Неждана

Дымом костра от Коркута тянет, травами степными да лошадьми — ни в одной русской бане тот дух не смыть, никаким мочалом не оттереть со смуглой кожи. Мылом с ромашкой не перебить горького запаха полыни, чабреца да степного шалфея.

Задумалась Нежданка, не заметила, как все притихли. Поднялся со своего места князь Владивой, гостям поклонился, хлеб с солью преломил в знак гостеприимства, кубок поднял за то, чтоб праздник удался, да тут как началось…

Заиграли гусли напевно, мед хмельной из ковшей рекой потек, поплыли по той реке гуси-лебеди запеченные. Столы от прочих яств ломились — были тут и поросята молочные, и стерлядь заливная, и пироги с начинками разными. Икру осетровую, белужью, севрюжью с лучком да маслицем подносили с такой скоростью, что чашники чуть сапоги на бегу не стерли. Разливали супы наваристые, а за ними жаркое из вепря уж несут. Капуста квашенная, грибочки соленые, огурчики малосольные — то между делом похрустеть. А потом полетели петухи с имбирем да утки с шафраном, а за ними и раков поднесли. Кулебяки и курники, пироги да оладьи — у девчонки глаза разбегались, все хотелось попробовать. Маковые кренделя, яблочки печеные, калачи с изюмом да орехами — то княжичам подали, и Нежданке перепало. Запивали медами хмельными, а нянькам с детьми квас поставили.

А потом уж скоморохи званные в садик ввалились — в бубны да барабан застучали, на трещотках заиграли, в погудки дули, частушки кричали. В присядку плясали, да вместе с медведем, что в ярку жилетку наряжен был. Дозволили кривлякам все, чтоб веселее стало, окромя свисту и некоторых частушек, разумеется.

Смотрела в этот раз Нежданка на Шульгу, как уж он старается — выше всех коленца кидает, первым частушки запевает, на руках туда и обратно прошел, а потом и вовсе через голову прыгнул, земли не коснувшись. Знала она для кого те выкрутасы — все, чтоб Морица-мокрица, девка взбалмошная и жестокая, его заметила. Вон он уж и барабан с Урюпы стянул, а тот и рад с такой обузой расстаться.

Да, как она не слышит, что Шульга ей о любви своей на весь Град в барабаний бок стучит?

Все б сказали, что княжна да скоморох — друг другу не пара. И Нежданка бы согласилась, потому как жаль ей было такого парня ладного да славного, доброго богатыря Шульгу той Морице-мокрице, Змеюке Горыновне, на растерзание отдавать. То, и хорошо, что не пара, — целее паренек останется.

Любовь коварна бывает, не выбирает простых и прямых путей, такие загогулины, бывает, выкручивает, такие преграды ставит, что не пройти — не проехать. Ох, даже с разбега Шульге не перескочить ту широкую пропасть, что их с Морицей разделяет, как ни стучи в барабан, от него, чай, не оттолкнешься, чтоб с Суровинки из худой избы да на высоту терема взлететь.

Вот он уж тут Шульга — в Град прорвался, а Морица с Белояром шушукается, да Олега учит, как косточками от сливы в гостей пулять. Учила, пока Рогнеда сливы не убрала — на другой край стола велела переставить.

А Коркут почти не ест — не по вкусу ему что ли еда наша? Вон уж баранины ему поднесли, да не только ему — пошла очередная смена блюд.

Как скоморохи первый раз отплясали, перерыв сделали — так начали гости подниматься, чарки к князю тянуть, Белояра поздравлять, подарки дарить жениху к свадебке.

Соболей северная родня навезла да шишек кедровых, с востока — ткани узорчатые сундуками сгружали. С запада — серебряную посуду да книг тяжелых на греческом и латыни. Зимава сразу распорядилась книги в амбар снести — бочки с медом удобно подпирать, чтоб не укатилися.

А с южных земель самый чудной подарок прибыл — цельну телегу завезли царь-ягоды. Никто этаких чудес в терему не видал доселе, даже Морица в Цвельных краях не встречала. Были те ягоды светло-зеленые в темно-зеленую полоску, али наоборот, — темно-зеленые в светло-зеленую полосу — о том уж сразу заспорили, об заклад Влесослав с Неклюдом побилися.

А размером те ягодки с огромную башку, — к примеру, как у Колобуда — главного виночерпия, а то — и поболее. Разрезали первую царь-ягоду — она алая внутри, что солнышко закатное. И семечки темные рядками лежат, да их сказали лузгать нельзя, выбрасывать надобно.

