Неждана

— Горяч хан Кайдухим, на расправу скор, — наконец, ответил. — Рассвирепел он сразу. Срубил родному сыну голову при всех, чтоб не смел никто обращаться с такими просьбами…

Ох, и тяжела судьба у Коркутхана, и двадцати пяти годков, чай, не пожил. От руки отца родного смерть принял…

— Тут же отослал Кайдухим гонцов с шелковым мешком, хотел потом уж воротить, да самых лихих наездников отправил — не угнаться уж за ними было, — еще немного подробностей посол степной добавил.

Замолчал, не знает уж что еще сказать, чтоб получить то, за чем прибыл.

Долго ходил Прозор взад-вперед, мерил горницу шагами.

— Отдадим мы вам голову Коркутхана, — наконец, сказал. — Место, где захоронили, укажем, лопаты получите, копать уж сами будете… Коли нельзя все, как есть, оставить.

Поклонился гость степной. Тут же на колени перед Прозором упал, пол в терему целовал да «Благодарствуем!» раз двадцать выкрикнул.

Встал уж потом.

Подумал Прозор, что закончен на том разговор тяжелый, а лисий посол все не уходит, еще что-то сказать хочет, с ноги на ногу переминается.

— Изменило горе хана нашего Кайдухима, разбито сердце его на тысячи осколков, — снова степняк поклонился зачем-то. — В первый раз слезы текли по лицу великого хана…

— Еще раз выражаем наше глубокое сожаление, скорбим об утрате сына, — Прозор уж тоже голову седую склонил в знак почтения.

— В память о Коркутхане, безутешный отец хан Кайдухим готов исполнить клятву сына своего — тяжело вздохнул посол от степных шатров. — Грамоту мы привезли о мирном договоре. Подписал ее Кайдухим пять дней назад, велел князю вручить с поклоном.

Прозор не поверил своим ушам. Мирна грамота с Кайдухимом? Не будет набегов на наши земли по весне? Не будет войны неравной?

Тут как раз князь в покои вошел. Глянул вопросительно на гостя в восточном халате, потом на Прозора взгляд перевел.

— Попрошу повторить самому князю Ваше предложение, — пораженный такими новостями Прозор нашел в себе силы вымолвить.

Упал степной посол сызнова на пол, когда понял, что князь Владивой уж перед ним стоит.

Скоро уж ту грамоту в покои внесли, писаря из башни кликали тот, все точно перевел, что в пергаменте писано было. Настояща мирна грамота, без подвохов каких.

— Прозорушка, да как же ты того добился? — вечером уж спросил князь, когда остались они один на один.

— То не я, — честно ответил Прозор.

— Да, кто же? — изумился князь.

— Некого уж за то награждать, — мрачно склонил Прозор голову. — Славка с Коркутхана клятву взяла не палить огнем Землю Русскую… Да, поди, уж нет девки в живых.

— Олегу с Игорем не говори, — враз и князь помрачнел. — И Рогнеде тоже.

Молча кивнул Прозор и плеснул горькой настойки по чарками. Выпили с князем за Славку, не чокаясь

Глава 67.В Медовары! или Резной конек

Пока до Кузовков с хутора дошла, встретила Нежданка всего троих людей — бабу какую-то навеселе да двух мальчишек-подростков. Уж как они зенки таращили на девку в голубой бархатной шубе… Баба вроде даже протрезвела малехо.

Поняла Нежданка, что никуды так не доберется в обличие цвелизованном. Задрогнет в бархате посреди русской зимы, али ограбить кто решится, али еще что… Мужики да парни точно таку красу не пропустят.

Первым делом пошла одежу себе крестьянскую добывать. Вспомнила уж, когда летом в Кузовках со скоморохами стояли, она костюм Пересмяка в починку носила. Девка молодая лихо с той работой справилась. Да, вся изба у нее чужими платьями была завешана — скоро и ладно шила девчонка, ловко иглой махала. Чай, уж получится, от чем договориться.

Нашла нужное крылечко Нежданка не сразу, без помощи не справилась. Любая деревня зимой не так, как летом, выглядит. Да, уж спросила у колодца, и показали бабы местные. Сами варежки раззявили — на пташку залетную подивилися.

