Время созидать

Сил на объяснения у Тильды совсем не осталось.

– Все… это ненадолго, – только и смогла она выдавить, глядя на сына. Сделала знак Мэй – пусть уведет его, пусть даст ему теплого молока с медом, которое он так любит…

– Будет позволено мне немного побыть на воздухе? – спросила Тильда молодого солдата, стоящего у двери.

Тот, посомневавшись, кивнул, предупредив, что с крыльца сходить нельзя.

Поднимался ветер. Земля тяжело вздохнула – и по вершинам деревьев прошлась серебристая зыбь, а вдалеке по крышам столицы загремело ржавое железо грома. Он быстро набирал силу, и аспидно-синее небо налилось влагой до краев, и вот уже первые крупные капли упали на каменные плиты крыльца, а за ними – еще и еще.

Тильда застыла на верхней ступени лестницы, не в силах и пошевельнуться. Подставила лицо жестким ладоням ветра и дождя, запрокинув голову к небу. Пропитанная кровью, потом и пылью одежда облепила тело, сковала движения мокрыми ледяными кандалами.

От усталости едва можно было пошевелиться, саднили ушибы и порезы, но голова работала удивительно ясно, и мысли ее были на площади Семи Ветров. Всех ли вытащили из-под завалов? Сколько человек пострадало? Насколько силен ущерб?.. Как скоро можно начать заново?..

Она не могла не думать об этом – привыкла. Лишь бы не о том, что арест никак не связан с обрушением.

Тильда помнила дату на постановлении, которое показывал ей «серый» – два дня назад. Люди из ведомства господина Нарро перероют все бумаги, но найдут, в чем обвинить… Не будет пощады. Еще и брата в это вмешают.

И тогда ей придется надеть венок из чертополоха и – конец, вот он, так близко, так ужасающе близко, и меч в руках Маллара Воздающего, что будет занесен, и пустое небо, и вкус меда на губах. Казнь. Или ссылка. Нет у нее ни друзей, ни влиятельных покровителей, и хорошо бы, если бы молва не врала – будь она ведьмой, смогла бы что-то придумать, добиться справедливости.

Дать взятку? Нечем. Бежать и скрываться?..

Ни один путь не казался надежным и правильным. А надеяться она могла только на себя.

И Арон. Что с ним будет?.. Тильда содрогнулась, закрыла лицо ладонями. Было так холодно, невыносимо холодно… И что-то липкое, злое тянулось к ней, стараясь утащить в пучину горя и страха.

И вдруг – чьи-то руки резко встряхнули ее, и реальность вернулась.

Тильда подняла голову и увидела лицо Саадара, обеспокоенное, но решительное. В глаза бросилось отчего-то, что на гладко выбритом подбородке у него ямочка – будто кто-то прижал палец.

Так Ретта отмечает своих любимчиков.

Саадар кашлянул и глухо произнес:

– Госпожа Элберт, идем-ка в дом. Смотри-ка, совсем промокла, одежду сменить бы.

Он очень осторожно, но уверенно взял ее под руку и потянул к двери. Ладонь у него была горячая и твердая.

– Погибли люди, – отстраненно, не своим голосом, произнесла Тильда.

– Но ты-то жива.

– Жива. – Тильда медленно высвободила ладонь из его руки. – Видимо, теперь ненадолго.

– Руки-ноги целы, голова цела, так чего еще? Тем ты уже не поможешь, а вот сынишке ты нужна, – рассудил он со спокойствием солдата, и Тильда вспомнила, что ему не раз приходилось видеть смерть. Горевал ли он по погибшим друзьям? Приносил ли жертвы своим богам, чтобы дороги мертвых были легки?..

Ноги подвели, став как у тряпочной куклы: резкая боль впилась в колено, ее корни тянулись вверх, к сердцу, она вгрызлась в спину, как собака в кость, скребла когтями…

Слабо охнув, Тильда осела на каменные ступени.

– Ну-ка, госпожа, подымайся, не добро – на камнях сидеть, – голос Саадара пробился сквозь снова накрывшую ее пелену темноты.

– Прошу, уйди, – безразлично сказала Тильда.

– Ну уж нет! – выпалил Саадар. – Если не встанешь, госпожа, мне придется тебя на руках в дом отнести!.. – И осекся.

Тильда медленно подняла голову.

