Время созидать

Напор резко усилился, стены под руками разошлись вширь, пропали, и вода с ревом бросила Арона на каменистое дно. Сверху и справа, из провала, сочился неуверенный утренний свет.

Арон выполз на берег, сбивая колени, лег на спину. Радоваться спасению не было сил.

20

– Ты когда-нибудь стреляла из этого?

Саадар выложил на стол сверток из мягкой кожи, откинул край: в слабом свете свечи блеснул металл.

Два длинных кинжала и два пистолета. Тильда взяла один, примеривая к руке – тяжелый, рукоятка отполирована множеством касаний.

Серьезность происходящего была такой же тяжелой, как оружие в руке. И стало на миг страшно – но всего лишь на миг.

Не колеблясь, Тильда ответила:

– Да.

Саадар смотрел ей в глаза, и сейчас Тильда очень ясно осознала, что он – солдат. Он искал в ней страх, сомнения, неуверенность – ведь испугайся она от неожиданности, промедли – и дело может обернуться очень, очень скверно на темных улицах ночного Сорфадоса.

Справишься? – спрашивал он молча.

Справлюсь.

– Тильда. – Саадар накрыл ее руку своей. – Это опасно. Я сам его найду, тебе вовсе не…

– Обязательно. Обязательно! – Тильда шептала, хотя хотела кричать.

– Хорошо, хорошо, – забормотал Саадар. – Тебя ведь разве отговоришь!

Тильда только кивнула.

Удержать сына в доме было невозможно, да Тильда и не пыталась. Но Арона не было и утром, когда он ушел на занятия с Гидеоном, и днем, когда он обычно прибегал за обедом. Тильда не обеспокоилась – Гидеон мог надолго засадить сына за хардийскую грамматику. Арон обещал, что вернется, как только часы на ратуше пробьют семь и начнет темнеть – и его все еще не было, хотя уже стали зажигать фонари!

И тогда она пошла к Гидеону, чтобы узнать от старика, что Арон даже не удосужился появиться на уроке!

Рука, сжавшая сердце, стала железной латной перчаткой, когда часы Дома собраний отбили десять вечера – время по всем понятиям позднее. Как добралась до дома, она не помнила – но торопилась изо всех сил, может быть, Арон уже пришел, и она зря так распереживалась?..

Но две комнатки, которые они снимали в доме на нир-Тинно, были тихи и пусты. Тильда всех соседей спрашивала – никто не видел сына с самого утра!

– Да чего ты как курица с оторванной головой мечешься, – усмехнулась хозяйка дома, – вернется, мальчишки!

Мальчишки!.. Этот мальчишка умеет найти приключения на свою рыжую голову даже там, где никаких приключений и быть не может! Картины, одна другой страшнее, вставали перед глазами. Вот его тащат по Утробе в темный вонючий тупик, вот он ввязывается в драку, и его бьют – сколько раз ему это сходило с рук! А если его схватят и увезут куда-нибудь на юг, где – несомненно – продадут в рабство?

Тильду трясло. Саадар, к счастью, вернулся, едва затих часовой колокол, отбивший четверть первого часа, а узнав, в чем дело, сказал ей: «Жди». Вернулся он уже с оружием.

– Пойдем. – Он поднялся со стула.

Во дворе, у коновязи, стояли две лошади. Саадар кинул мелкую монетку пареньку, что сторожил их, и начал отвязывать поводья.

– Ты же не думала, что мы будем бродить по улицам пешком, – ответил просто на молчаливый вопрос.

– Как?.. Где?..

– Где достал, там уже и нет.

– Надеюсь, ты не как зингаро и лошадей все-таки не крал.

– Позаимствовал. Давай помогу, тут седло, гм, мужское…

Тильда не стала делать вид, что ей легко забраться в седло – все-таки верхом она ездила совсем еще девушкой.

– Ты и с лошадьми умеешь? – спросила Тильда, когда он подсаживал ее.

– Да я раньше верхом ездить научился, чем ходить!

Стылая темнота города голодно заглотила их. С заряженным пистолетом за поясом Тильда казалась самой себе героиней из авантюрной истории – глупо и пошло.

Жеребец под ней слегка нервничал, пытался свернуть на сторону, интересуясь всем подряд, что попадалось по дороге – горшками с геранью, кустами – и вовсе не интересуясь дорогой. Тильда гладила его по сильной шее, успокаивая, а сзади с фонарем в руке ехал Саадар.

