— Садись!

Информация Янко была краткой. Народная власть утвердилась по всей стране. Однако не исключено, что контрреволюционное офицерство предпримет какие-нибудь авантюристические шаги. Поэтому сейчас нам необходимо было соблюдать бдительность. Бригада наша отводилась в резерв, ей надлежало в полном составе сосредоточиться в Новоселцах и ожидать там дальнейших указаний.

— Одна из главных задач — набор добровольцев. Нам предстоит не «символическая», а реальная война с фашистской Германией. Ясно?

Уже у двери Янко положил мне руку на плечо и спросил:

— Со своими виделся?

— Только с женой. Совсем немного…

— Скоро сможешь больше видеться.

— Да, но я…

— Что?

— Хочу на фронт.

Он улыбнулся:

— Ты же знаешь. Мы пойдем туда…

— Куда нас направят!

12 сентября я был в Пирдопе, где находился батальон Свилена. Встретился с Тодором Дачевым, Веселином Андреевым, со Свиленом и еще со многими старыми товарищами. Это была наша первая встреча после 9 сентября. Я передал им указания Янко, и вскоре, оставив одну чету, батальон направился к Новоселцам.

15 сентября бригада получила приказ идти в Софию. Перед крайними домами Подуяне колонна остановилась. Тысячи людей вышли встречать нас. Уходили мы отсюда втроем, а возвратились бригадой!

Я смотрел на знакомые улицы и не узнавал их. Осень позолотила деревья. Над домами развевались красные знамена.

Наш путь лежал мимо здания советского представительства. Около него мы остановились и троекратным «ура» приветствовали посланцев Советской страны.

Площадь перед Народным театром превратилась в волнующееся человеческое море. И снова командиру пришлось говорить о жертвах фашизма, о мужестве наших людей.

— Есть такая поговорка — не лезь на рожон. Эта «мудрость» трусов опровергнута самой жизнью. Нужно лезть на рожон, даже если путь твой лежит через ужасы и страдания, даже если против тебя вооруженный до зубов враг.

В те страшные и героические дни в народе родилась новая поговорка: не лезь на народ. Кто пойдет против народа, тот навсегда будет вышвырнут из истории!

Ко мне подошла Лена. На руках она держала нашу дочь — в белом платьице, с красным бантом на голове, в белых туфельках и чулках.

Я протянул руки, чтобы обнять ее, а она отпрянула, обвив ручонками шею матери. Она опять не узнала меня. С тех пор как мы с нею виделись, прошел не один месяц.

Встретить нас пришел и Янко, худой, радостный и озабоченный.

Через несколько дней нам сообщили: из бригады формируются две дружины, которые вольются в первый и шестой пехотные полки. В ближайшее время нам предстоит отправиться на фронт. В эти же дни мне присвоили звание полковника.

Стефан Халачев, который во главе своей бригады еще в первые дни свободы прибыл в Софию, получил звание подполковника и был назначен помощником командира первой дивизии. А какое назначение получу я? Мне, конечно, хотелось бы со своими товарищами вместе воевать против немцев. Это было самой большой мечтой всех нас. И вдруг…

— Принято решение назначить тебя начальником областного управления милиции. Ты остаешься в Софии.

— Не согласен!

Первый раз в жизни я сказал «не согласен», когда партия поручала мне что-то. Янко улыбнулся:

— Все так говорят. Все хотят на фронт. А тут пусть остаются одни женщины и… фашисты?

Голос Янко вдруг стал суровым:

— Это приказ, который надо выполнять. Ты знаешь, сколько сейчас дел у начальника милиции? А сколько еще нам предстоит сделать, о чем мы никогда даже не думали? Подбери из наших парней на должность околийского начальника милиции. И всем быть в форме.

Как, мы должны облачиться в полицейскую форму, с аксельбантами и прочей мишурой?

Лицо Янко постепенно просветлело:

— Ты же понимаешь — так надо.

— Понимаю.

Действительно, так было надо. Создавать новое, наше государство. Воевать с трудностями, которые ни в чем не уступали тяжелым сражениям в горах.

20 сентября первая и вторая партизанские бригады «Чавдар» влились в первый и шестой пехотные полки как отдельные гвардейские дружины и вместе со всей дивизией отбыли на фронт.

Мне хотелось быть с ними, а я стоял в стороне и провожал их. Их провожали тысячи людей — матери и отцы, жены и дети, друзья и товарищи, и грусть расставания сменилась чувством восторга и преклонения перед теми, кто уходил выполнять свой величайший долг перед родиной — долг солдата.

Военная музыка, четкий солдатский шаг.

Дивизия шла на бой!

Гремело солдатское «ура», женщины украдкой утирали слезы, дети размахивали маленькими красными флажками.

Дивизия шла на бой.

Шеренгами проходил солдатский строй по запруженным людьми улицам.

Дивизия шла на бой!

Полки и дивизии уходили на фронт. Народ-воин с винтовкой в руке вставал на защиту своей свободы, своего счастья!