Девку Потворой кликали. Договорилась уж с ней Нежданка, что оставит бархатно платье да шубу взамен тулупа овчинного, пухового платка и рукавичек, теплой рубахи да штанов. Уж вроде сладили меж собой, да тут мать Потворы явилась, начала свое гнуть.

— Плати, — говорит, — деньгой али белкой. Почто нам твои обноски? Куды их девать, даже если на лоскуты порезать? Никому такая одежа бархатна в деревне не нужна.

Да, чем же платить? Сказками уж точно тут не отговоришься за зимний тулуп.

«Матушка Макошь, помоги!» — беззвучно шепчет Нежданка, руки к сердцу прижала. Да, тут же и нащупала на шнурочке кривенький гвоздок, что княжичи малые ковали да няньке любимой подарили. А на гвоздике три бусины драгоценных из ларца Прелесты. Совсем уж Нежданка о них и думать забыла, носила на шее украшение на память о добрых людях.

Одарила тогда ее дочка лекаря за то, что заговор в терему Славка помогла раскрыть, на чисту воду Зимаву вывела. Не пошла Прелеста замуж за Белояра, как было уговорено, — жизнь себе не испортила.

Дорогие ли те бусины, можно ли на них тулуп купить? Не знала Славка, да решила сначала поторговаться. Раньше бы она все три сразу отдала, а сейчас уж повзрослела, поняла, что путь впереди длинный, мало ли где еще платить придется, беречь надо свои сокровища.

Ушла в темный уголок, сняла гвоздок с шейки, бусины на ладошке покатала, да и выбрала одну для расчета.

Мамке Потворы за одежу зимнюю предложила. Увидала уж, как у той сразу глаза загорелися.

— Адамантом платить готова? — баба завопила. — Не будеть у меня сдачи с такого богатства!

Нежданка плечами пожала.

— Мне много не надо, — вслух сказала. — Немножко бы мелких монеток али белок, чтобы по дороге платить за постой.

— Бархатны наряды оставишь? — строго баба спросила.

Вона как, уж и наряды ей понадобилися. Только что говорила, что некуды девать такую одежу бесполезную.

— Оставлю, — улыбнулась девчонка. — С собой не потащу.

Баба уж в улыбке от уха до уха расплылась. Поняла Нежданка, что выгодная очень сделка, да не в ее пользу.

— За платье котомку попрошу с пирогами на три дня да яблочек, — подбородок вверх задрала для важности.

Засмеялась баба да в подпол за яблоками полезла.

Нарядила Потвора Нежданку так ладно, тепло, всю одежу по размеру подобрала, тайком от мамки к пуховому платку еще шапчонку мехову добавила — из зайца что ли.

Вышла Нежданка из Кузовков совсем другим человеком. Через три дня пути была уж она в Медоварах.

Всю науку Надейкину хорошо помнила — как сани выбирать, к кому подсаживаться можно, как на тулупы смотреть — мехом внутрь али наружу вывернуты. Так левобережных от правобережных и различала. Шкурками беличьими платила, яблоки да пироги из котомки жевала — так уж и добралась.

Соскочила с чужих саней на самой окраине Медоваров. Большая то деревня была, да вовсю дальше строилась. Стучали топоры мастеровые — справа две избы ставили, да и в конце деревни строительство какое шло, пилы оттудова визжали.

Захотела Нежданка пешком пройтись да осмотреться.

Мальчишки средненьки — не больши, не маленьки — с санками на горки шли. Решила у них спросить, где тетка Любава живет. Шли мальцы из деревни, уж обратно, поди, не поворотят, коли кататься на санках наладились. А, значит, и весть по Медоварам о чужой девке сразу не разнесут.

Не хотела Нежданка, чтоб раньше времени о ней узнали. Надеялась, что успокоится, да как сама готова будет, так в заветну калитку и постучит. Чай, сердечко в груди шибко трепыхается, на мороз выскочить норовит от волнения.

Спросила она у баб в Кузовках неосмотрительно, где платья шьют, так потом полдеревни в нее пальцами тыкали — до дома Потворы провожали да через два часа взглядами любопытными из деревни и выпроваживали.

Быстро Нежданка училась на своих ошибках, так что, теперь правильно выбрала, у кого спрашивать. Куды ни ступи — везде закавыки какие, везде думать надобно.

Три легких дня она сюды добиралася. Али — на три долгих да трудных года тот путь растянулся… Тут уж как посмотреть.