Где-то вдалеке гром сыпался на крыши, что-то срывалось, грохотало. Будет шторм.

Все мысли перебивал страх. Он прятался в подворотнях, скалился из-за углов, из-за постаментов статуй на площадях. Каждой тенью бросался на нее, метя в горло.

– Он сбежал, – наконец Тильда смогла разлепить прочно сомкнутые губы. – Всегда хотел!

– Ты подожди говорить, пока не узнали.

Навстречу им попался какой-то пьяница, потом мимо проехали ломовые дроги, но в такую ночь все спешили укрыться за крепкими дверьми, у теплых очагов. Темнота поглощала здания и людей, и редкие фонари только сгущали ее вокруг себя.

От сырого ветра с океана не спасала даже плотная куртка.

Но в порту даже в этот час было людно. Шла разгрузка барж, от чадящих факелов, чей огонь срывал ветер, слезились глаза. Разве найдешь мальчика среди всей этой толкучки?

– Арон на самые большие суда наняться попытается, – рассудил Саадар. – Поспрашиваем.

Но никто рыжего мальчишку не видел. Тильда показывала всем, кто попадался на пути, свой рисунок, и даже монетки не заставили этих людей сказать хоть что-то полезное – либо не видел никто, либо видели сразу несколько человек, и в разных местах одновременно. На расспросы отвечали неохотно, через губу, давая понять, что заняты делом, даже если дело это заключалось в том, чтобы дотащить себя до ближайшего кабака.

Небо снова треснуло раскатами грома. Ветер свистел в мачтах, страшно выл – в такой суматохе, когда все бегали и никто ничего не мог толком сказать, делать в порту было нечего.

Разумнее было бы прийти днем – но где ее разумность, когда дело касается Арона? Впрочем, в такую погоду ни один капитан не выйдет в море – хотя бы это давало слабую надежду…

– Его вообще может не быть в порту, – заключил Саадар.

Тильда кивнула. Арон мог быть в каком-то другом месте и жив. Но где же, где?

– Может быть, он в Утробе, – сказала тихо. Саадар согласился, ударил своего коня пятками в бока – вперед!

Утроба ничем не отличалась от даррейского Застенья. Только в Сорфадосе трущобы пытались сносить, сжигали, людей выгоняли из хлипких жилищ – но все равно эти домишки росли, как опята на гнилом пне.

Узкие вонючие улочки казались пустыми, но чужие алчущие взгляды липли к спине дорожной грязью.

– У меня там один знакомец, – пояснил по дороге Саадар. – За ним должок, а всех местных и дела все он знает. Он – наши уши в Утробе.

Приятель нашелся в сомнительного вида кабаке. Саадар выволок высокого и жилистого мужчину за шкирку на улицу, пьяного, веселого, но тот мгновенно протрезвел, стоило увидеть лицо Саадара в свете фонаря.

– Эй! – довольно слабо возмутился он. – Давно не виделись…

– Видел вот этого паренька? – Без лишних разговоров Саадар ткнул ему чуть ли не в нос рисунок, поднес фонарь поближе, чтобы видно было. – Рыжий такой. Высокий. Лет двенадцать.

– Да откуда ж мне знать?! – Длинный добавил что-то неразборчивое. Потом осклабился: – Смазливая мордашка. Таких вот у Грязного Тоби жалуют. Там и ищи! – захохотал пьяно.

Саадар сунул ему под нос кулак.

– Понюхай, а потом подумай и скажи, дружочек, – неожиданно ласковый тон звучал угрожающе. – И вспомни заодно, как я твою тощую задницу прикрыл. Помнишь?

Человек помотал головой, пожевал губами, словно пробуя свои слова на вкус, потом выплюнул их с явным нежеланием говорить хоть что-то:

– Не видал такого! Если бы попался к кому из наших, я бы знал.

Саадар выпустил его, и мужчина поскорее отскочил подальше.

– Если ты, гнида, соврал… Может, пока ты тут надираешься, мальчишку уже в жертву приносят!

Тильда вздрогнула, едва удержалась, чтобы не закричать на этого человека.

Посыпались заверения в правдивости сведений. А Тильда с ужасом и отчаянием осознавала, что в этой клоаке, в этой дыре любому человеку затеряться ничего не стоит. Как бы ни утверждал Саадар, что знает эти места – он был не местным, он был олицетворением власти – и его здесь ненавидели.