Дождь почти прекратился. Сверкнуло где-то высоко солнце, скользнуло по мокрым растрепанным кронам, последними ласковыми лучами пригладило листья и травы. Свежо и остро запахло цветами.

Но на террасе стало темно, как в сумерках. Чья-то тень перечеркнула светлые плиты пола. Невысокий человек поднимался по ступеням, и все вокруг меркло, тускнело, покрывалось пылью, трещинами и плесенью. Тильда поморгала. Зыбятся листья под легким ветерком, свистят высоко в небе стрижи, солнечные блики переплетаются на усыпанной песком дорожке. Синебрюхие тучи отползают к морю.

Человек подошел ближе, и Тильда увидела, что это – женщина, одетая по форме «серых», с оружием на поясе. Она протянула бумагу с печатью Судейского ведомства.

– Госпожа Элберт, вот предписание. – У нее был низкий грудной голос, удивительно глубокий, бархатистый, не вяжущийся со всем строгим обликом. – Прошу вас проводить меня в дом, я хочу осмотреть бумаги, касающиеся храма Многоликого.

Ее голубые глаза смотрели бесстрастно, а лицо с твердым подбородком скорее походило на лицо мраморной статуи.

– Разумеется. – Тильда кивнула дознавательнице. Приглашение, конечно же, было ненужной формальностью.

Ей пришлось опереться на руку Саадара, чтобы встать. Он стоял напряженно, и весь был как сухое дерево, скрученное горячими ветрами в тугой жгут.

Тильда проводила «серую» в кабинет, позволила ей копаться в документах, перекладывать с места на место книги и макеты, трогать чертежи и рисунки, рассматривать, вынюхивать. Чужие руки прикасались к тому, что было ее душой и сердцем. Невыносимо стало на это смотреть, и она ушла, не в силах оставаться рядом с дознавателем. Переоделась в сухое платье и долго сидела перед зеркалом, не видя в нем собственного отражения.

Пришел Эрин с подносом еды. Он взялся осмотреть ее ушибы, синяки и ссадины вместо отца Терка, и осматривал так спокойно, уверенно, без суеты и спешки, осторожно накладывая мази и повязки, что Тильда стала успокаиваться – если это вообще было возможно.

– Вам повезло, госпожа. Многоликий хранит вас, не иначе. – Эрин закончил и стал складывать в ящик комода порошки и мази. – Иной на вашем месте не отделался бы просто ушибами и синяками.

– Все к лучшему в этом мире, – с горечью ответила Тильда.

– На все воля Знающего, – мягко произнес старый слуга, и обычная фраза вдруг хлестнула, но боль вспыхнула лишь на миг.

Все повторялось, словно по кругу, и змея поедала свой хвост.

– Как жаль, что ты тоже попал в этот переплет… Лучше бы я тебя отпустила.

– Куда мне идти, госпожа? – горестно вздохнул он. – Вот уже сорок три года служу, и отцу вашему, и вам, своего-то ничего не нажил. Всяко бывало. Ветер-то крепчает, так моряки говорят, а?

На миг его рука коснулась ее ладоней.

Ветер крепчает. Как выстоять против него, как спастись? Как укрыть от него тех, кого любишь, то, что дорого?..

Ветер крепчает. А она всего лишь утлое суденышко, вышедшее в море против шквала. Но разве не бывает так, что рыбачья лодка возвращается невредимой к берегу, а быстрая каравелла с большой командой идет ко дну?..

– Любите море?

Этим вопросом ее встретила дознавательница, и Тильда остановилась на пороге собственного кабинета – полностью разгромленного. Женщина смотрела на нее не отрываясь, потом сделала кому-то едва заметный знак, и из темноты выступил мужчина, по одежде которого было видно, что он ниже чином. Секретарь.

– Простите?

– Картины, госпожа Элберт, как я заметила, изображают море.

Она ткнула пальцем в ту, что висела над камином – подарок мастера Тиама.

Это был океан, беснующийся за волнорезами. Маяк на скале и город за ним. И стройная фигурка мальчика-подростка, балансирующего на ветхой опоре причала. Тиаму позировал ее брат… Он стоял, раскинув в стороны худые руки, вглядываясь в горизонт, а рядом парили чайки.

– Это мой родной город. – Тильда сглотнула. – Ларт.

– Что находится в провинции Файосс, – женщина из Судейского ведомства не спрашивала, а утверждала. – Будьте любезны, сядьте.