Князь уж давеча в гриднице такую царь-ягоду отведал с южной родней, смеется теперь из-под усов, наблюдает, как гости дивятся. Вроде как Белояру подарок приподнесли, но уж понятно, что столько царь-ягоды в одно лицо даже Белоярушка не осилит, до свадьбы не съест. Уж потому поделится он сейчас с гостями.

Начали те ягоды на куски ровные небольшие резать, да раздавать гостям на блюдцах расписных, чтобы всем досталось.

Олегу с Игорем первые кусочки принесли, уж они обрадовались — в ладоши хлопают, а есть боятся.

— Славка, а ты попробуй сначала, — хитро Олег предлагает. — А потом нам обскажи, на что похожа царь-ягода.

Славка теряется, по сторонам смотрит, а все уж тоже не нее уставились, ждут, отважится ли девка.

Нянька бы и готова кусочек отведать, уж чего только ей есть не доводилось на постоялых дворах, пока со скоморохами колесила, — то не страшно новое пробовать, страшно, когда брюхо от голода третий день урчит.

Да озирается она по сторонам, не знает, как поступить — не будешь же у мальцов их кусочки с блюдечек расписных брать. А как тогда попробовать? Вскочила уже, чтоб самой подойти туда, где чудову ягоду для всех нарезали, да тут…

Как из-под земли возник перед ней Коркутхан, снова жаром девчонку обдало, травами степными повеяло. Замерла на месте, глаз поднять не смеет. А он смеется, и на кинжале тонком уж протягивает ей кусочек лакомый. Вогнал кинжал в корку, перевернул держит, да не отпускает. Кабы то не оружие было у него в руках, уж Нежданка бы не растерялась, да забрала бы угощение. А до кинжала, степного острого, где в рукояти яркие адаманты сверкают, она ни за что не дотронется — страх такой, просто рядом стоять — уже огнем палит.

Все уж не нее смотрят, что делать девка будет — осмелится попробовать али сбежит. Да, ведь понимают, поди, что не царь-ягоды она боится, а сам Коркут ее пугает. Все уж вроде привыкли к нему, но так, чтобы есть из рук степняка, да с кинжала— на то не каждый бы из гостей решился.

— Славка, давай быстрее! — канючит Игорь.

— Пробуй! Пробуй! — хлопают в ладоши Белояр да его матушка.

Рожи у обоих красные, уже хмельные от медов. Поди, Морица подучила — эта сама не хлопает, просто сидит — происходящим наслаждается. Ножкой в бархатной туфле в такт качает — уж и не ждала таких забав на семейном скучном сборище.

— Пробуй, Славка, не бойся, — ласково улыбается княгиня Рогнеда, — вкусно очень.

Да, что, в конце концов, в том такого — возьмет и попробует. Уже с дальнего конца стола гости бегут посмотреть, что там вокруг няньки все столпились, на что дивятся.

Собралась, было, она уже тот кусок царь-ягоды надкусить, да Коркут так просто не дает. Арбузом по губам ей провел, а уж потом только Нежданка изловчилась да укусила краешек закатного солнца. Почему-то снегири на рябине вспомнились…

На самом деле вкусна царь-ягода, сладкая, сок медовый течет… Славка торопится, утирается, чтобы платье шелковое и платок с лебедями не запачкать. А Коркут снова голову запрокинул, клокочет-смеется в небеса. Вот прибила бы, когда он так делает — смотреть невыносимо, а почему — и не объяснить. Все в нем такое резкое, чужое, и за живое он цепляет каждой своей выходкой.

А степной дикарь тем временем сам тот кусок сладкий за ней откусил, больше, чем наполовину. Коснулись его губы там, где только что ее губы след оставили. Никто, может, и не заметил, а у Нежданки все внутри опять жаром обдало. Считай — как поцеловал ее при всех, да без спросу. Когда ж Коркут власть такую над ней взял? Да, кто ж ему позволил?

Бежала бы она без оглядки с того пира, да куда ж от малых денешься — крепко держат.

— Славка, ну, как? Тебе понравилось? — тянут уж за платок княжичи. — На что похоже?

— Очень вкусно, пробуйте, — заторопилась она им объяснять. — Мягче, чем яблоко, сахарно, как мед, а пахнет, мож, чуть огурцом, но очень вкусно. Ничего страшного.